Страница 4 из 95
На снегу оставались только снежные ангелы.
Тем временем, в своём кабинете, силясь справиться с дрожью в руке, глубоко вздохнув, Гамаш сменил цвет точки на папке Амелии. На зеленый.
Глава 2
Мишель Бребёф заметил автомобиль издалека, как только тот показался на дороге, проложенной по утёсу. Сначала он наблюдал за машиной в подзорную трубу, потом невооруженным взглядом. Ничто не загораживало вид — ни деревца, ни здания.
Казалось, ветер вытер поверхность земли до основания. Только клочья травы кое-где да скала, похожая на гигантский антистрессовый голыш. Летом тут полно туристов и местных, живущих сезонно, ищущих грозной первозданной красоты и уезжающих до первого снега. Редко кто мог оценить суровое великолепие Гаспе в оставшуюся часть года.
Кто-то держался на полуострове, потому что не имел желания уезжать, кому-то просто некуда было ехать.
Мишель Бребёф был из последних.
Машина замедлила ход, а затем, к немалому удивлению Мишеля, притормозив в футе от дороги к его дому, свернула на мягкое плечико провинциального шоссе.
Да, правда, из его окон вид на утёс Персе и на залив особенно эффектен, но для фотосъемки есть места лучше и безопаснее.
Бребёф достал бинокль, уселся на подоконник и направил окуляры на автомобиль. Машина была явно арендована, судя по наклейке. Внутри двое — мужчина и женщина. Белые. Среднего возраста, предположительно лет пятидесяти.
Лиц не разобрать, но по выбранным ими авто и одежде он интуитивно сделал вывод, что те состоятельны, хотя и не напоказ.
А потом водитель повернулся к спутнице, чтобы что-то ей сказать, и Мишель Бребёф, медленно опустив бинокль, отвернулся и стал смотреть на море.
Докучавший центральному Квебеку снегопад днём ранее обрушился на полуостров Гаспе в виде ливня — обычная для побережья ноябрьская погода. Если бы тоску можно было чем-то выразить, то она выглядела бы как ноябрьский шторм.
Но, как и тоска, шторм отступил, и настал новый день, невыразимо чистый и ясный, сияющий голубизной небосвода. И только океан не сдавался: бесился, бился о камни береговой линии. Гордый в своем одиночестве, возвышался над заливом утёс Персе, противостоя бурным водам Атлантического океана.
К моменту, когда Бребёф решился обернуться, пара приезжих уже повернула свой авто на его подъездную дорожку и почти достигла дома. Под взглядом Мишеля двое вышли из машины. Мужчина повернулся спиной к дому и стал смотреть на океан. На огромный утёс, на огромную дыру, пробитую в нём.
Женщина подошла к спутнику и взяла его за руку. И только тогда, вдвоём, они преодолели последние ярды до его дома. Шли медленно, словно пытались как можно дальше отодвинуть момент встречи с ним. Мишель тоже боялся этой встречи.
Сердце его забилось, и он подумал, что неплохо бы просто упасть замертво прежде, чем пара приблизится к крыльцу.
Он очень на это надеялся.
Опытным взглядом он оценили руки Армана. Безоружен. Затем пальто — не топорщится ли кобура подмышкой. Хотя, вряд ли он тут, чтобы убить Мишеля. Хотел бы, давно бы убил. И уж конечно не в присутствии Рейн-Мари.
Подобное убийство совершают тайно. Такого убийства Мишель ожидал уже несколько лет.
Чего он не ожидал, так это светской беседы.
Убедившись, что ничья кровь не прольётся, Рейн-Мари ушла в дом, оставив закутавшихся в свитера и куртки мужчин сидеть на террасе, на кедровых стульях, ставших серебристыми от времени и непогоды. Подобно тем, кто на них сейчас сидел.
— Зачем ты приехал, Арман?
— Я ушёл из Сюртэ.
— Oui, слышал.
Бребёф смотрел на человека, когда-то бывшего его лучшим другом, его товарищем, его доверенным лицом и коллегой, подчинённым. Он верил Арману, Арман верил ему.
Арман оправдал доверие. Мишель — нет.
Арман посмотрел на далекую скалу, чью сердцевину вымывало миллионы лет волнами безжалостного океана, пока в ней не образовалась обрамленная камнем пустота. У скалы не стало сердца.
Потом Арман посмотрел на Мишеля Бребёфа. Крёстный отец его дочери. Как и Арман, ставший крестным отцом первенцу Мишеля.
Как же часто они сидели рядышком, будучи инспекторами, обсуждая дела. Потом садились друг напротив друга, когда карьера Мишеля пошла в гору, а влияние Армана, наоборот, ослабевало. Руководитель и подчиненный на работе, вне работы они всегда оставались лучшими друзьями.
До поры.
— Всю дорогу сюда я размышлял, — продолжил Арман.
— О том, что произошло?
— Нет. О Великой Китайской стене.
Мишель рассмеялся, это вышло само собой и получилось очень искренне. И, на краткий миг, всё плохое было забыто.
Но смех стих и к Мишелю вернулась мысль о том, что Арман приехал убить его.
— О Великой Китайской стене? — переспросил он. — Правда?
Мишель старался звучать равнодушно, даже раздражённо. Ещё одна интеллектуальная хрень в стиле Гамаша. Но, по правде — как это обычно и случалось, когда Арман говорил о вещах отвлеченных, к делу не относящихся — Брёбефу стало любопытно.
— Хм! — морщинки вокруг рта Армана стали жёстче — верная примета сдерживаемой улыбки. — Вполне может быть, что я единственный в самолете, кто об этом думал.
«Будь я проклят» — подумал Бребёф, — «если спрошу, почему именно Китайская стена».
— И почему? — спросил он.
— Понадобились века, чтобы её построить, знаешь ли,- ответил Арман. — Начали строить в 200 году до нашей эры, или около того. Это немыслимое дело — протянуть её за тысячи километров, через горы и ущелья. И ведь это не просто стена. Они не просто слепили её, они строили её крепкой и красивой одновременно. Она веками защищала Китай, враги не могли её преодолеть. Это совершенно удивительное сооружение.
— Я в курсе.
— И всё же, в шестнадцатом веке, полторы тысячи лет спустя, маньчжуры прорвались сквозь преграду. Знаешь, как они это сделали?
— Полагаю, ты мне сейчас расскажешь.
Но маска скуки и усталости сошла на нет, и даже самому Мишелю было очевидно любопытство в собственном голосе. Не потому что он хотел узнать о Китайской стене, о которой за всю жизнь ни разу не думал. Ему была интересна причина, по которой о стене заговорил Арман.
— Миллионы жизней были принесены в жертву при постройке и защите стены. Династии лишались богатств, оплачивая строительство и поддерживая её, — вёл свой рассказ Арман, наблюдая за морем, кожей ощущая бодрящие порывы солёного ветра.
— После более чем тысячи лет, — продолжал он, — враги сломили защиту. Не благодаря превосходству в огневой мощи. Не потому, что маньчжуры были лучшими воинами и стратегами. Они таковыми не были. Маньчжуры прорвались сквозь стену и захватили Пекин, потому что кто-то изнутри открыл ворота. Кто-то впустил их. Вот так вот просто. Предатель-военачальник впустил врага и империя пала.
Казалось, их окружает весь воздух мира, однако Мишель Бребёф не мог дышать. Слова Армана, то, что он имел в виду, забивало его дыхательные пути.
Арман с неиссякаемым терпением ждал, пока Мишель либо придёт в себя, либо окончательно потеряет сознание. Он не причинил бы вреда бывшему другу, по крайней мере, в этот момент, но и приходить на помощь не собирался.
Через несколько минут Мишель нашёл в себе силы произнести:
— И враги человеку домашние его. Так, Арман?
— Сомневаюсь, что маньчжуры цитировали Библию, но звучит уместно. Предательство.
— Ты проделал весь этот путь, чтобы проучить меня?
— Non.
— Чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты работал на меня.
Это было столь нелепо, что Бребёф сначала не понял смысла слов Гамаша. Он уставился на того, не скрывая замешательства.
— Чего? Где? — наконец он выдавил из себя.
Хотя оба знали, что правильным был бы вопрос: «Почему?».
— Я только что приступил к обязанностям главы Академии Сюртэ, — сообщил Арман. — новый семестр начинается сразу после рождественских каникул. Хочу, чтобы ты стал одним из преподавателей.