Ступень эволюции

Вообще Каменск делился на пять зон: центральная, западная, восточная, северная и южная, где его и поселили. Три зоны считались «условно безопасными» и постоянно патрулировались ГСК, центральная считалась безопасной в принципе. Самая большая – южная – городом фактически не контролировалась, новости оттуда поступали редко, а если и поступали, то напоминали сводки боевых действий. Но всё чаще выстрелы звучали в западной и восточной зоне, поскольку те довольно сильно соприкасались с южной, а все тайные тропки и коллекторы контролёры просто не могли перекрыть. Поэтому северный сектор и считался вроде респектабельного района.

Ситуация с южным КПП повторилась и на северном, разве что лейтенант здесь был менее усталым и более выдержанным. Он не стал задавать дурацких вопросов, а просто пропустил Глеба, вежливо уступив дорогу, но ещё долго смотря ему вслед. Северина так и подмывало попросить его показать информацию со сканера, но он не стал ронять свой авторитет и, благосклонно кивнув, прошёл мимо.

Бар оказался неплох: довольно чистый, современная обстановка, плазменные панели, показывающие круглосуточно спортивные матчи, оригинальные напитки (никакой сивухи), робот-бармен – всё по высшему разряду. Даже в восемь утра тут уже собрались люди. Некоторые, не торопясь, завтракали перед работой, а некоторые, наоборот, отдыхали после ночной смены. Но всё же, посетителей оказалось не очень много, и Глеб без особого труда занял один из столиков, стоящих в самой глубине и скрывающийся в полутьме. С него отлично проглядывался весь зал, главный и запасной выходы. Северин поймал себя на мысли, что выбрал место чисто инстинктивно.

Заказав синтетическую яичницу с синтезированным беконом и ненастоящим кофе, он принялся разглядывать посетителей. Позиция и полутьма позволяла делать это незаметно, а модуль «Инстинкт» анализировал окружающую обстановку, поступки и эмоции. Через двадцать минут наблюдения у него остались две кандидатки: блондинка с тяжёлым подбородком, коротко стриженая, с причёской под названием: «Меня стриг пьяный парикмахер». И брюнетка в форме ГСК с лычками сержанта. У неё было довольно приятное лицо, тяжёлые густые чёрные волосы, спадающие до лопаток, пронзительные серые глаза, а форма очень удачно подчёркивала стройную фигурку. Несколько раз она бросала заинтересованный взгляд в сторону тёмного угла, в котором сидел в «засаде» Глеб. К тому же, девушка была деформатом – глазной имплант «Спектр», вышедший на рынок где-то пару лет назад, и кибернетическая рука, правда, не такая хорошая, как у него. Северин безошибочно определил, что протез у неё до локтевого сгиба. Для её простенького, не прокаченного «Спектра» недоступно определить количество его имплантов, а вот его «Око» легко распознавал типы и апгрейды. Глеб набрал на панели заказа комбинацию, и уже через полминуты робот-бармен поставил перед контролёршей стакан с дорогим безалкогольным коктейлем. Знак внимания был принят, девушка о чём-то спросила робота, после чего, забрав стакан со стойки, направилась к столу Глеба. Подойдя, она вопросительно посмотрела на место напротив, Северин кивнул.

– Маара, – представилась она, садясь за столик.

– Глеб, – ответил бывший оперативник «РосТеха».

– Я не видела вас здесь раньше, – произнесла она заинтересованно, – хотя часто бываю в этом баре.

– Наверное, потому что я здесь первый раз, – ответил Глеб, при этом он отдал «Инстинкту» мысленный приказ перейти в спящий режим. Его интересовала честная игра.

Когда-то у него хорошо получалось кадрить женщин, теперь надо проверить, не растерял ли он навыки, валясь жалким обрубком в саркофаге. Если бы те, кто запихал в него модули, знали, как он их использует, трижды подумали бы, стоит ли это делать.

Как оказалось, навыков Глеб не потерял, разговор клеился. Маара была очень общительной, охотно рассказывала о городе и его обитателях. Северин даже узнал кое-что о капитане Долгове. Например, то, что он командир местных оперативных агентов, элиты ГСК. Они работали только индивидуально. Мастера боя, универсалы, таких в Каменске было всего двое: сам капитан и его помощник – старлей Голованов.

Но в данный момент информация не особо нужна была, целью Глеба являлась не она, а его собеседница. Через двадцать минут они решили, что надо позавтракать, так как Маара ничего не ела с трёх часов ночи. Глеб заказал для неё фруктовый салат и чашку великолепного чёрного кофе, самого дорого из синтетических сортов, только оно вылетело на сотню империалов. Свой выбор он ограничил стейком с овощами. За едой она поведала ему свою историю. Хоть она и была сотрудником ГСК, никто не отменял, того что она женщина. Муж Маары погиб полтора года назад, он тоже работал контролёром. Его машина подорвалась на фугасе в южном секторе во время планового рейда по точкам наркоторговцев. С тех пор она жила одна. Зарплаты сержанта и посмертные мужа позволяли ей не очень задумываться о деньгах, поэтому она часто ела в этом баре. Даже без «Инстинкта» Глеб понял, что лучше всего не приглашать женщину к себе, да и далековато, ни один таксист не поедет в южную часть города даже по двойному тарифу. И предложение переместиться к её кофеварке последовало как нельзя кстати.

Квартира Маары оказалась небольшой, но уютной. Девушка следила за последними новинками в технике – автоматический дворецкий пятого уровня защиты, робот-уборщик, автоматизированная кухня, спутниковое телевидение, сверхскоростной доступ в сеть. Пока Глеб осматривал апартаменты, хозяйка готовила кофе, запустив незнакомую медленную приятную музыку.

Северин стоял у окна и осматривал город. Ему было интересно, ведь, какое-то время придётся провести здесь. Он уловил, как Маара вошла в комнату, модифицированный слух позволял спокойно услышать её дыхание за десятки метров, но Глеб отключил модуль, сейчас вполне хватало того, что отмеряно ему природой. Он не обернулся, когда она поставила поднос с чашками и бутербродами на стол. Если он всё правильно рассчитал, то сейчас последует то, ради чего он пошёл в бар. Маара несколько секунд смотрела на него, после чего, подойдя, обняла за бедра.

– Ты не против? – раздался её голос за спиной, в нём отчетливо слышалось возбуждение.

Северин обернулся и посмотрел ей прямо в глаза, а затем поцеловал. Она ответила… Он даже не ожидал от неё такой страсти! Её форменная куртка улетела в одну сторону, его водолазка в другую. Её «живая» рука провела по груди и замерла, Глеб остановился, не очень понимая, в чём причина.

– Твоя кожа, – неловко произнесла Маара, – она холодная.

Глеб на секунду растерялся, не зная, как девушка отнесётся к информации, что в нём больше кибернетики, чем человеческого.

– Я деформат, – наконец признался он. – Глазной имплант – не всё, что у меня есть.

– А что ещё? – в голосе зазвучал неподдельный интерес.

– Ты не боишься? – удивлённо спросил он, обычно деформатов недолюбливали, хотя, возможно, здесь играло то, что она сама не была уже обычным человеком.

– С чего? – улыбнулась она и продемонстрировала свою руку.

– С того, что тебя может напугать то, что ты увидишь.

– Не беспокойся. Так что у тебя ненастоящее? – Она напоминала маленькую девочку, которой показали подарок, но не говорят, что в нём и не отдают, столько нетерпения и живого интереса, что Глеб сдался.

Он не стал сразу сбрасывать маскировку: медленно искусственная кожа сползла с его левой руки под удивлённый возглас Маары.

– Как ты это сделал? – воскликнула она, правда, всё же вздрогнув от неожиданности.

– Новейшая технология, – улыбнулся в ответ Северин, он уже понял, что девушка не торопится паниковать, а с интересом рассматривает его руку.

– Никогда ничего подобного не видела, – трогая металл, произнесла она. – Это всё?

– Ты уверена, – Глеб сделал паузу, он колебался, – что хочешь увидеть остальное?

Маара решительно кивнула. Северин несколько секунд смотрел ей в глаза. Ещё до того, как снять маскировку с руки, он активировал «Инстинкт», и пока что имплант говорил, что девушка проявляет живое нетерпение и обострённый интерес. И он решился. Один за другим он открывал протезы, словно снимая с себя одежду. Лицо, правая рука, грудь, ноги. Он видел, как с каждым новым элементом, расширяются глаза Маары, но в них не было страха, любопытство и немного жалости, но недостаточно, чтобы он почувствовал себя неуютно.