Кто эта женщина?

Теперь он мог выжить без матери.

– Ты доставил девушку домой? – зачем-то спросила она, слегка растерявшись от его нового взгляда.

Это и так было очевидно. Антон не способен бросить попавшего в беду. Хотя его в тот год бросили все, кроме матери. Но Лариса скорее вырвала бы себе язык, чем позволила себе напомнить сыну, чем он ей обязан.

Медленно повернув голову, точно требовалось проникнуть в привычный мир через защитную пелену, Антон кивнул:

– Теперь я знаю, где она живет.

– Кира, правильно? У нее удивительные глаза.

– Она вообще удивительная.

«А вдруг это действительно – та самая девушка?» – вместо ревности, которую приписывают матерям, Лариса ощутила прилив ликования. Если нашлась единственная, способная заменить ее сыну мать, это же настоящее счастье! Наконец-то ее душа станет спокойна за сына, и не потребуется больше просыпаться каждую ночь, чтобы прокрасться к его комнате и вслушаться – спит ли? Все ли в порядке? Она перельет свое гигантское чувство ответственности в душу его жены и сможет вздохнуть спокойно. Может быть, даже заживет своей жизнью… Вот только что это такое – жизнь вне проблем и интересов сына – Лариса пока представить себе не могла.

– Что-то у нас пусто сегодня, – заметил он, окончательно вернувшись к реальности.

– Слава богу, – легко отозвалась Лариса. – А то я не справилась бы без тебя.

Антон покачал головой:

– Справилась бы… Ты с чем угодно справишься.

– Если ты так пытаешься подготовить меня к тому, что скоро я могу остаться одна, не старайся! К этому я давно готова. – Она улыбнулась, чтобы сын не заподозрил бравады на грани слез. Их ведь не было, даже в глубине души не созрели.

Присев за столик, он посмотрел на нее исподлобья:

– Мам?

– Что такое? Думаешь, я кривлю душой? Ничего подобного. Я люблю тебя. Понимаешь, что это значит? Я хочу, чтобы ты был счастлив. Все. И никаких условий… Ты голоден? Ужин давно готов, я сейчас принесу.

– Бабушка спит?

– Конечно. Посмотри на часы!

Скрывшись на кухне, Лариса беззвучно рассмеялась: «Смешной!» Кажется, он не до конца ей поверил. Фрейд со товарищи задурили головы целым поколениям, внушили всякие мерзости… А материнская любовь проста: отдать ребенку последний глоток кислорода. Лишь бы жил. Требовать отдачи – значит расписаться в ущербности своей любви. В ее корыстности. Лариса любила сына бескорыстно.

На ужин она приготовила картофельные ватрушки, и хотя было уже поздновато наедаться, они все же дали себе волю. Антон был голоден от волнений, которые теперь выплескивал на мать:

– Она испугалась, что я воспользуюсь ее беспомощностью, представляешь? Я по глазам увидел… Это что же за уроды ей попадались до сих пор?!

– О, таких полным-полно. – Задумавшись, Лариса вертела перед глазами сочный кусочек помидора, с которого капало красное. – Жаль, что девочке пришлось столкнуться с подобным… Впрочем, мы еще ничего о ней не знаем.

У нее непроизвольно выскочило это «мы» – до сих пор они с сыном всегда были заодно. Лариса взглянула на него вопросительно, но, кажется, Антон не обратил внимания. Он был слишком занят мыслями о Кире. Его крупные губы подрагивали, будто их разговор продолжался…

Лариса попыталась поймать его взгляд:

– Или она успела что-нибудь рассказать о себе?

Продолжая жевать с аппетитом, что она всегда так любила в сыне, Антон мотнул головой:

– Кира не болтлива.

– И это хорошо. Только не заговори ее до смерти.

Хмыкнув с набитым ртом, Антон промычал:

– Я постараюсь.

Салфеткой сняв картофельную крошку с уголка его рта, Лариса спросила:

– Она придет к нам?

Он громко сглотнул и посмотрел на мать серьезно:

– Я очень на это надеюсь.

– Она придет.

– Откуда ты знаешь?

– Если бы я на новом месте встретила хороших людей, то не упустила бы их.

– Это мы-то – хорошие люди?

Лариса опешила:

– Разве нет?

– Шучу-шучу! Конечно, мы – хорошие. Особенно я. Опять шучу. Особенно – ты. Вот это уже всерьез.

– Думаю, я и вправду – неплохой человек. – Лариса рассмеялась. – Твой отец звонил.

Перед ее глазами мелькнула вилка:

– Ого! С чего это вдруг?

– Спрашивал, как ты… Живописал красоты Баварии.

– Там и вправду ничего.

– Ты тоже покопался в Интернете?

– И ты? Ну, это объяснимо, правда? Он наконец нашел работу?

Теперь ей стало по-настоящему смешно:

– Все еще живет на пособие! И считает, что неплохо устроился. Не понимаю я этих немцев: зачем они пустили в страну столько дармоедов?

– У них комплекс вины после Второй мировой. – Антон отправил в рот последний кусок ватрушки и закатил глаза. – М-м… Вкусно, мам. Они грехи замаливают всей нацией. Разве не так?

Она промокнула со стола каплю помидорного сока:

– Ну, перед Россией понятно. А при чем тут, простите, страны третьего мира?

Выпучив глаза, Антон произнес по слогам:

– То-ле-рант-ность.

– То есть терпимость. Если вспомнить, что бордели называли домами терпимости, это слово приобретает иной оттенок.

– Мама! – протянул он с упреком и поцокал языком. – Откуда ты знаешь о таких вещах? Кто тебе рассказал?

– Да ну тебя! – усмехнулась она и бросила взгляд на окно, за которым давно сгустилась темнота. – Мы – полуночники. Если так пойдет, скоро сами превратимся в кошек.

Его мысли опять улетели к окну Киры:

– У ее квартирной хозяйки тоже куча кошек. Не своих, как я понял, она их подкармливает. Почему одинокие женщины обзаводятся не детьми, а животными?

– Ответственности меньше? – произнесла Лариса полувопросительно. – К тому же никто не позволит одинокой женщине усыновить ребенка.

– Я имел в виду своих детей.

– А если не от кого родить?

У него внезапно вытянулось лицо:

– Это ты про себя?

– Что ты! – испугалась она. – Я и не собираюсь никого рожать! Зачем? У меня есть сын. Надеюсь, скоро будут внуки.

Он часто заморгал:

– Ты… Ты готова к роли бабушки?

– Всегда готова! – Лариса вскинула руку в пионерском салюте. – Жду не дождусь.

– Ты серьезно?

– Вполне.

Антон все равно смотрел на нее с недоверием:

– Но это же… Это слово… Оно звучит… по-старушечьи, – пробормотал он.

Стрекот цикад за окном зазвучал тревожно. Лариса покачала головой и улыбнулась:

– Это смотря кто его произносит… Когда любимый малыш, оно звучит, как песня.

Однажды Лариса действительно задумалась над этим. Еще в то время, когда Антон был здоров и рвался покорить все вершины в мире. Вокруг него всегда вились красавицы, хотя богатым наследником его не назвать. Но в нем чувствовалась такая энергия радости, которая притягивала, точно источник жизни и вечной молодости. Наверное, его подружки чувствовали себя с ним, как под лучами летнего солнца, и не могли отказаться от этого.

Когда сияние внезапно угасло, они бросились врассыпную… И мысли о будущих внуках тоже погасли, как маленькие искры. Но Лариса успела представить себя в окружении рыженьких малышей – ползающих, играющих пирамидками и собирающих из «Лего» за2мки. Это были и ее малыши тоже, ведь в каждом текла частичка ее крови. И горячая капля тянула неудержимо…

Та померкнувшая со временем картинка была моделью ее счастья. Ничего более прекрасного Лариса так и не сумела вообразить.

«Бабушка, – шептала она ночами. – Я хочу стать бабушкой. Это звучит так нежно…»

В то время ей едва исполнилось сорок.

Первое, что Кира увидела в «Кошачьем царстве», был закручивающийся спиралью слоган: «Расслабься и созерцай».

Под ним на пуфике восседала зеленоглазая царица Кошка – изящная, дымчато-серая, с маленькой золотистой короной между ушами. Кира хотела присесть на корточки, чтобы получше разглядеть, из чего она сделана, но вовремя вспомнила про больное колено.

Рядом с кошкой поблескивала зеленая вазочка с печеньем, похожим на подушечки кошачьего корма.

– Внутри – пожелания детям.