Страница 2 из 3
- Он сам выбрал свою судьбу. Такое право есть у каждого из нас. Воспользуешься им сейчас?
Прозвучал короткий приказ, и другой легионер быстрым движением вогнал наконечник копья глубоко в живот Криптоса. Фракиец с криком сложился вдвое, а его руки непроизвольно ухватились за древко, тут из-за щита соседнего римлянина сверкнул меч и голова непокорного откатилась к открытым воротам загона...
Путь до римского лагеря оказался недолгим: солнце только начало свой ход на запад, а пленников уже подвели к стройным рядам палаток. Всё вокруг носило признаки большого празднества: и чистые, посыпанные песком дорожки, и блестящие, усердно начищенные доспехи легионеров, красные плащи офицеров и перья на их шлемах, которыми поигрывал лёгкий летний ветерок, набегающий с гор, и триумфальное пение труб, сопровождаемое ритмичным боем барабанов, и стройные ряды караулов, грациозно меряющих шагами пространство римского мира на чужой земле.
Колонну пленников вывели на плац и заставили опуститься на колени, но глаза их оставались свободными и могли видеть истинную причину помпезности победителей. Под пологом, растянутым между длинными жердями, вкопанными в землю, располагалось массивное деревянное кресло, вместившее в себя упитанное тело, облачённое в белые одежды с красным орнаментом по краям, и увенчанное небольшой лысоватой головой. Маленькие светлые глазки римского проконсула холодными искрами обдавали окружающих, так что нельзя было понять доволен ли он оказанным почтением, воспринимает ли он развернутый военными триумф достойным себя самого приёмом. Короткие полные пальцы римлянина недовольно барабанили по подлокотникам, а нижняя губа выпячивалась всё сильней, складки же вокруг рта становились жёстче и жёстче. Легаты напряжённо молчали, а старшие офицеры передового легиона, выигравшего битву, кутались в свои плащи, не смотря на жару...
- Я - Гай Антоний Гибрида! - неожиданно громким и сочным голосом произнёс властелин, обращаясь к пленным. - Рука Рима в Македонии, Западной Фракии и части Мёзии... А вы, враги Рима и возмутители римского спокойствия - теперь его рабы... Я ожидал видеть вас в большем количестве, а в итоге трофеи оказались несоизмеримыми с затратами на их получение... Но, умелый раб, бывший воин стоит больше любого крестьянина, выращивающего скот и хлеб - пахать землю может всякий, а вот мастерски владеют мечом лишь единицы варваров... Потому все вы сейчас выглядите как дерьмо, скользкое и вонючее — сдаться не сдались, но и умереть с честью себе не позволили... Отбросы.
Фракийцы, хорошо понимавшие римскую речь, перевели соплеменникам обращение Гибриды и серая, безликая масса униженных людей всколыхнулась, выпрямилась и подняла головы. Глаза побеждённых подёрнулись горячей влагой негодования, несогласия, ненависти к оскорбителю, слёзы сожаления от вынужденности собственного положения блеснули и сорвались с ресниц многих. Тяжёлое, напряжённое, зловещее молчание стало ответом властному римлянину. «Убить и умереть, но сначала - убить » - это невысказанное чувство-желание уязвлённых пленников было таким сильным, отчаянным, всепоглощающим — убить-убить-убить, что тугая волна готовности к этому безумному действию разорвала воздух, окружающий униженных... Но легионеры не оставили им выбора, римляне как будто услышали, уловили этот крик множества человеческих душ: без команды десятки копий устремились вниз и наконечники их застыли на невольничьих шеях...
Легат передового легиона, Марк Теренций Ферон, пригнувшись к уху Гая Антония, что-то горячо зашептал, указывая на Алексанроса. В лице проконсула мелькнул интерес: пальцы перестали бесцельно барабанить по подлокотникам кресла и замерли, губы собрались в подобие улыбки, а морщинки вокруг глаз обозначили и удивление, и нарастающий интерес. Левая рука медленно поползла вверх, призывая легата к молчанию, а из правой кисти, не покинувшей уютную прохладу дерева, высвободился указательный палец и задержался в вертикальном положении как знак согласия. Ферон по-военному чётко и понятно для всех скомандовал: - Ведите сюда гоплита! Десяток легионеров стражи быстро исполнил приказ, теперь македонца и проконсула разделяло всего пять-шесть шагов. В предвкушении исполнения задуманного, щёки Гибриды покрылось лёгким румянцем возбуждения.
- Ты - грек? - нетерпеливо спросил Гай Антоний, потом спохватившись, что варвар возможно не понимает латынь, поглядел на Ферона, хорошо знавшего местные наречия.
- Не трудись, римлянин, я неплохо владею вашей речью. И я не грек, я родом из Македонии, - ответил Алексанрос. Он не знал какая участь его ожидает, даже и предположить не мог, что задумал тучный римлянин. Македонец не чувствовал страха и тщательно скрывал возникшее волнение. Облик Александроса оставался безучастным, лишь пальцы плотно сжатые в кулаки, могли выдать внутреннее напряжение пленника, но всё ещё воина, борца за себя и за ту идею, что требовала крови и жертв...
- О, боги! Рим всё же заставил варваров уважать латынь, - короткий дребезжащий смех сопроводил тираду Гибриды. - Тебя пленили в доспехах гоплита, похоже, что ты, варвар, больше всего на свете любишь тяжесть боевого железа и надёжность гоплитского щита. Я повидал многих твоих соплеменников, считавшим себя потомками Александра Великого, и всё знаю о вашей никчёмной фаланге... А знаешь ли ты, македонец, как звучит девиз римских гладиаторов? Нет? Так я тебя подскажу: «Убей или умри!». Именно так! И сейчас ты сам продемонстрируешь это: или убьёшь ты, или убьют тебя. Не согласишься, так я прикажу распять всех твоих фракийских друзей. Ну... У тебя нет времени на долгие раздумья - или ты, или они. Выбора нет! Решай свою судьбу и судьбу твоих соратников сейчас... пока я добр.
Взгляд Алексанроса замер, взор затуманился, но глаза не закрылись в мучениях выбора, лишь сощурились, отражая внутреннюю боль, и в них вспыхнул, разросся неимоверно и выплеснулся наружу огонь несогласия и душевного противоборства - дух истинного воина угрозами не унизить, не сломить... никогда.
- Я согласен, римлянин, играй свою песню, а мою пусть услышат наши боги и наши предки... Радуйся, свой выбор я сделал, - выдохнул македонец и гордо вскинул голову.
Левая рука Гая Антония Гибриды вновь покинула подлокотник в командном жесте. И Марк Теренций Ферон возгласил:
- Наденьте доспехи на македонца, пусть почувствует тяжесть железа.
Легионеры-стражники тот час же водрузили тяжёлый железный ошейник на неподвижного Александроса, а талию многократно увили толстой цепью.
- Выбери себе противника, варвар! - прозвучала очередная команда легата, и внимание окружающих переключилось на колонну пленников. Македонец же, не долго думая, указал на своего молодого воспитанника фракийца. И стражи пленников вытолкнули того вперёд.
- Нет, так не пойдёт, македонец! Твой противник - гладиатор не владеет левой рукой... Марк, дай команду уравнять шансы противоборствующих... Сейчас же! - капризно проговорил Гибрида. Легат промолчал, он просто кивнул страже, но реакция на его знак последовала незамедлительно: древко легионерского копья хлёстким ударом прошлось по предплечью левой руки Александроса - хруст костей услышали многие, но македонец не издал ни звука.
- Убей или умри! - повторил свой призыв Гибрида и его подхватили все римляне, а под ноги новоявленным гладиаторам упали трофейные фракийские мечи. Через мгновение поединок начался. Противники кружили по плацу замысловатыми кругами, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга: каждый удар был блокирован, каждый выпад - отражён... Возбуждённые римляне забыли, что они во Фракии, что сейчас в смертельном поединке сошлись их вчерашние враги - зрелище противоборства захватило их целиком, но в отличии от пленных фракийцев, они знали, что победителя ждёт не свобода , а арена Колизея.
Ощущение времени пропало, кануло в никуда - никто не мог сказать точно сколько длится этот поединок: уже алели и кровоточили глубокие порезы на груди и руках сражающихся, но решающего удара не смог нанести никто.