Страница 10 из 17
Лыков громко крикнул:
– Унтер-офицер! Тут коллежский советник Лыков из Департамента полиции. Они смылись, можешь выходить.
– Это вы мне подмогли? – донесся голос из купе. Жандарм решил сначала выяснить, миновала ли опасность, и не спешил открывать дверь.
– Я. Один валяется под окном, сейчас подохнет. Вылезай, все кончилось. Ты молодец!
Щелкнула задвижка, и в коридор высунулась красная физиономия. Унтер нацелил «наган» в грудь Лыкову и тут же опустил.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
– Артельщик жив?
– Так точно! Я его на верхнюю полку отправил. Уж патроны кончались. Благодарствуйте.
– Ты храбро бился, они так и так отступили бы. Как твоя фамилия? Я сообщу начальству.
– Унтер-офицер Свияжского жандармско-полицейского пункта Шавкин, ваше высокоблагородие.
– Займись раненым. И вот, прими его револьвер.
Шавкин склонился над нападавшим:
– Это вы его или я?
– Мой.
– Готов, собака! А и черт с ним.
Лыков, все еще разгоряченный боем, сказал одобрительно:
– Хорошо держался, все бы так. Третий глаз обещал им сделать?
– Это я со страху балагурил, – шепотом сообщил ему жандарм. – Вижу, заряды к концу подходят. Жуть… А за мной человек безоружный, при нем две тысячи казенных денег. Я же за них отвечаю. Вот, время тянул. Скоро станция, там, думал, они отступят. А все же если бы не вы, не знаю, чем бы кончилось.
Наконец в коридор из всех купе полезли люди. Пассажиры, убедившись, что стрельба прекратилась, окружили жандарма и стали его благодарить. Кто-то предложил собрать храбрецу денег. Отовсюду потянулись руки, иная с рублем, а иная и с трешницей. Шавкин сделался еще краснее и попытался отказаться. Но Лыков как штаб-офицер разрешил принять награду, хотя формально не имел такого права:
– Бери, заслужил. А начальству я объясню. В наше трусливое время храбрость надо поощрять. Может, и хозяин суммы чего даст…
Нападение произошло на перегоне Тюрлема – Свияжск. Семь человек сели в Шихранах и, дождавшись, когда начало светать, напали на купе. Артельщик железнодорожной артели фон Мекка вез выручку. Когда стали ломать дверь, сопровождавший его унтер-офицер оказал сопротивление. А тут еще Лыков подвернулся. В виду станции Свияжск грабители спрыгнули с поезда и скрылись в лесу.
На станции Шавкин сошел и забрал труп убитого бандита. Его сменил другой жандарм и так же заперся изнутри. Поезд, простояв в Свияжске лишних двадцать минут, двинулся дальше. До самой Волги больше не случилось никаких происшествий.
Наконец рельсы уперлись в реку. Здесь полустанок назывался Остров, на той стороне – Берег. Когда-нибудь тут построят мост, но пока приходилось делать пересадку. За переправу полагалось платить особый сбор: с пассажиров первого класса – пятнадцать копеек, да еще по три копейки за каждый пуд багажа. Люди на пароме перебрались на левый берег и пешком дошли до станции Зеленый Дол. Там сели в грязные вагоны подбрасывающей ветки. Приходилось мириться с неудобствами и терпеть – до Казани оставалось полтора часа езды.
Город открылся издалека и показался почти сказочным. Белый кремль, тонкий силуэт Сумбекиной башни, крутая гора, спускающаяся сверху на кварталы посада… Вокзал находился недалеко от центра, рукой подать до кремля. Алексей Николаевич вышел на перрон, вручил саквояж носильщику и покорно двинулся следом. На бирже извозчиков царил обычный бардак, делили пассажиров. Сыщик сел к первому попавшемуся и сказал:
– Вези в лучшую гостиницу.
– Лучшая – это «Франция» на Воскресенской улице, – ответил извозчик, не торопясь трогаться с места. – Туда изволите? В ней все генералы живут.
– Нет, к генералам не хочу, – стал капризничать седок. – А купцы-богатеи что предпочитают?
– Дык кто что, вашество. Одни норовят в «Боярский двор», другие в «Европейские номера», а третьи, самые, значит, балованные, в «Казанское подворье», к господину Щетинкину. Там и ванныя, и буфет, и все что хошь. Даже генералы иные, узнав, туда переезжают.
– Давай к Щетинкину. Смотри, если разочаруюсь, грех на тебе будет!
Мужик хмыкнул и махнул кнутом:
– Н-но, милая!
Пока ехали, гость осведомился насчет тарифа на извоз. Оказалось, в Казани, как и во многих других городах, счет шел на концы. Стоимость конца – двадцать копеек. До Большой Проломной улицы, где находились номера Щетинкина, чуть дороже – четвертак. От вокзала можно было доехать и на трамвае. Во втором классе открытого вагона[15], например, всего за три копейки! Но питерец счел это несолидным и выбрал одноконную пролетку.
«Казанское подворье» оказалось действительно приличным местом. Номер на втором этаже обошелся командированному в два пятьдесят. Горячая вода, ванна, телефон – чего еще желать? Местоположение удобное: что до кремля с губернатором, что до Воскресенской улицы с полицмейстером десять минут ходу.
Достигнув высоких чинов, Алексей Николаевич перестал брать с собой в разъезды парадный мундир. Это для титулярных советников! Полковнику с открытым листом в кармане и с личным поручением императрицы можно явиться к начальнику губернии хоть в зипуне. Лыков надел мундирный сюртук со старшими орденами и отправился наверх. Он прочел в поезде путеводитель Загоскина и знал, что Проломная – название историческое. Там, где она берет начало от кремля, в 1552 году русские войска взорвали мину и проломили стену крепости.
По Петропавловской улице, мимо необычного храма гость поднялся на Воскресенскую, как раз напротив живописного пассажа. Воскресенская улица для Казани то же, что Невский проспект для Петербурга. Приезжий дошел по ней до площади, с любопытством глядя по сторонам. Все ему нравилось: мощеная улица с шикарными магазинами, гостиный двор, памятник Александру Второму, симпатичный корпус городской думы, еще более красивый городской музей. Через ворота в Спасской башне Лыков попал в кремль. Там тоже оказалось уютно. Миновав юнкерское училище по одну руку и присутственные места по другую, он вышел к губернаторскому дворцу. Часовой у входа вытянулся перед солидным господином.
Питерец поднялся на второй этаж и сообщил свое имя дежурному чиновнику. Лыкова уже ждали. Имя государыни открывало любые двери. Начальник губернии действительный статский советник Стрижевский сам вышел в приемную.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Позволите так вас называть? А я буду Михаил Васильевич. Прошу проходить. Чаю с дороги?
– Не откажусь. Ведь Казань раньше была столица чая?
Невинный вопрос заставил губернатора нахмуриться:
– Что было, то сплыло, увы. Когда вся доставка в Сибирь велась гужевым способом, город процветал. Мы были главным перевалочным местом. Но Великий рельсовый путь провели мимо нас. Уфа с Самарой сговорились, себя подняли, а нас сгубили. Кое-как выпросили мы себе ветку из Рязани, упрощенную и без моста. И строили ее за собственные средства. Казань зажата в мокром углу между Волгой и Камой и жила всегда только за счет сибирского транзита. Прозябаем, Алексей Николаевич. Нам бы присоединиться к кому-нибудь, хоть бы к Нижнему. Если увидите Их Величества, может, замолвите словечко?
Стрижевский за руку потащил Лыкова к карте губернии:
– Вот, смотрите. Ежели связать Арзамас веткой с Шихранами да построить мост через Волгу, то получится прежний план Богдановича. Казань окажется на Великом Сибирском пути. И оживет!
Тут наконец принесли чай. Сыщик взял стакан и сказал извиняющимся тоном:
– Михаил Васильевич, я ведь не для того прибыл. Разве станут Их Величества говорить с каким-то там коллежским советником о железных дорогах? Дай Бог свое дело сделать и головы не лишиться.
Губернатор посерьезнел:
– Прошу извинить. У кого чего болит, тот про то и говорит. Да, поручение у вас… Как бы помягче сказать… Что требуется от меня?
– Содействие.
– Будет. Только давайте позовем вице-губернатора Кобеко. Я, видите ли, уезжаю послезавтра. На два месяца, на лечение. Руководить губернией выпадет Дмитрию Дмитриевичу. Он опытный человек, но немного застенчивый.
15
Второй класс открытого вагона – передняя скамейка и обе площадки, задняя и передняя.