Страница 41 из 70
Кобзарь. Рисунок А. Базилевича.
Кобза Ивана Мазепы. XVII в.
Много украинских полководцев, зная влияние героической песни на дух войска, нередко сами писали боевые песни для своих воинов. В старинной «Рифмованной хронике» (1682 год) отмечается, что казаки, когда шли в бой под Берестечком, пели боевые песни-гимны, составленные гетманом Петром Сагайдачным (195, 436). Богдан Хмельницкий, Иван Сирко, Иван Мазепа, Максим Железняк и много других казачьих военачальников также прекрасно играли на кобзе и были авторами песен.
Героика украинских песен поражала иностранцев. Вот как восторженно отзывалась в 1866 году о них автор переводов украинских исторических песен на немецкий язык Тальви: «Освободительная борьба против врагов Украины породила очень много и мощных украинских песен. Формой, характером и смелостью поэтических чувств они очень отличаются от московитских. Смелый размах исторических украинских песен напоминает шотландские баллады. Козак не поддается судьбе, а с ней борется, потому что украинская песня родилась под свист пуль, под звон сабель во времена долгих войн, которые веками кипели от Карпат аж за Днепр» (168, 81).
Кобзарь.
Казаки гуляют. Рисунок Т. Калинского.
Московские оккупанты прекрасно знали о влиянии героических песен на дух народа, и потому любой ценой пытались уничтожить их. Героические песни, которые пробуждали дух народа, запрещались, певцы-кобзари систематически преследовались и уничтожались карательными органами, сначала царской охранкой, впоследствии ЧК-НКВД-КГБ. Идеологический отдел Компартии создал целую систему борьбы с героическими песнями. Их переделывали, и казаки становились «красноармейцами», «буденовцами», «красными партизанами», в песни включались «Ленин», «Сталин», «партия рабочих и крестьян». За исполнение же других патриотических песен любой украинец мог получить несколько лет сибирских лагерей. Украинцам разрешалось петь только плаксивы рабские песни, оплакивать свою судьбу и славить свое рабское существование. Вместо дум о Сирко, Хмельницком, Богуне, песен «Эй но, братья, к оружию», «Не пора», «Эй, степями», предлагались только «Ой упал же он с коня», «Мы славим партию», «Что-то сегодня я очень тужу» и т. д. Старинная боевая казацкая песня «Эй, не удивляйте, добрые люди» была переработана в «Эй, наливайте полные чары». А история со знаменитым произведением «Запорожский марш», сохраненным до наших дней слепым народным кобзарем Евгением Адамцевичем… После того, как Государственный оркестр народных инструментов Украины, в репертуаре которого было этот фантастическое произведение, в 1974 году побывал с гастролями в Москве, «Запорожский марш» сразу же был запрещен, а все пленки размагничены (195, 160). Я хорошо помню, какой дикий крик поднялся в московской оккупационной прессе, когда на первом фестивале «Червона рута» в 1989 году они услышали старинные казацкие и стрелецкие песни. Это расценивалось как призыв к восстанию против режима. Ведь они хорошо понимали, чем это может закончиться.
Петр Бугай — сотник Черноморского казачества. Фотография нач. ХХ в.
Шамиль. Рисунок Е. Лансере.
Упражнения с топориками на музыку «Эй, там на горе Сеч идет». Сечевой песенник. Коломыя. 1912 г.
Боевой гопак. Современный рисунок.
На протяжении последних лет мы с восторгом наблюдаем за героической борьбой маленькой горной страны Чечни против гораздо более многочисленных и лучше вооруженных московских орд, которые танками, тотальными бомбардировками и напалмом пытаются любой ценой захватить эту страну, уничтожить ее независимость. Из истории мы знаем, что эта борьба продолжается с переменным успехом уже сотни лет, а Москве никак не удается уничтожить свободолюбивый дух маленького горского народа. В связи с этим вспоминается интересная история времен чеченской войны против московских захватчиков (1817–1864 гг.) под руководством знаменитого имама Шамиля. Так вот, во время той войны имам Шамиль строго запретил сочинять и петь в аулах плачевные песни. «Мы воины, мы воюем, поэтому нам надо быть мужественными. Мужество не должно ни жаловаться, ни плакать, какие бы испытания ему выпали», — говорил он. За нарушение своего приказа он строго наказывал, не глядя, кто перед ним — старый или молодой, мужчина или женщина. Однажды он услышал одну такую песню, где оплакивалась потеря горного аула Ахульго, лились слезы по погибшим героями. Шамиль приказал немедленно разыскать автора песни и дать ему сто два удара кнутом — по одному за каждую строку песни. Когда же оказалось, что песню составила его мать, имам заявил, что поскольку мать наказывать не годится, он сам, как сын, получит наказание за эту песню. Шамиль тут же сбросил одежду, разделся и приказал своему мюриду отсчитать ему сто два удара нагайкой. После экзекуции имам встал, оделся и сказал людям:: «Горцы, нам надо воевать. Нам никогда создавать песни и петь их и рассказывать сказок. Пусть поют о нас враги. Этому научат их наши сабли. Вытирайте слезы, острите оружие. Ахульго мы потеряли, но Дагестан еще жив и война не окончилась» (35, 199). После этого Дагестан еще двадцать пять лет вел упорную борьбу с многочисленными в десятки раз армиями оккупантов, кавказские воины и по сегодняшний день являются образцом мужества в борьбе с оккупантом.
Песня поднимала не только дух человека, но и в сочетании с другими упражнениями служила важным средством выработки общей выносливости организма. Сегодня, наблюдая на сцене за выступлениями народных танцевальных коллективов, мы можем отметить одну интересную деталь: танцоры танцуют, но практически не поют, лишь изредка выкрикивая и посвистывая. Но ведь старинные исследователи и очевидцы, описывая казацкие или гуцульские танцы, единогласно отмечают, что танцы происходят обязательно с пением. Об этом говорят и Боплан, и Мериме, и Кайндль и другие. Леонид Без, в своем письме, которое мы приводили в предыдущей главе, также описывает, что его обучение боевому искусству пластунов «Спас» тоже обязательно происходило с песней, которая была важным элементом тренировок. И я, припоминая свое детство, так же вспоминаю, как дедушка, обучая меня старинным боевым приемам, так же пел шуточные песни. Одну из них я могу привести.
31