50 оттенков ксерокса

Всю дорогу Поля бросала на меня неоднозначные взгляды. Слишком неоднозначные, чтобы понять истинные цели её внимания к моей скромной персоне. Иногда в её глазах читался явный интерес, иногда она смотрела, так, будто сравнивала меня с кем-то и никак не могла определиться, кто же лучше.

Вспомнив, как на курсах Вильгельм говорил что-то про общительность и непосредственность, я на всякий случай уменьшил назначенную им дозу смелости раз в пять и ненароком поинтересовался:

— Почему ты решила пригласить меня?

— А что? Ты чем-то недоволен?

— Ну, просто ты с Димкой как-то больше всегда общаешься.

— А, Димка! — Поля брезгливо наморщила носик и жеманно махнула рукой. — Не тот уровень. Быдло — оно и в Африке быдло. С ним, конечно, весело над покупателями от скуки поржать, но не более. А ты, сразу видно, парниша приличный. Не богема конечно, но тож ничё.

— Спасибо на добром слове, — удивился я, не зная, как реагировать на услышанное.

Из уст высокомерной Поли всё это прозвучало, как похвала. Приличный... Интересно, что она имела в виду, и причём тут богема, раздумывал я, глядя на проплывающие за окном виды городского центра.

Додумать я не успел, Поля резко нажала на тормоз и рывком припарковалась. Следом за коллегой я вышел из машины, и мы двинулись к дореволюционным малоэтажкам, протянувшимся от центральной площади, заменив находившийся там когда-то частный сектор. Остановившись возле кованой калитки, Поля позвонила в домофон. Нам открыли, и мы поднялись на второй этаж, зашли в одну из двух квартир. Там, прямо из коридора вела в чердачное помещение узенькая самодельная лестница. В прихожей толпился народ. Видимо, гости: высокий парень в растянутом свитере с зеркалкой на шее, девушка в мужской шляпе и ещё одна с "бабушкиным" пучком на голове и соответствующих очках с роговой оправой.

— Познакомься, это Ириска и Джейн, — представила девушек моя спутница, — Ириска — начинающий дизайнер, а Джейн — поэтесса. А это, — она благоговейно кивнула на парня с зеркалкой, — Шапито, самый именитый фотограф нашего города.

Знал я этого Шапито. В миру его звали Шурик Пяткин. Помнится, учился он на пару курсов старше меня и фоткал студентов для стенгазеты. Интересно, когда этот Пяткин успел обзавестись новым именем и десятилетним запасом концентрированного пафоса?

Я, Поля, Ириска и Джейн отправились по скрипучей лесенке в чердачную неизвестность. Помещение над потолком было переделано в небольшой зал, заставленный старыми диванами, укрытыми стилизованными шкурами из искусственного меха. В углу находился небольшой бар, за которым я разглядел туалетные указатели. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил некоторое количество знакомых лиц, преимущественно гэмэушно-универских.

— Чего мы хоть празднуем-то сегодня? — спросил я шёпотом у Поли, на что она сморщилась недовольно и сердито пояснила:

— Сегодня вернисаж у Хосе.

— У кого? — переспросил я, прикидывая, кого из знакомых угораздило спрятаться за очередным звучным псевдонимом.

— Ты Альберта Хосаинова не знаешь? Величайшего художника нашей эпохи? Фу, Эдичка, темнота! Не вздумай тут кому-нибудь об этом ляпнуть, понял?

— Ладно, не бойся, — успокоил я спутницу. — Буду нем как рыба.

Поля со вздохом взяла меня под руку и повела к стене, на которой яркими квадратами пестрели картины великого Альберта.

— Между прочим, я ему позировала для одной концептуальной работы. Голой. Альбертик полгорода на кастинге пересмотрел и только трёх девушек взял натурщицами, — Поля кокетливо стрельнула глазами. — Картина называется "Красота натуральная". Посмотрим?

— Давай, если не стесняешься, — улыбнулся я, раздумывая, достаточно ли нагло и уверенно выгляжу по шкале "самцовости" Вильгельма.

Мы прошлись вдоль стены. Ни одной картины, похожей на описанную, я там не обнаружил. Пока Поля придирчиво читала подписи под бессмертными полотнами, на которых красовались какие-то невнятные силуэты и цветные пятна, к нам подошел сам "маэстро".

— Альбертик! — всплеснула руками Клейко, восторженно прикасаясь лицом с вытянутыми уточкой губами к щеке художника. — И где же наша "Красота"?

— Вот же она! — немного обиженно ответил тот, указав на большой холст, и ушёл в другой конец зала, где ему призывно махала какая-то девица с ярко-красными губами.

На картине я не обнаружил голых натурщиц и людей вообще. На зеленом фоне весьма схематично были изображены красная тыква, кислотно-зелёный арбуз и оранжевый бюст Ленина.

— И кто из них ты? — не удержался я от вопроса.

— Пошли! — шикнула на меня Поля, резко переменившись в лице, и гордо взмахнув блондинистыми волосами, отправилась к диванчику, где нас уже ждали Джейн и Ириска.

Сели. Поэтесса достала из сумочки фляжку с текилой и разлила напиток по пластиковым стопкам. После тоста за великую силу искусства, девушки начали весело щебетать о каких-то общих, но неизвестных мне знакомых. Я в основном помалкивал и еле притрагивался к своему стаканчику. Поля заливисто хохотала и периодически прикасалась к моей руке, многозначительно улыбаясь подругам.

Когда девчонки дружной толпой отправились в туалет, я увидел, как с улыбкой до ушей ко мне подбирается Гавана. Он плюхнулся рядом со мной на диван и деловито схватился за мою стопку с текилой.

— Ну ты даёшь, Калыч. Уж кого-кого, а тебя я не ожидал на такой тусне увидеть. Да ты ещё и не один, как я погляжу! — друг красноречиво кивнул на лежащую рядом со мной полину курточку. — Девчонок подцепил? Молодца! — он жадно оглядел стол, а потом, решив, видимо, что объедать-опивать девушек не слишком презентабельно, направился к бару.

Пока он там что-то выбирал, вернулась Поля и Джейн. Чуть позже подскочила Ириска и, закатываясь хохотом, плюхнулась на диван:

— Вы не представляете, кого я сейчас встретила!

— Кого? — хором поинтересовались её подруги.

Лицо дизайнерши выглядело настолько воодушевлённым, что даже мне стало любопытно, в чем там дело.

— Пашу "Ты-только-не-смейся"!

— Его? Да ладно! Того самого, про которого ты нам рассказывала? — Поля фыркнула и закрыла лицо руками, а Джейн тут же многозначительно добавила:

— И не только нам... Я бы на его месте на тусовке после ТАКОГО не показывалась!

— А я бы вообще больше никому не показывалась, и внешность поменяла! — еле справляясь с приступом смеха, согласилась Ириска.

— Точно-точно, — тут же поддакнули ей подруги.

— Над чем так ухохатываетесь? — к девушкам подсела ещё одна, загорелая брюнетка в розовой толстовке с надписью «I Love New York».

— Да о Паше мы! Все уже сто раз слышали, — отмахнулась было Ириска, но Джейн радостно разулыбалась новоприбывшей.

— Кэтрин, ты не представляешь, какой кекс тут ходит...

Историю, которую наперебой рассказывали девчонки, не стесняясь меня, была следующей. В одном из наших модных клубов Ириска познакомилась с симпатичным парнем. Между ними, как говорится, пробежала искра, и девушка, покинув подруг, уехала из клуба вместе с новым знакомым, предвкушая романтическую ночь. Подруги, всхлипывая от смеха, поведали, как с утра пораньше их разбудила злая как фурия Ириска, которая, по их ожиданиям, должна была как раз наслаждаться обществом нового любовника. Если опустить Ирискину прямоту, с которой она рассказывала, цензурно рассказ будет звучать так: у кавалера случился тот самый облом, который с настоящим мужчиной, судя по книгам и кино, случиться никак не может, и никакие ухищрения девушки, вычитанные в женских журналах и проверенные на опыте, не могли поправить ситуацию. Злоупотреблявший коктейлями, травкой и весёлыми таблеточками кавалер, спасая своё упавшее достоинство, не нашёл ничего лучшего, как обозвать девушку бревном.

— А ты бы ему, Ириска, в ответ: "Ну у тебя уж там точно не бревно, дааа..." — отсмеявшись, выдала Кэтрин.

— Фууууф, — дизайнерша помахала раскрытой ладошкой на свои раскрасневшиеся от веселья щеки. — Пойду в бар, водички возьму...