Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 15



Но недолго музыка играла: спустя месяц после выборов главы государства, в июле 1996-го, Чубайс был назначен руководителем Администрации президента. Ельцин к тому времени уже почти стал, как выражается нынешняя молодежь, овощем – работать полноценно не мог, обижался на всех, как маленький ребенок.

Вспоминаю в этой связи замечательный фильм «Обыкновенное чудо» с Евгением Леоновым в роли царя в медной короне: «Палача отняли, жандармов отняли – свиньи вы, а не верноподданные!» Вот так же и Ельцин на закате своего президентства брюзжал. И оживал только, когда глава Администрации документы ему приносил на подпись – рисуя автографы, ЕБН ощущал себя начальником страны. Ну а что там конкретно в документах – не царское дело разбираться, руководитель канцелярии лучше знает. Поэтому, когда после выборов в сентябре 2016 года В. Володин ушел с должности первого заместителя главы Администрации президента в спикеры Госдумы, те, кто знаком с этой кухней, вынесли вердикт: это однозначное понижение. Ну что такое председатель нижней палаты парламента – всего лишь третий человек в стране. Первый заместитель главы администрации Путина в кремлевской иерархии влиятельнее: у него повседневный доступ к центру принятия решений.

Вся содержательная жизнь Кремля проходит «под ковром» и в кулуарах, про нее обыватели ничего не знают. И это наше «средневековье» в случае с Ельциным осложнялось тем, что в конце его жизни об адекватности речи уже не шло. ЕБН был абсолютно внушаемым, как ребенок – любую глупость скажи, и он повторит. Отсюда все эти 38 снайперов, «не так сели» и прочая ахинея, над которой вся страна потешалась.

Большинство из тех, кто в 1996 году голосовал за Ельцина, нового возвышения Чубайса президенту простить так и не смогли. Но одни сидели по кухням и тренировались в злословии, а другие тем временем упражнялись в конспиративной работе…

В первый заговор по свержению Ельцина с его подельниками меня втянули в 1996 году, спустя несколько месяцев после президентских выборов. У руля стоял один очень известный деятель, не сходивший с экранов телевизоров и при Путине. В состав заговорщиков входили офицеры – «афганцы» и «чеченцы», опытные боевые командиры. Даже Герои Советского Союза были, кстати. Как и в 1825 году, когда в антимонархическом заговоре участвовали не паркетные клоуны, а настоящая гвардейская элита. С той только разницей, что те офицеры и генералы победили Наполеона, а наши современники нахлебались унижения в Афганистане и на Северном Кавказе.

Когда они меня увидели на одном из собраний на «конспиративной квартире», были в шоке: как, дескать, он здесь оказался – это же один из самых близких к Ельцину людей, он нас всех завтра сдаст. Но мы выслушали друг друга, быстро пришли к общему знаменателю и испытали взаимное доверие.

Идеология заговора была простой: с этой преступной властью пора кончать, пока она окончательно не разрушила страну. Крови никто не жаждал при этом. Тот, кто по-настоящему воевал, как правило, не бывает кровожадным. Целью было вышвырнуть шайку из Кремля, пусть даже с гарантиями личной безопасности. Офицерскому слову этих людей, думаю, даже чубайсовско-юмашевская шушера поверила бы, если б они им сказали: собирайте манатки и валите отсюда, преследовать не станем, только на глаза никогда больше не попадайтесь. Но, увы, по объективным причинам тогда не сложилось довести задуманное до конца. Умер лидер и мозговой центр заговора, и подхватить падающее знамя никто не смог или не захотел. Да и конкретного плана как такового еще не было – к его разработке только приступали.

Одновременно, в 1997 году, развернулась активная деятельность созданного по инициативе депутата Госдумы Льва Рохлина Движения «В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки». В феврале того года я стал депутатом Государственной думы от Тулы. Многие председатели думских комитетов звали меня к себе, но это как обычно бывает: поймают случайно в буфете или в лифте и начинают шарманку крутить: «А вот неплохо бы, Александр Васильевич, нам вместе поработать как-нибудь над чем-нибудь, законы попринимать…» Один Рохлин как-то уже поздно вечером пришел целенаправленно ко мне в кабинет, закрыл плотно дверь, взял стул, подставил к моему столу, сел, зачем-то сдвинул все бумаги в сторону и с прямотой комбрига заявил: «Васильич, ты должен у меня в комитете по обороне работать. Пойдем. Не пожалеешь».



Вообще-то, моим профильным комитетом, если сопоставлять с предыдущей деятельностью, был Комитет по безопасности и противодействию коррупции. Но в том созыве в нем председательствовал такой персонаж, что вместе с ним с коррупцией воевать – то же самое, что в компании с алкашом с пьянством бороться, поэтому я этот вариант даже не рассматривал. И во всех четырех созывах работал в комитете по обороне, о чем ни разу не пожалел. В том числе и потому, что руководил им в начале моей депутатской карьеры Лев Яковлевич Рохлин.

Не очень много было в моей судьбе таких людей, с которыми я говорил на одном языке. Рохлин – это как раз такой случай. Мы с ним близко сошлись. Он бывал у меня дома, я – у него. Приезжал к нему и на дачу – ту самую, где Лев Яковлевич потом смерть принял. По рюмке-другой выпивали, о жизни беседовали, об армии, о власти, которая не правит, а царствует с учетом необходимости наполнения своего бездонного кармана.

Отношение Рохлина к установленному «семьей» режиму хорошо известно. Если был бы жив, спустя двадцать лет точно прослыл бы отъявленным оппозиционером, а тогда этого слова в ходу не было. Рохлин считал, что «пора решать что-то с этой бандой». По сути, Движение «В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки» стало штабом нового заговора по свержению существующего строя. Хотя, если быть точным – не строя, а тех, кто его в России на тот момент олицетворял. Любое государственное устройство, кроме совсем уж людоедских режимов, на мой взгляд, может нести благо обществу, достаток гражданам, если во главе его стоят совестливые люди. И любой государственный строй, даже формально прогрессивный, заведет страну в безвыходный тупик, если у руля – воры.

Конечно, в развитых странах есть система сдержек и противовесов, там самодур-одиночка на вершине пирамиды ничего бесповоротно испоганить не сможет – найдется управа. Россия же всегда только подтверждала правило «каков поп, таков и приход», потому что у нас – то трон, то Политбюро, то снова трон. Шариков мечтал все отнять и поделить, а на вершине пирамиды власти у нас чаще оказываются те, кто только отнимает, но делиться ни с кем не собирается.

Выход напрашивался один: сами они никуда не уйдут, поэтому надо указать, где дверь, пока не поздно, пока еще совсем все не разграблено. Все это в наших разговорах с Рохлиным звучало. Довольно быстро нашлись единомышленники, подтянулись неравнодушные. И снова это были, в основном, люди отслужившие, связанные с армией, спецслужбами и правоохранительными органами. В КПСС побывали все, поэтому, ясное дело, сразу в заговорщицком собрании возникла тема «персонального дела» тов. Ельцина. Ведь роль личности в истории России всегда была главенствующей, даже если личность эта только и делала, что кирпича просила.

Решение самых острых проблем страны, которая катилась в пропасть из-за коррупции, «декабристы» конца 90-х видели, в первую очередь, в нейтрализации Ельцина – его отстранении от властных полномочий. И эта нейтрализация предусматривалась уже физической, ибо к тому времени стало понятно: по-другому обитатели Кремля из него не собирались выходить, только вперед ногами.

Кстати, мне все мои послеельцинские годы пришлось выслушивать от множества людей один и тот же вопрос в разных вариациях: «Ты почему его не убил?» Отвечал обычно в том плане, что вы же его сами выбрали. Тут же сопротивление: «Я не выбирал!» А кто же ему 75 процентов накидал тогда? Ну а я охранял этот ваш выбор, как мог, и ни один волос с него не упал по моей вине – только по его собственной, мягко говоря, неосторожности. Да и кто о семье моей позаботился бы в таком случае?