Страница 1 из 2
Татьяна Романова
Вольденская пустошь
1
Мистер Уиллиг оказался ровно таким, как Эван его представлял: рослым стариканом с колючим взглядом из-под кустистых бровей. А вот железнодорожной станции удалось превзойти худшие ожидания. Собственно, это и станцией назвать было нельзя – скользкая, перепачканная сажей дощатая платформа, от которой тянулась в поля расхлябанная колея дороги.
– Господин доктор, надо полагать? – Уиллиг протянул Эвану руку в грязноватой перчатке. – Честно сказать, не очень-то вы тут нужны. Но раз уж приехали, добро пожаловать.
Он развернулся и, чуть прихрамывая, направился к старой двуколке, запряженной парой гнедых. Эван уныло побрел за ним, поскальзываясь на заледенелых досках и щурясь от яркого мартовского солнца.
– …Тут, значит, в чем дело. – Уиллиг тронул поводья, и лошади уныло потрусили по мерзлой дороге. – В прошлом году наша управа, не пойми с чего, расстаралась и отгрохала больницу на сорок мест – вот ту самую, в которую вам назначение дали. Больница-то хорошая, спору нет. Только вот, коллега, с практикой тут совсем беда.
Ну, может, прежнего Эвана это бы и огорчило, а Эван нынешний только плечами пожал. Все равно жизнь кончена.
– Из Вольдена сюда добираться неудобно, у шахтеров в поселке своя клиника, а деревенских к нам с вами на аркане не затащишь, – продолжал Уиллиг. – Терпят до последнего, лечатся травками да заговорами, а к нам добираются, только когда… – он размашисто перекрестился. – Да вот хотя бы девчушка эта со швейной фабрики, Карен Гилкрист. Пришла позавчера – мол, все отлично, жалоб нет, только родинка на спине беспокоит. Угадаете, что там была за родинка?
– Меланома?
– И здоровущая, дрянь, – Уиллиг вздохнул. – Такую режь не режь – все уже, ничего не поделаешь. А дуреха эта спрашивает, можно ли, мол, такую мазь выписать, чтоб все поскорее зажило, а то у нее свадьба. Я ей говорю – деточка, да тебе месяц остался! А она смотрит и улыбается. Не понимает. И вот что мне с ней делать? Хорошо хоть, мистер Бойд помог, забрал ее в городской хоспис.
– Что за мистер Бойд? – рассеянно спросил Эван.
– Так вы же вроде сами из Вольдена. Неужели о Бойде не слышали? – удивился Уиллиг. – Хороший человек, благотворительностью занимается. Газету выпускает, у него своя типография в городе. На должность мэра уже черт знает сколько раз свою кандидатуру выставлял, но все без толку.
– Почему?
– Бойд парней из Альянса сильно не любит. В газетке своей постоянно по ним прохаживается. А у нас – да вы сами, небось, знаете – каждый второй за автономию. Террористы – выродки, конечно, но так-то, если посмотреть, – присосалась к нам Империя, как слепень. Люди в шахтах по шестнадцать часов работают, света белого не видят, а денежки все на континент утекают…
Эван скривился, как от зубной боли. Сепаратисты – и все, что с ними связано, – были последней темой на свете, на которую он хотел бы беседовать.
Главное, еще месяц назад все было хорошо! Отгремели выпускные экзамены. Ректор медицинского колледжа подписал Эвану назначение в новую больницу в пригороде («Отличное начало карьеры, – говорил он. – Обширная практика. И жилье предоставляется»). В ящике секретера лежало обручальное кольцо для лучшей девушки на свете. Будущее казалось простым и безоблачным – пока Ида не призналась, что полюбила другого.
– Понимаешь, Эван, Льялл способен на поступок, – сбивчиво объясняла она. – У него есть цель. А ты – хороший, славный, но…
Да нечего тут было понимать. Льялл (черт знает, как там его на самом деле зовут) выпускает подпольную газету «Солнце Свободы», разъезжает по всей стране по таинственным делам Альянса, носит красный шейный платок, – орел, в общем. Куда до него врачишке из провинциального городка. Ну шейный платок, положим, можно было бы купить – так не в нем же дело!
Нечуткий Уиллиг продолжал вещать о тонкостях местной политики. По обеим сторонам разбитой дороги тянулась унылая пустошь – глазу не за что зацепиться. Больница стояла на отшибе. Красивая, новая – и бесполезная.
– Тут мы и обитаем. – Уиллиг указал на пристройку, притулившуюся к глухой стене больницы. – Моя Мод вам комнатку приготовит, в тесноте, да не в обиде. Конечно, можно и в городе жилье снять, но замаетесь добираться. А тут десять метров прошел – и ты на работе.
– А в том доме кто живет? – Эван указал направо. Там, в стороне от дороги, темнела крыша двухэтажной усадьбы.
– Никто. Как умер последний из Рейнольдсов, так дом и стоит пустой.
– Ну так, может, я туда вселюсь? – робко предложил Эван. – Чтобы вас не стеснять?
– Нет, – сквозь зубы процедил Уиллиг. – Плохое место.
И ни на какие вопросы больше не отвечал.
2
За ужином говорили в основном о новой железной дороге от Вольдена до столицы. Точнее, говорила Мод, жена Уиллига, – молодая, рыжеволосая и невероятно жизнерадостная. Восхищалась железнодорожным мостом через реку Блай – такой, мол, красивый, тонкий, как паутинка, – жалела, что охранники никого не подпускают посмотреть на него поближе. Раз десять повторила, что в воскресенье она уж точно пойдет на новый вокзал посмотреть на отправление первого поезда. Эван рассеянно поддакивал, не забывая подливать в стакан дрянненький бренди.
Ночью Эван долго пытался уснуть, ворочаясь на продавленном диване. В комнате было душно. С пыльных портретов хмуро таращились предки четы Уиллигов, где-то в бесприютной темени на просторах пустоши тоскливо выла собака.
Мод и Уиллиг шептались о чем-то за тонкой стенкой. Потом заскрипели пружинами кровати. Клопы им, что ли, покоя не дают, – раздраженно подумал было Эван – и покраснел. Господи, стыдно-то как!
Он кашлянул, давая понять, что не спит. Кашлянул громче. Какое там.
Эван торопливо сунул ноги в разношенные штиблеты, сорвал с гвоздя пальто. Оставаться здесь, через стенку от чужой радости, было просто невыносимо.
Снаружи было холодно. И хорошо. На небе сверкали звезды, каких не увидишь в городе – яркие и неправдоподобно крупные. Хрустела под ногами присыпанная инеем трава, сухие стебли вереска цеплялись за одежду.
Нет, если уж хоронить себя в этой глуши, то надо быть последовательным. Не портить людям настроение своей унылой рожей, а вселиться в мертвый брошенный дом.
За невысокой оградой виднелся запущенный, разросшийся сад. Эван толкнул калитку, и та с жалобным визгом подалась вперед. Ветер пробежал по траве, заскрипели ветви осин. А ведь жутко! Как в детстве, когда бабушка рассказывала истории о красных колпаках, злобных гномах, которые караулят запоздалых путников в развалинах замков на пустошах.
Тропинка вывела Эвана ко входу в особняк – и он невольно замер, глядя в темный проем распахнутой настежь двери. Нет, что-то и впрямь было не так с этим домом. Хотя стекла в окнах были целыми, и кирпичные стены, казалось, простоят еще не одно столетие.
Что-то темное мелькнуло в густой траве. Эван резко обернулся – но, конечно, никого не увидел. Рассердился на себя: надо же было так упиться! Красные колпаки ему мерещатся, видите ли. Древнее зло пустошей.
Нет, настоящее зло – оно другое. Оно в извиняющемся шепоте Иды, в невежестве и трусости…
В чем еще – додумать не удалось. Что-то обожгло висок. И стало темно.
Эван открыл глаза. Попробовал вдохнуть – и не смог.
– Тихо! – просвистел чей-то голос прямо над ухом.
Естественно, Эван пренебрег этим разумным советом и заорал. Точнее, попытался – из горла вырвался только хрип.
Очень кстати выползла из-за туч луна и осветила ситуацию во всей ее неприглядности. Он лежал на траве, жесткой и холодной. А на его груди сидела какая-то косматая тварь размером с лисицу и таращилась на Эвана равнодушными желтыми глазищами.
– Кто ты? – всхлипнул Эван.
Тварь широко улыбнулась и выхватила из-за пояса нож. Лезвие коснулось шеи. И Эван с ужасающей ясностью понял: это все. Больше ничего не будет. И успел выкрикнуть – отчаянно и безнадежно: