Большая расплата (ЛП)

Бребёф на минуту задумался, припоминая ту ночь.

— Я не сразу понял, о чём он, и он заметил это. Тогда он высказался прямо. Он заставляет кадетов играть в русскую рулетку, для этого и нужен револьвер.

Бребёф посмотрел на руки, как будто всё еще держал в руках оружие. Поднял глаза.

— Покинув ЛеДюка, в ту же ночь я пришёл к тебе. Я хотел все рассказать.

— Почему не рассказал?

— Из нашей беседы я понял, что тебе всё известно. Когда я спросил, что ты намерен делать с ЛеДюком, ты посоветовал мне беспокоиться насчет себя самого, а о своём ты позаботишься сам. Я воспринял это как намек на то, что ты в курсе шалостей ЛеДюка. И намерен действовать.

Арман покачал головой.

— Только вчера узнал. Должен был узнать раньше, но честно — мне никогда бы не пришло в голову, что кто-то может вытворять нечто подобное с кадетами. Даже такой садист как ЛеДюк. Но это полностью объяснило наличие револьвера и специально изготовленного к нему глушителя.

— Поместите единственную пулю в барабан и крутните, — сказал Мишель. — Для этого нужен именно револьвер. Когда этот гнусный мелкий человечишко сознался во всём, при этом постоянно улыбаясь, я понял, какова твоя миссия здесь.

— Моя? — спросил Арман, удивившись тому, куда повернул разговор.

— Я знал, что ты планируешь. Ты появился в Академии, чтобы избавиться от Сержа ЛеДюка. Ты уволил всех остальных преподавателей-взяточников, а его оставил. Зачем, спросил я себя. Затем, что у тебя на него особые планы. Что-то более основательное. Такое, после чего он уже никому никогда не навредит.

— Но я тебе уже сказал, что не знал про русскую рулетку, — сказал Арман. — Хотел бы я знать. Хотел бы, чтобы им не пришлось терпеть этот кошмар на протяжении месяцев моего бездействия.

— Ты бы всё равно узнал. Ты же под него копал. Пытался что-то на него нарыть. А когда бы докопался до настоящего ужаса, затмевающего даже его продажность, тогда что? Что бы ты предпринял?

Арман молчал.

— Ты должен был бы противостоять ему и в итоге его убить. Должен был, чтобы спасти кадетов.

— Я мог арестовать его.

— За что? Он никогда бы не сознался, и он так запутал этих несчастных ребят, что они потерялись, не отличая верх от низа. О русской рулетке они бы никогда не рассказали. Нет, пока Дюк был жив.

Бребёф наблюдал за Арманом и видел его внутреннюю борьбу. Заговорил тише, мягче. Почти зашептал:

— Он должен был умереть. Его надо было убить. Ты, конечно, пытался найти другое решение, как и я. Но в итоге понял бы, что нет выбора. Ты бы отправился к нему однажды вечером, попросил бы показать револьвер. Ты бы взял револьвер, зарядил его шестью патронами, и он, озадаченно наблюдая за тобой, попытался бы объяснить, что ты должен использовать только одну пулю. А потом ты бы приставил дуло к его виску. И когда до него наконец дошло бы, что сейчас произойдёт, и он бы заныл, прося сохранить ему жизнь, ты бы спустил курок.

Двое мужчин смотрели друг другу в глаза. Страшная история подействовала, как и должна была. Она испугала обоих.

— Но худшее ждало впереди, Арман. Выстрелив в безоружного, казнив его, ты убиваешь и себя тоже. Ты бы поступил необдуманно, ты бы проклял себя, чтобы спасти кадетов. Я не мог этого допустить. Поэтому сделал всё за тебя. Я ведь твой должник.

Сначала заместитель комиссара Желина услышал за дверью шаги. Затем раздался стук в дверь.

Вооружившись пистолетом, он застыл посреди спальни — комнаты, предоставленной ему Академией. Комнаты преподавателя первокурсников, объяснял Гамаш. Извинялся. Кровать, гостиная и кухонный отсек в одном пространстве.

Потребности Желины, как оказалось, скромны. Он наслаждался изысканной кухней и роскошными отелями Европы, но без возможности разделить их со своей женой, воспринимал эти удовольствия как мелкие и мимолетные.

Понял, что для жизни ему необходимы кровать, небольшой книжный шкаф, и место для фотографии Хелен. Её фото лежало сейчас перевернутым на поверхности стола.

Она побуждала его быть лучше, чем он был на самом деле. И он теперь часто спрашивал себя — догадывалась ли она, насколько. Знала ли она, каков он на самом деле, под личиной честности, приросшей к нему, как униформа.

После смерти Хелен необходимость притворяться отпала. Не было больше ограничений, он стал свободен. И совершенно растерялся.

И вот настал момент, когда он стоял посреди крохотной комнаты, вооруженный пистолетом.

— Заместитель комиссара Желина? — раздался голос Изабель Лакост.

— Войдите.

Открыв дверь, Изабель Лакост остановилась. Она лишь секунду медлила, прежде чем обратиться к агентам, стоящим у неё за спиной.

Потом вошла одна и претворила за собой дверь.

— Отдайте мне пистолет, — попросила она, протянув руку.

— Думаю, у него есть пистолет, — сообщила Натэниелу и Амелии Хуэйфэнь, как только они прибыли на тренировочный полигон фабрики.

— Чего?!

— Как?!

— Дюк подарил ему на день рождения.

Первокурсники уставились на Хуэйфэнь.

— И ты знала? — возмутилась Амелия.

— Догадывалась. Это не казалось мне странным. До сегодняшнего дня, по крайней мере.

Амелия её понимала. То, что теперь предстает немыслимым, тогда казалось нормальным. У ЛеДюка была способность создавать целый отдельный мир, со своими законами и гравитацией. Ничто, из того, что он делал, не вызывало сомнений, потому что именно он решал, что есть норма.

— Почему ты не рассказала Гамашу? — спросила Амелия. — После убийства ЛеДюка.

— Я не хотела вовлекать Жака в неприятности. После смерти Дюка я спросила его про пистолет, но он все отрицал. А мне хотелось ему верить.

— Мы должны предположить, что пистолет есть, — сказала Амелия.

Они достигли зоны тактической подготовки и уставились на закрытую дверь.

— Может, надо было взять с собой преподавателя? — спросил Натэниел, оглядев пустой коридор.

— А Жак тем временем использует пистолет? — спросила Хуэйфэнь. — Если хочешь, можешь уйти.

— А может он его использовать применительно к нам, как думаешь? В нас он выстрелит? — беспокоился Натэниел.

— Это важно? — спросила Хуэйфэнь.

— Отчасти, — сознался Натэниел.

— Нет, я имела в виду — остановит ли это тебя, чтобы войти туда? — она кивнула в сторону двери.

Он подумал и отрицательно потряс головой.

Хуэйфэнь посмотрела на Амелию, та тоже покачала головой и уставилась на дверь.

Четыре месяца назад она была готова за дозу брать в рот.

Четыре месяца назад Натэниел обслуживал столики в старом Монреале за чаевые.

Четыре месяца назад Хуэйфэнь держала пистолет у собственного виска.

Она потянула ручку двери, двое других стояли рядом.

Она открыла дверь, и они отправились вперёд.

— Отдай мне пистолет.

Бребёф, сходив к бару, организовал им по стакану скотча, но возвращаясь, стаканы нёс в одной руке, в другой держал пистолет. Тот лениво свисал набок, словно салфетка или коктейльная палочка.

Увидев это, Арман поднялся на ноги.

— Настала моя очередь? Выстрелишь и в меня?

— Как тогда, когда мы играли в войну, бегая по всему Мон-Руаялю?

— Я думал, мы на одной стороне, — сказал Гамаш. — Итак. Отдай мне пистолет.

— Лучше возьми выпивку. Она может тебе понадобиться.

Желина стоял посреди комнаты, направив пистолет на Изабель Лакост.

— Вы были сообщником Сержа ЛеДюка, не так ли? — сказала она, даже не спрашивая, утверждая. Её голос звучал тихо, спокойно, словно они просто беседовали. Но румянец выдавал эмоции.

— Он был придурком, — проговорил Желина. Нет нужды что-то теперь отрицать. — Но придурок этот был на своём месте.

— Получал откаты? Вы сделали на этом миллионы, я полагаю.

Желина вздёрнул подбородок, подтверждая её правоту.

— Они оседали на счетах в Люксембурге. Я совершил ошибку, разговаривая с Гамашем, да? Упомянул Люксембург. Как только я рассказал ему, то сразу понял, что сделал глупость. Слишком уж заметная деталь. И слишком явная. Я не был уверен, что он ухватил суть.