Страница 22 из 26
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Шли три святые мужа, а за ними три зверя люта. Как они (имя) стрели, так всю его зубную боль своими острыми зубами съели. Огради, Господи, (имя), силою Своего Честнаго и Животворящего Креста и сохрани его, Господи, от всякия хвори и недуга, от тяжелой болезни, от боли зубной, от всякого горя, от всякого зла. В руцех Твоих, Господи Иисусе Христе, Ты его благослови, и помилуй, и живот долгий даруй ему. Аминь.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Встану, раба Божья, благословясь, пойду, перекрестясь, из хаты дверьми, из двора воротами, на улицу широку, в дорожку далеку. Пойду под восток, под восточную сторону. Под восточной стороной выходила туча, от Ивана, от Матвея, от Луки, от Марка. Из этой тучушки вылетала птица, у ней лапы железные, на каждой лапе по 12 ножей булатных. Вырывает, выкалывает из зубов черви, грыжи, уроки, прикусы, людские завидки, из каждой косточки, из каждой жилочки, из ясных очей, из черных бровек, из белых рученек, из резвых ноженек, из буйной головы, из белых зубьев, из сердца ретивого, из кровушки красной. А слова те мои крепко в мед закатала, птенцу давала, птенца убивала, в поле относила, на двенадцать сажен в землю закопала. Аминь.
– Месяц, месяц, млад-млад. На море был? – Был. – Мертвецов видел? – Видел. – У них зубы не болят? – Не болят. – Так бы у меня, раба Божьего (имя), зубы не болели, не скорбели. Век по веки, отныне и довеки. Аминь.
Воинские и походные заговоры
За дальними горами есть окиян-море железное, на том море есть столб медный, на том столбе медном есть пастух чугунный, а стоит столб от земли до неба, от востока до запада. Завещает и заповедывает тот пастух своим дитем железу, укладу, булату красному и синему, стали, меди, проволоке, свинцу, олову, серебру, золоту, каменьям, ружьям и стрелам, борцам и кулачным бойцам большой завет: «Подите вы, железо, каменья и свинец, в свою мать землю от (имя), а дерево к берегу, а перья в птицу, а птица в небо, а клей в рыбу, а рыба в море, скройтесь от (имя)». А велит он ножу, топору, рогатине, кинжалу, ружьям, стрелам, борцам быть тихими и смирными. А велит он не давать выстреливать на меня всякому ратоборцу из пищали, а велит схватить у луков тетивы и бросить стрелы в землю. А будет мое тело крепче камня, тверже булату, платье и колпак крепче панциря и кольчуги. Замыкаю свои словеса замками, бросаю ключи под бел-горюч камень Алатырь. А как у замков смычки крепки, так мои словеса крепки.
Летал орел из-за Хвалынского моря, разбросал кремни и кремницы по крутым берегам, кинул громовую стрелу во сыру землю. И как отродилась от кремня и кремницы искра, от громовой стрелы – полымя, и как выходила грозная туча, и как проливал сильный дождь, что им покорились и поклонились селитра, порох, смирными смирнехонько. Как дождь воды не пробил, так бы меня (имя) и моего коня искры и пули не пробивали, тело мое было бы крепче белого камня. И как от воды камни отпрядывают и пузыри отскакивают, так бы от ратных орудий прядали от меня стрелы и порох – селитра. Слово мое крепко!
В высоком терему в понизовском, за рекою Волгой, стоит красная девица, стоит покрашается, добрым людям похваляется, ратным делом красуется. В правой руке держит пули свинцовые, в левой – медные, а в ногах – каменные. Ты, красная девица, отбери ружья: турецкие, татарские, немецкие, черкесские, мордовские, всяких языков и супостатов, заколоти ты своею невидимою рукой ружья вражья. Будут ли стрелять из ружья, и их пули были бы не в пули; а пошли ты эти пули во сыру землю, во чисто поле. А был бы я на войне невредим, и мой конь был бы цел и невредим; а была бы моя одежда крепче панциря. Замыкаю мои приговорныя словеса замком; а ключ кидаю в море-окиян под горюч камень Алатырь. Как морю не усыхать, камня не видать, ключей не доставать, так меня пулями не убивать до моего живота, по конец века.
Коваль еси ты брат! Сам ты оловян, и сердце твое вощаное, ноги твои глиняные, от земли до небес, не кусай меня, псина, – отай! Оба есмь мы от земли! Коли воззрю на тя очами брата, тогда устрашится меня твое вощаное сердце и подкосятся твои ноги. Тебе не главы рубить, а мух пугать, тебе не грудь мою пронзать, а землю пахать. Ну и паши землю да меряй пространство воздушное и рощи пустоту!
Мать сыра земля, ты мать всякому железу, а ты, железо, поди в свою матерь землю, а ты, древо, поди в свою матерь древо, а вы, перья, подите в свою матерь птицу, а птица полети в небо, а клей пойди в рыбу, а рыба поплыви в море; а мне бы (имя) было бы просторно по всей земли. Железо, уклад, сталь, медь, на меня не ходите бороться ушми и боками. Как метелица не может прямо лететь, так бы всем вам немощно ни прямо, ни тяжело падать на меня и моего коня и приставать ко меня и моему коню. Как у мельницы жернова вертятся, так бы железо, уклад, сталь и медь вертелись бы кругом меня, а в меня не попадали. А тело бы мое было от вас не окровавлено, душа не осквернена. А будет мой приговор крепок и долог.
Выкатило красное солнышко из-за моря Хвалынского, выходил месяц из-под синя неба, собирались облака издалека, собирались сизы птицы во град каменный. А в том граде каменном породила меня мать родная (имя матери), а рожая, приговаривала: «Будь ты, мое дитятко, цел и невредим от пушек, пищалей, стрел, борцов, кулачных бойцов: бойцам тебя не требовать, ратным орудиям не побивать, рогатиной и копьем не колоть, топором и бердышем не сечь, обухом тебя бить – не убить, ножом не уязвить, старожилым людям в обман не вводить, молодым парням ничем не вредить, а быть тебе перед ними соколом, а им – дроздами. А будь твое тело крепче камня, рубаха – крепче железа, грудь – крепче камня Алатыря; а будь ты в доме добрым отцом, во поле молодцом, в рати удальцом, в миру на любование, на брачном пиру без малого ухищрения, с отцом с матерью во миру, с женою во ладу, с детьми во согласии». Заговариваю я свой заговор матерными заповеданиями; а быть ему во всем, как указано, во веки ненарушимо. Рать могуча, мое сердце ретиво, мой заговор всему – превозмоги».
Выхожу я во чистое поле, сажусь на зеленый луг, во зеленом лугу есть зелья могучия, а в них сила видимая-невидимая. Срываю три былинки: белую, черную, красную. Красную былинку метать буду за море-окиян, на остров на Буян, под меч-кладенец; черную былинку покачу под черного ворона, того ворона, что свил гнездо на семи дубах, а во гнезде лежит уздечка бранная с коня богатырского; белую былинку заткну за пояс узорчатый, а в поясе в узорчатом зашит, завит колчан с каленой стрелой, с дедовской, татарской. Красная былинка притащит мне меч-кладенец, черная былинка достанет уздечку бранную, белая былинка откроет колчан с каменной стрелой. С тем мечом отобью силу чужеземную, с той уздечкой обратаю коня ярого, с тем колчаном со каленой стрелой разобью врага-супостата. Заговариваю я ратного человека (имя) на войну с сим заговором. Мой заговор крепок, как камень Алатырь.
Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема Володимирова, а во княжем тереме Володимировом сокрыта сбруя богатырская, богатырей новгородских, соратников молодеческих. По Волге широкой, по крутым берегам плывет лебедь княжая со двора княжева. Поймаю я ту лебедь, поймаю я ту лебедь, поймаю, схватаю. Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовый, что ключ от княжева терема, терема Володимирова. Не моим крыльям долетать до моря Хвалынскаго, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить семипудовый ключ. Есть на море на окияне, на острове на Буяне ворон, всем воронам старший брат; он долетит до моря до Хвалынскаго, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовый; а ворон посажен злой ведьмой Киевской. Во лесу стоячем, во сыром бору стоит избушка, не шитая, не крытая, а в избушке живет злая ведьма Киевская. Пойду ль я в лес стоячий, в бор дремучий, взойду ль я в избушку ко злой ведьме Киевской: «Ты, злая ведьма Киевская, вели своему ворону слетать под море Хвалынское, в медный дом, заклевать змея огненного, достать семипудовый ключ». Заупрямилась, закорачилась злая ведьма Киевская о своем вороне: «Не моей старости бродить до моря до окияна, до острова до Буяна, до черного ворона. Прикажи ты моим словом заповедным достать ворону тот семипудовый ключ». Разбил ворон медный дом, заклевал змея огненного, достал семипудовый ключ. Отпираю я тем ключом княжий терем Володимиров, достаю сбрую богатырскую, богатырей новгородских, соратников молодеческих. Во той сбруе не убьют меня ни пищали, ни стрелы, ни бойцы, ни борцы, ни казанская, ни татарская рать. Заговариваю я (имя), ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором. Чур слову конец, моему делу венец!