50 оттенков ксерокса

— Я хочу денег. Денег, деньжат, бабла, лавэ. Усекла?

Если б все сложилось по-другому, это мог бы быть я.

Поэтому ты достанешь их для меня.

Я хочу пять миллионов долларов. Сегодня.

Э.Л. Джеймс "50 оттенков свободы"

Говорят, что утро вечера мудренее, но в этот раз поговорка со мной не срабатывает. Я просыпаюсь и перевожу взгляд на окно своей квартиры. На улице хмуро и пасмурно, что оптимистичного настроя не добавляет. Я вспоминаю торчащее в форточке виноватое лицо Фасонова и безмятежно посапывающего Мартышкина на ковре, и снова испытываю раздражение от этой идиотской выходки.

Эдик, честь ему и хвала, взял на себя неприятную обязанность объясниться с работниками пансионата.

Эдик... Я думаю о нём, и хмурое настроение покидает меня почти мгновенно. Какой же он всё-таки... Я пытаюсь мысленно подобрать слова, но почему-то не могу. Да мне и не дают. Внутренняя хрюшка предупреждающе визжит и указывает копытцем на телефон. Звонок Дашки она научилась предугадывать почти безошибочно. И вправду — спустя секунду мобильник высвечивает имя подруги.

Я беру телефон, не ожидая ничего хорошего.

— Привет, как съездила? — спрашивает Дашка и не терпящим отлагательств и отмазок тоном требует. — На фитнес сегодня в семь придёшь.

— Даш, я не могу сегодня, давай завтра! Не волнуйся, у меня были о-очень активные выходные!

— И что такого было активного в конференции? — выпытывает Дашка. Я вкратце рассказываю ей, обещая после поведать подробности про раздолбайство сотрудничков. — А может, сегодня и расскажешь подробно? Пошли сегодня по магазинам в обед прошвырнёмся, займёмся твоим гардеробом!

— Даш, нафига? У меня шмоток — полный шкаф!

— Полный шкаф, а на свидание с Хайдом и надеть нечего, – Дашка неумолима.

— Я всё равно худеть собралась, вот как похудею, так сразу и пойдём, — напоминаю я.

— Ладно, — соглашается подруга. — Но завтра не забудь явиться на фитнес вечером, сразу после работы.

— Хорошо...

Отмазавшись от бутика, я соглашаюсь на вечерний фитнес и, закончив выторговывать свою свободу, наливаю себе кофе, насладиться которым мне не дает звонок с рабочего телефона. Звонит моя секретарша, и я вспоминаю, что этим утром к нам должен был прийти один клиент — большой любитель явиться с утра пораньше к самому открытию.

— Скажи, что я скоро буду, — предупреждающе выкрикиваю в трубку, решив, что дело в нашем "жаворонке", но голос Лили звучит неожиданно тревожно.

— Анастасия... Христофоровна, у нас тут... полиция, — сдавленно произносит она.

Я, что называется, выпадаю в осадок.

— Из налоговой, что ли, пришли? Так пусть с ними Бандюга потолкует.

— Нет... эти...

— Что им нужно? — быстро спрашиваю я, ещё ничего не понимая, но уловив в словах Лили нечто пугающее.

— Ищут... кажется, наркотики, — каждое слово Лиля словно выдавливает из себя. — С вами... поговорить... хотят.

— Еду, — я нажимаю "отбой", влезаю в первые попавшиеся джинсы и бегу вниз, не дожидаясь лифта. В висках у меня стучит. Наркотики... наркотики... Какие наркотики? Это слово кажется чем-то забытым, связанным ещё со школьными докладами о вреде их употребления и с криво нарисованными от руки плакатами с нереально огромными шприцами.

Это какое-то недоразумение. Это просто смешно. Я и наркотики. Я и травку-то никогда не курила. Они решили, что наши дизайнеры под грибами рисуют баннеры? Или Лилину герань с коноплёй перепутали?

Как ошпаренная, я вылетаю во двор и прыгаю в машину. Руки дрожат так, что я не могу с первого раза попасть ключом в зажигание, отчего начинаю нервничать ещё сильнее. По дороге чуть не попадаю в аварию, так как все мысли лишь об одном — что произошло сегодня утром в "50 оттенках"! Не розыгрыш ли это? Да нет, не может быть, до такой шутки не додумается даже Мартышкин...

Кое-как припарковавшись, я спотыкаясь бегу в офис. Сотрудники встречают меня гробовым молчанием. Лиля провожает в кабинет, и я ловлю спиной непонимающие испуганные взгляды окружающих. Чёрт! Я сама ровным счетом ничего не понимаю.

Свой кабинет я не узнаю: шкафы открыты, всё вверх дном, часть бумаг рассыпана на полу, кое-где на белых листах коричневым узором отпечатки подошв. Мои "оттенки", бледные, взволнованные, выглядывают из кабинетов. Лиля собирает землю с пола. Рядом стоит задетый горшок с каким-то растением. Край у него обколот.

И это ещё "цветочки", ведь самое ужасное ждет впереди. В кабинет, вернее на его развалины является самодовольный краснолицый полицай, нагло плюхается в мое кресло и начинает допрашивать меня, словно какую-то преступницу. Происходящее всё больше напоминает нелепый сон. Кошмарный, идиотский сон, который всё никак не заканчивается....

...Я сижу за столом, уронив лицо на руки. Нет уж, плакать я не буду, не дождутся. Мои сотрудники не должны видеть меня в растерянном и жалком виде. Так я сижу, наверное, вечность, потом моего плеча кто-то касается.

Я поднимаю глаза и вижу участливое лицо Эдика. Смотрит он так, что желание разреветься становится просто невыносимым.

— Иди к ребятам, скажи... пусть сегодня из дома поработают, — отмахиваюсь я. — И ты иди. Мне... надо подумать.

Эдик бросает на меня подозрительный, сомневающийся взгляд, но спорить не решается, и, вздохнув, уходит. Я снова сижу, словно в трансе, пока моё внимание не привлекает какой-то шум в фойе. Я слышу чей-то грубый, на повышенных тонах голос. Голос становится громче, я встаю и иду к дверям, посмотреть, что там случилось.

— Значит, ты настькина секретарша. Ой, прости, секретутка, — слышу я глумливую фразу.

— Не мешайте... работать, — отвечает Лиля слегка дрожащим голосом.

— Работать? Да ты только губами работать и умеешь, вон вырядилась как шлюха, — хохотнул неприятно знакомый голос.

Я вижу Лилю, совершенно растерявшуюся от наглости какого-то невнятного типа. Он поворачивается, и я едва сдерживаюсь брезгливую гримасу: да это же Жаба! То есть Артём Жабенко, тот самый, у которого я когда-то выкупила фирму. Он никогда не отличался грациозностью, но за то время, что мы не виделись, заметно раздался вширь и обрюзг, а свой невнятный зачёс сменил на короткую стрижку. На нём толстовка и мешковатые джинсы, а на руке, как всегда, часы дорогой фирмы.

Только его тут не хватало для полного счастья!

— Какая встреча, Чугун, — здоровается он своим обычным хамским способом. — Лонг тайм ноу си! — добавляет тут же с жутким акцентом. — Я вижу, ты хорошо тут устроилась. Тут точно фирма, а не бордель, а?

Он ухмыляется на Лилю, я сурово хмурю брови.

— Не корчи из себя идиота. Что ты тут забыл?

— Я пришел за своей долей, Чугун, так что не ломайся, делись! — неприятный прокуренный голос режет мне слух.

— Какая ещё доля, Тём? — доходчиво, как умственно отсталому, говорю я. — За фирму я тебе ничего не должна, я все деньги перевела в срок.

— Хочу, чтобы ты заплатила полагающуюся мне сумму, — долбит своё Жабенко. Вот дятел!

— С какой радости я тебе должна что-то платить? — рассерженно повышаю голос я.

— Я тебе уже намекал, с какой, — хитро лыбится вымогатель.

— Все твои намёки дурацкие, — делаю презрительную гримасу я. — Сказать честно, это я у тебя денег должна требовать за то, что ты пробросил меня при покупке фирмы. Воспользовался тогда, что у меня не было толкового юриста, пришлось выплачивать долги, о которых ты тактично умолчал. А теперь ещё осмеливаешься что-то требовать?

— Имею право, — ухмыляется он, ощерив желтоватые зубы.

— Ты сам выйдешь или охрану вызвать? — вскипаю я.

— Не заплатишь — сядешь за наркоту, — понизив голос и приблизившись ко мне, говорит Жаба. — Я уж похлопочу, чтоб тебе пятнашку дали.

— За какую наркоту?— голос слегка дрогнул, но говорю я довольно уверенно.

— Сама знаешь. К тебе тут неспроста приезжали... — намекает он.