Страница 143 из 159
Если Британия и Австро-Венгрия исходили из традиционной политики захвата того, что вроде бы плохо лежит, то российская политика определялась в этом вопросе борьбой довольно разных и противоречивых сил. Очень широкие круги тогдашней российской общественности, а также Русская православная церковь твёрдо стояли за помощь братским славянским народам — независимо от каких-либо сиюминутных и меняющихся политических обстоятельств. Они исходили из того, что защита славян-единоверцев есть природный и безусловный долг России; такие идеи находили широкую поддержку, в том числе в демократических кругах и в толще народа.
С другой стороны, российская буржуазия, в особенности та, что сплотилась вокруг крупнейших петербургских банков, строила свои надежды на тесной связи с «Европой», то есть европейским космополитическим капиталом (в частности и в особенности с банкирами Ротшильдов).
Этой исключительно влиятельной группе никак не нужны были всякие серьёзные действия России в пользу балканских славян — это могло бы вызвать падение ценностей на питерской бирже (крупнейшей в стране). Выразителем тех кругов в Российском правительстве стал тогдашний министр финансов М.Х. Рейтерн.
Общегосударственные интересы России никак не могли, разумеется, совпадать с интересами столичных биржевиков, хотя не учитывать эту силу тоже было нельзя, особенно при тогдашнем расстройстве русских финансов и зависимости страны от западных займов. Горчаков полагал, что Россия не может уклониться от поддержки восставших славянских народов. В противном случае русское влияние на Балканах, и без того уменьшившееся после Крымской войны, упало бы окончательно. Горчаков и здесь стремился избежать обострений, могущих втянуть Россию в опасную и невыгодную для неё войну. Он попытался разрешить балканский вопрос, не вступая в противоборство с Австро-Венгрией. В общем и целом это было в русле его принципиальной политики, и Александр II отстаивал точку зрения канцлера, хотя наследник престола (Александр III) и ряд видных деятелей правительства стояли за более твёрдую поддержку южных славян.
Пытаясь провести свою линию, Горчаков столкнулся с сильнейшим сопротиводействием главнейшего врага России на Балканах в продолжении уже целого столетия — Австро-Венгерской империей. В Вене смотрели на восточного соседа с опасением, ибо более всего опасались, как бы освободительное движение славян не началось у них «дома», особо тревожились венгерские помещики, а именно их представлял тогдашний министр иностранных дел граф Андраши — ярый враг славянства, и в особенности России.
Антитурецкое выступление в Боснии и Герцеговине стало призывом к другим угнетённым народам Балкан. В апреле 1876 года началось народное восстание в Болгарии, против султанской власти. Оно было подавлено с величайшей жестокостью, вызывая ужас во всём мире, а в России — гнев чуть ли не всего народа. В мае 1876 года Горчаков прибыл в Берлин на переговоры с Бисмарком и Андраши. Там он предложил новый подробно разработанный план предоставления автономии славянским народам, находившимся под турецким игом. Андраши стремился не допустить осуществления горчаковского плана. В принятом 13 мая (н.ст.) так называемом берлинском меморандуме по существу были исключены все основные положения этого проекта, предполагавшего мирное решение вопроса.
Горчаков не отступал, и русская дипломатия предприняла ещё одну попытку договориться с австро-венгерским правительством. В июне 1876 года Александр II и Горчаков вели переговоры с Францем-Иосифом и Андраши в Рейхштадте (Чехия). Была достигнута принципиальная договорённость о будущем балканских областей Турции, причём особо оговаривалось, что «ни в коем случае не будет оказано помощи туркам против христианства». Кроме того, Андраши согласился от имени императора на возвращении в состав России южной Бессарабии с Измаилом, отторгнутых ещё по Пражскому трактату.
Это был некоторый дипломатический успех Горчакова, ибо хоть как-то обеспечивалось невмешательство Австро-Венгрии в возможную русско-турецкую войну. Однако это незначительное достижение явно перекрывалось уступками: венское правительство добилось от русского права на «временную оккупацию» части Боснии и Герцеговины. Приходится признать: царь и Горчаков не смогли добиться действенной защиты интересов южных славян. Соглашение имело непрочный характер, отнюдь не сгладив русско-австрийских противоречий на Балканах.
Однако события всё время подталкивали осторожных дипломатов: как раз во время заседаний в Рейхштадтском замке Сербия и Черногория начали войну против Турции за освобождение своих земель. Однако вскоре гораздо более сильная турецкая армия одержала победу. Славянским государствам угрожало новое иго, и они обратились за помощью к России, полагаясь на её мощь и добрую волю.
Теперь вопрос о войне с Турцией неотвратимо стал в повестку дня. Горчаков понимал, что международное положение для России в тот период складывалось неблагоприятно. Английское правительство оказывало туркам всяческую поддержку. Резко враждебной, несмотря ни на какие соглашения, оставалась и позиция Австро-Венгрии. Бисмарк настойчиво провоцировал англо-русское столкновение. Начав войну с Турцией, Россия могла оказаться втянутой в конфликт с великими державами, будучи к этому совершенно неподготовленной. Однако в то же время невозможно было и отказать в помощи балканским народам, которые видели в России своего традиционного защитника, и тем самым надолго унизить звание великой державы.
Русский канцлер колебался. Он всячески стремился избежать большой войны. Горчаков считал, что Россия ещё не в состоянии осуществлять серьёзное наступление на Балканах, но последовательно отстаивать эту точку зрения уже не смог. Он готов был согласиться на «небольшую» войну, в чём видна опять-таки недостаточная твёрдость политической линии: а кто поручится, что война не станет «большой»?..
В Константинополе тем временем политическая атмосфера тоже накалялась. «Мягкий» — по азиатским понятиям того времени! — турецкий султан Аббул-Азис был свергнут, а вскоре и убит. Затем произошли другие дворцовые перевороты, наконец, на престол был возведён ставленник оголтелых националистов и мусульманских фанатиков Абдул-Гамид. Новый «повелитель правоверных» был классическим деспотом в самых худших традициях османской тирании, его уже при жизни называли «кровавым султаном».
Тем более характерно, что именно этого деспота настойчиво поддерживал тогдашний глава Британского кабинета Дизраэли. Объявленный во многих исторических очерках и учебниках великим дипломатом, он был по сути лондонской копией петербургского Нессельроде, только несомненно более образованным и талантливым. Сын крупнейшего европейского коммерсанта, он сделал головокружительную карьеру: сперва писал пошловатые романы, имевшие в своё время шумный бульварный успех, потом занялся политикой и выступал как защитник «трудящихся», но, не добившись успеха, сразу перешёл прямёхонько... в партию консерваторов. Тут быстро освоился, женился на пожилой, но сугубо английской леди, начал расти, расти и стал в итоге премьер-министром.
Дизраэли ненавидел Россию и в ненависти к ней заходил так далеко, что поддерживал «кровавого султана» даже с некоторым ущербом для государственной политики Британии. За что и поплатился: на выборах в английский парламент в 1880 году его соперник лорд Гладстон напрочь одолел Дизраэли, обвиняя его в дружбе с «кровавым султаном» и ненависти к славянству. Однако во время ближневосточного кризиса конца 70- х годов именно Дизраэли правил от имени Британской короны.
Горчаков старел, слабел физически, ему всё труднее и труднее приходилось собирать крепкую всегда волю, чтобы добиваться желаемого в политики. Но даже и в эту не лучшую для него пору он иногда мог всё же походить на самого себя в лучшие свои годы. Турки уже нацеливались сокрушить Сербию. В крымской Ливадии, в императорском дворце состоялось решающее совещание. Позже Горчаков рассказывал:
«Осенью 1876 г., в эпоху сербско-турецкой войны, государь Александр Николаевич жил в Молдавии... Я был помещён не в Ливадии, а в Арианде.