Большая расплата (ЛП)

Она стала напевать «Давайте запустим бумажного змея», передавая ему только что вымытые, ещё тёплые тарелки.

— Пошли? — предложила она, когда они навели на кухне порядок.

— Нет, я побуду тут ещё чуть-чуть.

— Не хандри, — Она поцеловала его и добавила, — И не засиживайся.

Рейн-Мари поднялась в спальню, Арман остался у камина в компании Анри, тут же уложившего морду хозяину на колени.

Дом скрипнул, и всё снова затихло, слышался лишь шорох мокрого снега за окном.

Ему просто необходимо посидеть в тишине. Подумать.

Чуть позже Арман поднялся и стал тушить свет в доме. Подошёл к входной двери, чтобы запереть её.

Дверная ручка стала сама собой поворачиваться.

На часах полночь. Все уже разошлись по домам и улеглись в кровати. Гамаш жестом приказал Анри встать рядом, оба плавно двинулись к медленно открывающейся двери. Уши Анри встали торчком, шерсть на загривке вздыбилась, пёс зарычал.

Но собака всё равно оставалась рядом с хозяином. На всякий случай.

Арман сделал знак рукой, и Анри умолк. Но оставался настороже, готовый прыгнуть в любой момент.

Гамаш видел, как открылась дверь. В сумбуре мыслей он припомнил машину на вершине холма, из которой кто-то сверху наблюдал за деревней. А потом убрался восвояси. Отступил до более подходящего времени.

И вот, подумал Арман, это время настало.

Вторгающийся наверняка был вооружен, а Гамаш нет. Но на его стороне есть преимущество — внезапность. И как же он удивился, увидев входящего.

— Что ты тут делаешь?!

— Срань господня, Арман, ты напугал меня до смерти!

Анри радостно тявкнул. Бешено завилял хвостом, стал крутить мордой — то на Жана-Ги Бовуара, то на миску у двери. У этого пса имелся чёткий план на день. Очень длинный план, но с одной записью.

Жан-Ги угощал Анри бисквитом, Арман пристраивал пальто зятя на вешалку и думал, что это чуть ли не первый раз, когда Жан-Ги назвал его по имени. Гамаш часто просил зятя, чтобы в неформальной обстановке он называл его Арманом, но молодой мужчина не решался. И в виде компромисса использовал «патрона».

Но от шока вырвалось «Арман».

— Ты почему здесь? С Анни всё в порядке?

— Если бы что-то случилось, я бы позвонил, — заметил Жан-Ги. — А не стал бы пилить сюда ночью, по такой хреновой погоде. Прошу прощения за мой английский.

Разувшись, он натянул тапочки, всегда хранящиеся для него у двери.

— Так и зачем ты приехал? Не то, чтобы я не рад тебя видеть.

— Меня заставила Анни.

— Зачем?

— Потому что я рассказал ей про подозрения Желины, и она забеспокоилась.

Арман уже готов был спросить, зачем вообще Бовуар сообщает жене подобные вещи, когда припомнил, что сам рассказывает Рейн-Мари всё. Или почти всё.

И вот теперь Жан-Ги обрёл наперсницу в своей собственной жене. Гамаш не мог возмущаться, даже если бы хотел.

Заглянув в такое знакомое лицо человека, которому он доверял свою жизнь, Арман ощутил облегчение, и почувствовал к Анни благодарность за то, что отправила мужа сюда.

— Где Желина? — спросил Бовуар.

— Отправился спать. Пойдём, — позвал Гамаш. — Есть хочешь?

— Как волк, — сознался Жан-Ги.

Оказавшись на кухне, Бовуар направился к корзинке в углу.

— Как чувствует себя Грейси?

Он наклонился, потом выпрямился, отступил, чтобы лучше рассмотреть то, что сопело в корзинке.

— Драконы существуют? — спросил он.

— Это щенок, — убежденно заявил Гамаш, отправляя в микроволновку большую порцию запеканки.

— Обезьянка? — предположил Жан-Ги.

Арман отвечать отказался. Микроволновка пиликнула, ужин разогрет, кола налита в бокал. Мужчины уселись за стол.

Жан-Ги отпил колы, отправил в рот кусок запеканки, и посмотрел на тестя.

— Что-то произошло, патрон. Что именно?

— Мне кажется, я нашёл мотив убийства, Жан-Ги.

Бовуар опустил вилку.

— И каков он?

— Сначала нужно позвонить даме из МакДермот и Райан, и спросить её о фамилии.

— Колдбрук?

— Клэртон. Понять, зачем она использовала эту фамилию при переписке с тобой. Зачем выделила её особым шрифтом. Надави на неё, Жан-Ги. А если она не скажет, произнеси «Охотник на оленей».

— Да ладно. Давайте, расскажите мне больше.

— Пока не могу. Сначала она должна озвучить свою версию. Не хочу, чтобы ты навел её на ответ. И даже это попридержи до поры, пока не возникнет необходимость.

— D’accord. — Бовуар посмотрел на свои часы. — В Соединенном Королевстве пять утра. Слишком рано для звонка.

Он посмотрел на тестя. На выражение его лица.

— Но я могу позвонить и оставить ей сообщение, чтобы она связалась со мной, как только появится.

Арман Гамаш кивнул.

— Merci.

Бовуар прикончил ужин, Гамаш отрезал большой кусок шоколадного торта Габри.

Но не отдал его Бовуару. Вместо этого Гамаш поставил тарелку с тортом перед собой.

— Твоя очередь.

— В смысле?

— У тебя тоже есть, что мне сообщить, не так ли?

Бовуар, до этого пялившийся на торт, поднял глаза.

— А тортик будет в заложниках?

— Именно.

— Плохой, плохой человек.

— У тебя есть информация, которая мне нужна.

— Да её не так много, как кажется. Вы сказали, что ключ к разгадке в отпечатках. Ещё вы сказали, что отпечатки на оружии принадлежат вам, но вы никогда не касались оружия. Стало быть, есть две вероятности. Первая — вы лжёте. Вторая — вы говорите правду, и кто-то другой поместил ваши отпечатки на револьвер. Способных на такое не много. Ещё меньше тех, кто мог сделать это незаметно. Не просто поместить отпечатки на пистолет, но смазать их ровно настолько, насколько требуется. Чтобы их идентифицировали, но не приняли, как улики. У меня бы не хватило умения. Сомневаюсь, что его хватило бы и у вас.

Тесть покачал головой.

— Но у одного человека такое умение есть, — продолжал Жан-Ги. — Бывший офицер Сюртэ, которого вы сами взяли на работу, а потом привлекли и к работе в Академии, как приглашенного преподавателя. Преподавателя тактики. Человека, настольной книгой которому служат «Манипуляции» Макиавелли. Хуго Шарпантье.

— Да, — сказал Гамаш, двинув тарелку с тортом через стол. — Хуго Шарпантье определённо сумел бы.

— Но зачем ему убивать ЛеДюка?

— Хороший вопрос.

— Но он не смог бы справиться с ЛеДюком физически. ЛеДюк уделал бы его одним лишь взглядом. Хотя, может, плохое состояние профессора Шарпанте сильно преувеличено, и всё не так плохо со здоровьем, как выглядит на первый взгляд.

— Плохо, — сказал Гамаш. — Я видел его медкарту. По факту, всё как раз хуже, чем выглядит.

Жан-Ги ел шоколадный торт и размышлял.

— Тогда он должен быть человеком, которому нечего терять. А мы знаем, насколько такие персонажи опасны. И что, мадам Колдбрук расскажет мне, кто убил ЛеДюка?

— Думаю, она знает больше, или, как минимум, догадывается о большем, чем желает нам поведать.

Когда через три часа зазвонил телефон, Арман всё ещё не ложился. Сидел на кухне возле камина, под светом одинокой лампы. Смотрел в пустоту.

На коленях у него стояла коробка. И эта коробка была не из тех, что были найдены в подвале Королевского канадского легиона.

Эту он принёс из своего собственного подвала.

Звонок звенел недолго — Жан-Ги поднял трубку.

Несколькими минутами позже Арман расслышал шаги на лестнице, мягкие и быстрые. Кто-то, обутый в тапки, торопился вниз.

Жану-Ги потребовалась минута, чтобы заглянуть в спальню, потом спуститься и посмотреть в кабинете. И наконец, заметив отсветы огня в кухне, он поторопился туда.

Гамаш опустил коробку на пол и как раз успел задвинуть её между креслом и стеной, когда вошёл Жан-Ги. Тот заметил эти таинственные манипуляции, но был слишком взволнован тем, что услышал в телефонном разговоре с Великобританией, чтобы расспрашивать Гамаша.

Он так и стоял в дверном проёме с вытаращенными глазами.