Страница 5 из 6
Подойдя ближе к кровати Андрея, заметила, что глаза его открыты, но он смотрит в потолок и не реагирует на меня. Испугавшись, что, произошло самое страшное бросилась к пациенту, но напрасно волновалась. Легкий вздох возвестил о том, что с мужчиной все в порядке. Вернее, что он жив…
– Здравствуйте, Андрей Алексеевич, как ночь прошла?– задала я вопрос, подходя к окну и открывая шторы. Увидев на столике нетронутый завтрак, обратилась к нему снова:
– Почему не позавтракали, ведь остыло все.
Но в ответ получила лишь тишину. Обеспокоенно посмотрела на лежащего больного и ужаснулась. Он лежал, не моргая и не отрывая стеклянного взгляда от потолка. Я испугалась и уже была готова позвать на помощь, как вдруг из глаз Андрея покатились слезы.
Бросившись к нему, схватила за плечи и, встряхнув, затараторила:
– Не смей сдаваться! Слышишь! Не ставь на себе крест! Ты сможешь подняться, я помогу!
Отстранившись, активно жестикулируя, я рассказывала про методики и шансы на выздоровление. До хрипоты разъясняла, что будет тяжело, болезненно порой, но он выдержит и я буду рядом. Андрей моргнул, продолжая смотреть в потолок, не слушая, как думала я. Меня трясло от обиды, горькие слезы навернулись на глаза.
Поддавшись какому-то порыву, уверенной походкой направилась к Волкову и без раздумий, в поцелуе, приникла своими губами к его. Оторвавшись от слегка прохладных губ, я решила, что он посмотрит на меня или скажет. Я ожидала хоть какой-нибудь реакции, но Андрей продолжал неподвижно лежать и изредка моргал глазами. Подскочив с кровати, я вытерла предательски покатившиеся по щекам слезы.
Впервые я решилась сама поцеловать мужчину, а он просто проигнорировал меня. Я рассердилась. «Как он может сдаваться? Ничего не попробовав, он просто лежит отрешенный и отказывается от всего. Как же так?!» – думала я.
– Решил сдаться, да? Испугался трудностей? Что же ты за мужик Волков!? – начала гневную речь. – Ты всем показываешь, что не воин, а просто никчемный трус, сдавшийся без боя! Твоим людям, наверное, стыдно сейчас. Они смотрят с того света на тебя, на своего командира, которому доверили свои жизни и который сдался, предав их память.
Замолчав на мгновение, чтобы собраться с силами для новой гневной тирады я заметила проблеск жизни в его глазах:
– Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых.
Голос сорвался на крик:
– Слышишь меня?!
Он, повернул голову в мою сторону, в глазах горел огонь, а потом раздался голос:
– Дура…
Не знаю, сколько я спал, но проснулся разбитым. Аня принесла завтрак. Бросив на меня сердитый взгляд, вышла из палаты с нетронутым ужином. Все это я пропускал мимо ушей.
Апатия, свалившаяся на меня, вытягивала все желание жить. Мне было все равно… Все равно…
Вернулась Аня. Я определял, что это именно она по манере открывать двери и спотыкаться у порога. Посмотрев внимательно на меня, она что-то объясняла, кричала, размахивая руками. Потом она меня поцеловала, обдав горячим влажным дыханием.
В это мгновение, что-то шевельнулось в моей груди. Ее слова начали доходить до моего сознания: «Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых!» Я повернул голову в сторону девушки, она смотрела на меня решительным взглядом:
– Слышишь меня?!
– Дура, – ответил я. Внутри с новой силой стало разгораться желание жить. Раз эта девчонка не теряет надежды, я тоже не сдамся: «Хочешь окунуться в этот ад со мной?! Что ж… давай!»
ГЛАВА 4
Начался кошмар, затянувшийся на пять долгих месяцев. Каждый день я уговаривала Андрея делать разминки, разрабатывать мышцы, пытаться садиться и самостоятельно пересаживаться в кресло, больше бывать на воздухе. Я видела прогресс. Румянец вернулся на лицо Волкова, аппетит восстановился, во сне он не так сильно вздрагивал, что меня радовало.
Константин Иванович, видя наши успехи, сказал, что засчитает эти занятия в мою преддипломную работу. Я все больше проводила времени с Андреем, пробуя разные методики. Иногда он ворчал, отказываясь что-то делать, упрямился, как маленький ребенок. Но я понимала, как ему тяжело и не обращала внимания на обидные высказывания и крепкие словечки, срывающиеся с его уст.
Я сильно уставала, но, когда приходила к Волкову, усталость, как рукой снимало. Появился азарт. Хотелось скорее поднять его на ноги, показать, что мне это под силу.
Но иногда чрезмерное рвение может сыграть плохую шутку. Рецидив случился через пять месяцев после начала наших занятий. Я пришла в палату к Волкову, после обхода. Настроение было хуже некуда. Вчера в клинику положили офицера. Молодой парень, а жаловался, как будто умирает, хотя ничего серьезного у него не было. Уход за ним поручили мне. Когда я пришла в палату к нему, чтобы сделать перевязку, тот с ухмылкой прижал меня к себе. Схватив, начал лапать. Когда я пыталась вырваться он, схватил меня за шею, прорычав: «Не дергайся, иначе выскочишь от сюда, с*ка». Затем схватил больно за грудь.
Оттолкнув его от себя, я бросилась к
главврачу Константину Ивановичу с просьбой забрать у меня этого нахала. Выслушав, седовласый профессор сказал, чтобы я молчала про это происшествие, и пообещал, что придумает выход из сложившейся ситуации. Ужас от испытанного поглотила меня. Я шла, не разбирая дороги, наталкиваясь на медсестер и, стирая тыльной стороной ладони, слезы. Не знаю, как я оказалась в палате Андрея, прислонившись к двери, всхлипывая, опустилась на пол.
Но забыть про слезы меня заставил слабый стон. Я посмотрела в сторону, откуда доносился хрип и увидела Андрея. Он лежал, сжавшись на постели, и закусив губы от боли.
– Что случилось? – спросила я, мгновенно оказавшись возле его кровати.
– Спина… – прохрипел Андрей.
–Что с ней? – не поняла я. – Болит?
– Да, как будто режут живьем, – казалось Андрей, вот-вот зарычит от разрывающей спину боли. Гримаса нестерпимой агонии, которая застыла на побледневшем лице, как маска. Вены на шее и руках вздулись от напряжения. Глаза закрылись. Мне казалось, что я слышала скрип зубов. Мужчина прилагал все возможные усилия, чтобы терпеть.
– Я сейчас, потерпи, – бросила я, кинувшись из палаты за врачом.
Прибывший врач, бегло осмотрел Волкова и поставил обезболивающий укол, быстро растирая спину. Через несколько минут Волков затих, молча глядя в сторону и прерывисто дыша, а спустя несколько минут уснул. Врач отозвал меня в сторону и посмотрел на меня с укором.
– Аня, ты в могилу его загнать решила? – прошептал он, косясь в сторону Волкова.
– Почему, ведь все нормально было? – растерялась я.
– У Волкова спазмы трапециевидной мышцы. Она вся колом у него встала. С сегодняшнего дня никаких нагрузок, кроме приподняться позавтракать, пообедать и поужинать.
– Я поняла, – прошептала я.
– И интенсивный массаж, – добавил врач, выходя из палаты.
– Спасибо вам.
Я подошла к Волкову и присела на стул рядом с кроватью. Тот уже закрыл глаза и, по-видимому, спал. Я молча разглядывала его, думая о словах врача.
Всю следующую неделю делала Андрею массаж спины, расслабляя скованные спазмом мышцы. Вывозила его на прогулку, если день был солнечным и погожим. Следила, чтобы Волков самостоятельно не совершал никаких лишних движений. Через неделю, мы снова вернулись к упражнениям. Андрей молча, делал то, что прописал врач, а я теперь была осторожна, стараясь избегать новых рецидивов.