Страница 17 из 18
– Голодная? – заботливо спрашивает отец.
– Меня бабка заругает. Домой надо.
– Наташа, давай дадим девочке что-нибудь с собой поесть. Хоть яблоко, что ли…
– Пирожок дам. С капустой, – говорит мама, появившись в дверях.
Оля ловит ее взгляд. «Вот видишь! – говорят сияющие мамины глаза. – Я же рассказывала тебе, что на самом деле он очень добрый».
Маня приподнимает край разорванной юбки.
– Лелька, тащи нитку с иглой, – командует отец.
Оля стремглав мчится в комнату. Отец тысячу лет не называл ее Лелькой. Это ее детское имя, и в девочке вдруг оживает давно забытая радость от его возвращения с моря. Он привозил розовую жвачку, из которой можно надуть пузырь размером с кулак, фломастеры, от запаха которых свербило в носу, магнитик на холодильник. Глухую ненависть, въевшуюся за полтора года жизни в Русме, на несколько секунд вытесняет огромная любовь – новая, юная, вспыхнувшая из пепла старой. От этого Оле хочется выть. Или раздвоиться, и пусть одна Оля ненавидит его, а другая любит. Или поранить себя, разбить колени и перемазаться в грязи, чтобы он смотрел на нее с такой же нежностью, как на Пудру, и разговаривал тем же заботливым тоном.
Но если маленькая Оля Белкина чему-то и научилась, так это держать себя в руках. Выигрывают хладнокровные, как говорит Синекольский. Димка обычно оказывается прав.
Хотя вот с голубем…
Впрочем, сейчас не до голубя. Оля возвращается с маминой шкатулкой для рукоделия. Папа подбирает нитку в цвет Маниной юбки и не слишком умело, но старательно штопает порванную ткань.
Пудра окончательно успокоилась. Она выпрашивает конфеты, хитро косится на Олю и просит, чтобы ее еще раз полили перекисью.
– Что за мальчишки ее обижали? – спрашивает отец.
– Мы не знаем, – врет Оля.
Он с сомнением качает головой.
– Ладно. Давай-ка, девочка, я тебя доведу до дома. Иначе бабушка твоя опять будет с ума сходить. Натаха, садитесь ужинать без меня.
– Да уж дождусь, – с притворным недовольством бормочет мама.
Но Оля видит, как она рада. И сама готова обнять и глупую Пудру, и даже урода Грицевца.
Когда за папой закрывается дверь, мама зовет их обоих за стол.
– Господи, вкусно-то как, – мычит Димка, жуя вторую котлету. – А можно мне добавки?
– Разжиреешь, как Пудра, – шепчет ему Оля. – Кстати! Слушай! А ты чего это про Гитлера понес?
– Я понес? Ты первая понесла! Я подхватил! Как ты вообще про него вспомнила?
– Да я просто хотела почву выбить из-под ног этого урода.
– Табуретку ты у него выбила, – говорит Димка. И смеется, вспоминая ошарашенное Женькино лицо. – Расовая гигиена! Ха-ха-ха! Гиена!
Оба хохочут.
– Ладно, пора мне, – солидно говорит Димка. – Сокола моего надо кормить. Тетя Наташа, спасибо за котлеты, очень вкусно было!
– Приходи еще! – откликается мама.
Еще вчера Оля сказала бы, что это приглашение – чистая формальность. Но сегодняшний случай с Пудрой что-то изменил. Это понимают и мама, и Оля, и даже Синекольский.
– Обязательно зайду! – искренне откликается он.
Глава 5
Греция, 2016
– Гаврилов был прав, – сказал Бабкин.
Он выглядел даже более измученным, чем Илюшин. Они с Яном успели побеседовать почти со всеми обитателями гостиницы, не считая персонала и пары англичан, ранним утром уехавших на экскурсию.
– Она действительно как сквозь землю провалилась. Если только кто-то из них не врет.
Илюшин рассеянно кивнул.
– Ты слышал, что я сказал? – спросил Бабкин, стараясь подавить нарастающую злость.
Последние три часа он провел в разговорах с людьми, искренне желавшими ему помочь. Это стремление в сочетании с их полной неосведомленностью вылилось в эффект благожелательного роя трутней: никто не способен был принести пыльцу, но гул стоял знатный.
В другое время Сергей проявил бы терпение. Происшествие действительно было из ряда вон выходящим. Неудивительно, что все возбуждены.
К тому же он знал: даже простой любопытствующий может, сам того не подозревая, оказаться прекрасным свидетелем. Люди часто не отдают себе отчета в том, что они видят. Отель небольшой, постояльцев немного, все приглядываются друг к другу… Его работа заключалась в том, чтобы сунуть палочку в бак, где летают почти невидимые полупрозрачные нити сплетен, и вытащить наружу плотный ком сахарной ваты. Факты!
И где они?
Фактов не было.
«Она ни с кем особенно не общалась. Только здоровалась и улыбалась».
«Очень милая женщина с огромным фотоаппаратом – я все время думал, как ей тяжело его таскать».
«Уверена, она просто решила остаться в Греции и сбежала. Здесь такие красивые мужчины! Ваши русские мужья не очень внимательны к женам».
Выслушав двадцать подобных версий, Бабкин начал свирепеть. Все эти доброжелательные люди откусывали по кусочку от его времени и сил, ничего не давая взамен.
Пара новобрачных, для которых Ольга делала праздничную фотосессию, улетела две недели назад. Сергей разузнал их номер и позвонил очень удивленным ребятам в Москву, но и те не смогли пролить свет на исчезновение. С Гавриловой они познакомились в социальных сетях. Списались, встретились, понравились друг другу – и забронировали номера в одном отеле.
– Подождите, она должна прислать нам обработанные фотографии! – озабоченно сказала юная жена. – Как же теперь нам быть? Знаете, это очень нехорошо с ее стороны!
Этот рефрен Бабкину уже изрядно надоел. Да, Гаврилова поступила нехорошо. Так же нехорошо, как редакторы, помещающие в журналах кроссворды без ответов на последней странице.
Лучше всего это сформулировала сухопарая немецкая старуха в красной бейсболке.
– Так все-таки бедняжка умерла? – требовательно спросила она у Сергея.
Бабкин ответил, что именно это он и пытается выяснить.
Немка осуждающе покачала головой.
– Знаете, в моем возрасте уже хочется определенности.
– Ян, спроси, что она имеет в виду.
Та устремила на Сергея недовольный взгляд.
– Хотелось бы услышать финал этой истории до того, как я сама отброшу копыта.
Ее слова стали последней каплей. «Устроили, понимаешь, развлечение!» – рычал про себя Бабкин, возвращаясь в номер.
Его ждал еще один удар.
Зайдя в холл, он увидел себя издалека в большом зеркале – громадную нелепую фигуру в красных пятнах, выглядевшую так, словно его закидали помидорами. Чертова рубашка!
А теперь и Макар не слушает его отчет.
– Ян, где здесь можно купить одежду? Нужна рубаха.
– Э-э-э… В городе. Два часа езды. У вас нет другой, да?
От сочувствия, выразившегося на лице мальчишки, Бабкину захотелось его придушить.
– Жена чемодан собирала.
Красноречивая ухмылка дала понять, что думает Ян о мужчинах, которым жены собирают вещи в поездку, и о мужьях, которые доверяют такое ответственное дело женщинам.
– Мне нужно еще раз осмотреть номер Гавриловых, – внезапно сказал Макар. – Ян, ты с нами.
В комнате вопреки заявленному намерению Илюшин не стал ничего искать. Он сразу подошел к окну.
Петр Гаврилов мутным взглядом следил за ним из кресла. Возле его босых ног стояла пустая банка колы, но Бабкин заподозрил, что их клиент все-таки достает спиртное, несмотря на запрет.
– Ян, что это за дом?
– Где?
Илюшин обернулся так резко, что юноша отшатнулся.
– А вот это сейчас был очень плохой вопрос, – сказал Макар, не сводя с него глаз. – Из этого номера виден один-единственный дом. Для начала, других в округе просто нет.
– В нашей деревне сто пятьдесят восемь домов…
– Деревню отсюда не видно, – оборвал его Илюшин. – И ты не можешь об этом не знать. Кто там живет?
– Андреас Димитракис. – Кажется, Ян обиделся. – У него жена и дети. И две козы.
– Кто он такой?
– Рыбак. И еще выращивает на продажу фрукты всякие, овощи, маслины… Как все у нас. Хозяйство ведет, оно у него большое. Роза домом занимается.