Страница 5 из 22
– Вы, па… я не командую, но вы пойдете впереди… а мы – за вами, гуськом…
Старый Батист хорошо рассчитал. Не будь оригинальной мысли его сына, четверка вызвала бы на себя огонь взвода из той группы, которую только что сформировал офицер. Но теперь никто не отважится стрелять, будучи абсолютно уверенным в том, что заденет солдат, превращенных в весьма эффективные, хотя и несколько громоздкие щиты.
Молодежь Буа-Брюле покидала поле боя бегом, друг за дружкой, с отцом во главе; их нисколько не задерживал вес закинутых на спины ополченцев с болтающимися ногами и снаряжением.
Наконец, они живыми и здоровыми приблизились к церкви. Луи Риэлю хватило нескольких минут, чтобы организовать отступление. Оно проходило вдоль берега реки с невероятной быстротой, но в полнейшем порядке. Желая скрыть истинное направление отхода, Риэль время от времени устраивал имитацию организованной обороны. Впрочем, действия отступавших были такими смелыми и такими отчаянными, что генерал ничего подобного не ожидал.
Притом каменные дома выглядели настоящими крепостями, так что их приходилось брать по одному, тогда как деревянные строения вспыхивали разом, насыщая воздух клубами черного дыма, который скрывал движение метисов.
Свыше трех четвертей беглецов уже переправились через реку, когда Батист и его сыновья вышли со своими пленниками на площадь.
При виде серых курток, несколько взбудораженных метисов, взбешенных своей неудачей, хотели расправиться с ополченцами, а те, увидев, что оказались в руках людей, в которых они возбуждали кровожадность, уже видели себя разорванными на куски.
Но Батист встал между толпой и пленниками и сказал тоном, не терпящим возражения:
– Полноте, друзья, разве мы дикари, чтобы убивать пленников? Прежде всего: это мы их захватили!.. Они наши… а не чьи-либо, и я волен делать с ними всё, что мне вздумается. Не хочет ли кто опровергнуть меня?
– Да… да… ты прав, папаша Батист.
– Кроме того, эти люди помешали нам отойти в другой мир… Ну, да, может быть, не по своей воле… Не отрицаю, но в конце концов так получилось. И я, Батист, нахожу, что такая заслуга должна быть вознаграждена. Я хочу вернуть им свободу. Кого-нибудь из вас это беспокоит?..
– Нет!.. Нет!.. Делай по-своему, Батист.
– Вы слышите, господа солдаты? Все согласны? Итак, – продолжал полным достоинства голосом старый метис, – вы свободны! Ступайте к своим товарищам и расскажите им, как дикари поступают со своими врагами.
– А я, месье, – прервал его по-французски один из ополченцев, отдавая Батисту воинское приветствие, – я благодарю вас от имени моих товарищей и от себя лично.
– Вы – настоящий джентльмен!
– А теперь, друзья, – добавил бравый метис, обращаясь к окружающим, – нам не стоит обрастать здесь мхом. Продолжайте не торопясь спускаться вдоль берега реки. Я остаюсь здесь со своими парнями, буду прикрывать отступление. Мы покинем эту площадь последними!
Ополченцы, безмерно счастливые тем, что так дешево отделались, повернулись кругом и поспешили к своим товарищам. Те уже приближались, стреляя из карабинов.
Батист спокойно уселся на полуобгоревший брус, набил свою трубку и наклонился, чтобы поднять головешку. И тут раздался звук выстрела, более сухой и пронзительный, чем карабинные выстрелы, раздался в направлении, диаметрально противоположном телам ополченцев.
Буа-Брюле конвульсивно выпрямился, хрипло вскрикнул и стал постепенно склоняться вперед, пораженный вошедшей между лопаток пулей.
Сыновья в ту же секунду кинулись к нему и поддержали отца.
– Господи Иисусе!.. Боже ты мой!.. Мои бедные дети… Я мертв! – промолвил он затухающим голосом.
Глава 3
Молодые люди, бледные, съежившиеся, со стянутыми лицами, не говорили ни слова и даже не двигались, словно выстрел тоже поразил каждого из них прямо в сердце.
– Отнесите меня к церкви, – проговорил раненый. – И не ищите помощи… это бесполезно… Я умру и хочу, чтобы вы оставались со мной… до конца.
Ужасные рыдания сотрясали троих детей, когда они выполняли пожелание своего отца; искаженные черты его лица выдавали тяжесть его страданий.
– Отец!.. Надо бы всё же поглядеть, – всхлипнул Франсуа.
– Как хочешь, сынок…
Жак и Жан положили отца на землю, осторожно повернув его на бок, а Франсуа разрезал ножом куртку из оленьей шкуры, продырявленную маленьким круглым отверстием. Всего несколько капель крови выступило из раны, уже окаймленной зловещим бурым ореолом. Пуля весьма мелкого калибра рассекла позвоночник несколько наискось и пробила легкое. Началось внутреннее кровоизлияние. Процесс пошел очень быстро, потому что дыхание раненого становилось всё тяжелее.
Молодой человек уже немало повоевал и повидал достаточно ран; ему трудно было ошибиться со страшным диагнозом: отцу осталось жить не более четверти часа! Растерявшийся, обезумевший от мысли, что он видит, как умирает горячо любимый отец, Франсуа тяжело упал на колени и забормотал:
– Отец!.. Отец!.. Нет… Вы не умрете.
– Дорогие мои детки, послушайте меня, – прохрипел Батист, сохранявший удивительное присутствие духа. – Прислоните меня к стене… Хорошо! Отступите немножко, чтобы я всех вас увидел. Меня убил один из наших… Я слышал выстрел… Звук не похож на выстрел из боевого оружия… Это канадская винтовка… Дырка от пули – не крупнее стержня пера… Не так ли, Франсуа? У меня не было врагов, я никому не делал зла… Только один человек заинтересован в моей смерти… и это Туссен Лебёф… предатель, продавший нас… У Туссена хранится большая сумма принадлежащих мне денег… Десять тысяч долларов… Слышите?.. Пятьдесят тысяч франков во французской валюте… Я доверил их ему, чтобы он сохранил эти деньги как ваше наследство… Он хочет присвоить их… Боже мой! Как я ослабел! А мне еще так много вам надо сказать… Жан!.. Фляжку!
Старший из Буа-Брюле послушно открыл фляжку, наполовину заполненную водкой, и поднес ее к губам умирающего. Тот жадно пил большими глотками.
– Спасибо, старшенький… Мне стало лучше. Вы должны во что бы то ни стало найти Туссена и любыми средствами вернуть эти деньги… Слышите?.. Десять тысяч долларов… Это ваше состояние… Я его законно заработал на золотых россыпях Карибу. А врага своего я как настоящий христианин прощаю… Позже вы убедитесь, сможете ли душой и разумом простить того, кто продал своих братьев, кто сделал бесполезной пролитую кровь… Вы будете очень одиноки… изолированы жизнью… Поступайте всегда так, словно я нахожусь рядом с вами… Когда вас одолеют сомненья, говорите себе: «А что бы подумал отец… если бы был здесь?» Никогда не делайте другому то, чего не пожелали бы себе… и всегда оставайтесь… хорошими и честными французами… Передайте мой прощальный привет Луи Риэлю… скажите ему, чтобы не думал о капитуляции и никогда не отдавался в руки этих людей… Умирающий видит верно и далеко… Ваше дело проиграно… И ему, и тем, кто больше всего скомпрометировал себя, лучше бы уйти в Соединенные Штаты… Что же касается вас, возвращайтесь в горы Карибу, к своим родственникам… к Перро… братьям вашей умершей дорогой матери… скажите им… Ах, боже мой!.. Жизнь уходит… Прощайте, мои любимые… Я умираю достойным потомком француза… и настоящим христианином…
Он начертал рукой знак креста, потом волна крови заполнила ему рот, тело содрогнулось в страшной конвульсии, он застыл и умер, уставившись зрачками на крест церкви. Какой-то метис пытался под градом пуль вырвать у него из рук белое знамя.
В тот самый момент, когда Батист умирал на руках у своих сыновей, последние Буа-Брюле отчаянно сражались с солдатами в арьергардном бою, скорее напоминавшем бегство. Тем не менее каждый из них замедлял шаг, потом и вовсе останавливался, обнажая голову перед трупом ветерана борьбы за независимость метисов и обращаясь к его детям с парой грубоватых, но ласковых слов сочувствия.
На какой-то момент Жан, Жак и Франсуа, погрузившиеся в бездну боли, забыли обо всём перед остывающим трупом любимого отца…