Раб

— Хочу… — говорит. — Если можно…

Антер

Это просто какой-то сон. Мог ли ты представить, что такое возможно, раб?

Мысли ускользают, оставляя место ощущениям: её тонкий стан под ладонями, едва уловимый аромат духов, запах волос. Кажется, чуть приближаюсь, чтобы впитать его, какая же она мягкая… Почти невесомое прикосновение к моим плечам. Хочу растянуть это мгновение, осознавая, что мне приятно держать руки на её талии, что даже Амира не вспоминается, потому что это было моё желание — пригласить её, и потому что я боялся отказа, потому что здесь нет места никаким принуждениям. И почему-то достаточно того, что есть. Некая зыбкая грань, в которой не возникает желания приближаться и страшно отпустить.

Кажется, сделай она движение навстречу, прижмись ко мне как большинство окрестных пар — и нарушится очарование, захочется сбежать, заскочить под душ и долго, долго смывать с себя прикосновения. Но она не приближается, и мне уже самому хочется притянуть её хоть немного поближе, но так страшно, а вдруг она сочтёт это своеволием, или снова Амира заполнит всё сознание.

И я вдыхаю её аромат, ощущая лишь лёгкое прикосновение волос к лицу, и не хочу говорить, и даже двигаться не хочу — наверное, по-дурацки переставляю ноги, но она ничего не требует, не ждёт никаких сложных движений, мы словно замираем в нашем танце, как мушки замирают в янтаре, теряя счёт времени и оставаясь там навсегда…

Хоть бы музыканты не переставали играть эту медленную, вынимающую душу мелодию…

Тамалия

Почему такие вечера не бесконечны?

Едем домой. Сидит рядом, ловлю себя на мысли, что мог бы и обнять, что ли… Хороший же вечер. Похоже, даже сумел расслабиться слегка.

Размышляю о том, как хорошо было бы встретиться… просто, где-то на какой-то планете… Без пульта в сумочке и чипа в голове. Тогда, милый, у тебя, наверное, отбоя от девчонок не было бы, интересно, обратил бы на меня вообще внимание? Наверное, избалованный был бы — жуть… Вспоминаю "петуха", улыбаюсь. Да нет, у Антера стержень какой, если его даже рабство не сломило… Видимо, и родители много вложили…

Кажется, я заснула после прохождения стены, потому что вдруг привиделось, что мы на Амадеусе, а у меня выходной, и вот мы возвращаемся домой…

— Госпожа… простите, госпожа… мы приехали…

И точно, так тепло придремалось на широком плече, улыбаюсь. Пугаюсь, сейчас же возле дома начнёт вспоминать про свои рабские привычки, а я так не хочу, чтобы вечер заканчивался…

Выхожу поскорее, чтобы он не успел дверь открыть, смотрит слегка испуганно, чёрт с ними, с соседями, делать им нечего, только за нами следить. Подумаешь, у меня свои привычки, я, в конце концов, не местная…

Глава шестая

*******************

Антер

По-моему, сегодня первый раз она на ночь не заперла мою дверь. И, кажется, даже кнут из шкафа не убрала. Не кажется — проверил. Не убрала.

Впрочем, перехватить её тонкую шею мне уже не хотелось. Похоже, она получила меня с потрохами… всего и целиком.

Возможно, всё это — лишь какая-то многоходовая комбинация, возможно, ей как и остальным нельзя верить, но так хочется…

Тихо подошел к её двери, попробовал… открыто. Не боится? Или просто уповает на мою логику, понимая, что если я что сделаю с ней — мне не уйти отсюда, с Тарина, никуда?

Подошёл, тихо опустился на пол, чтобы не разбудить. Какое у неё нежное лицо… Провёл по разметавшимся светлым мягким волосам, не удержался, прикоснулся к щеке. Только бы не разбудить, не положено мне… Но впервые посетила мысль, что моё достоинство нужно ей не для себя — для меня. И так сразу же захотелось… подняться, распрямиться, что-то доказать… Убил бы подонков, которые посмели её обидеть. Если их ещё не наказали — сам найду и накажу. Надо же, на реабилитации тут… Хотя хорошо держится, молодец, и от мужчин не шарахается… А может, ей противно, когда её мужчины касаются? Как мне при мыслях об Амире… Может, потому и нельзя?

Вдруг веки дрогнули… вот чёрт! Что ты себе вообразил? Сейчас как застукает… любому терпению есть предел, а она всё же таринианка, у них это в крови!

Тамалия

Я лежала, сжимая в руке стилет. Так, на всякий случай. Сегодня первый день оставила дверь открытой. Верила, конечно, что всё будет хорошо, но нужно же ко всему готовой быть…

И правда, вышел, походил по дому, кажется, заглянул в шкаф в гостиной. Я напряглась, неужели кнут достал? Может, нужно было пульт под бок положить, а я — дура доверчивая?

Тихо подошёл к двери, постоял, решаясь. Максимально расслабляю мышцы лица, дышу ровно и медленно. Зашёл. Рука почти затекла, нервы на пределе. А ну как хлестнёт со всей дури…

Нет, пронесло. Тихо подходит, опускается на пол, разглядывает лицо. Что ты там себе надумало, чудо моё?

Ощущаю на щеке невесомое прикосновение тыльной стороны пальцев, такое мягкое… расслабляюсь, не может человек, который так касается, взять да и ударить во сне. Правильно поверила.

Смотрю на него. В глазах ужас, зрачки огромные.

— Прости, госпожа, не хотел беспокоить…

Улыбаюсь.

— Не страшно, — говорю, садясь в кровати, стилет оставляю под одеялом. — О чём думаешь?

— Да так… — смущается. — О том, действительно ли возможно, что вы меня свободным сделаете.

— Возможно, — киваю. — Что ж ты грустный такой?

— Да вот думаю, что мне уже вроде и свобода без вас не такой представляется.

— Без меня? — не понимаю. — Ты о чём?

— Простите, моя прекрасная госпожа, зарвался ваш раб…

— Что-то я со сна плохо соображаю, — говорю.

— А что тут соображать, — глухо, глаза потемнели, а ведь только что буквально сияли. О чём он там мечтал, интересно… Надеюсь, не началась ко мне привязанность болезненная? Ни к чему это, дорогой… Впрочем, пройдёт, даже если и так. Это нормально, наверное. — Даже если мне чип вынут и нормальные документы сделают, вы на меня и не взглянете, после всего-то, кто я такой?

— Да ладно тебе, — смеюсь, — это сейчас кажется, будто я нужна, а вкус свободы, он такой… пьянящий. Вот увидишь, как только чип из тебя изымем и торжественное сожжение пульта устроим, сразу всё по-другому видеться будет.

Кажется, глаза снова засияли, молодчинка мой, так держать.

— Ну а я буду с тобой, сколько тебе понадобится, — смеюсь. — Пока сам не сбежишь.

— Что вы… — шепчет. Опускает голову. — Зачем вам мерзость такая…

— У меня свои представления о мерзости, — отвечаю. Молчит.

— Ну что ещё? — спрашиваю.

— Когда думаешь о свободе, как о далёкой и желанной, то кажется, что были бы документы на руках… А когда начинаешь думать о конкретных шагах…

Боже, как он хочет эту свободу… Что же мне делать?

Антер

Да что ж ты такое придумал себе, ничтожество? Думаешь, она вот так прямо рядом с тобой встанет как с равным? Подразнила и забыла. Она же видела тебя… такого видела… Без этого самого достоинства, без гордости, без ничего — ниже некуда…

— Кому я нужен теперь буду, со свободой своей? После всего…

— Э, дружок, не надо так. Себе-то ведь нужен, а это самое главное.

Усмехаюсь горько. Себе-то нужен, а тебе…

Замолкаю. Пришёл тут, сопли распустил. Идиот.

Тамалия

Кажется, отходняк у солнца моего начался, глупости в голову лезут. Ты мне глупости делать не вздумай, других непокорных рабов запирают, не дают им в руки ничего, что может позволить с собой покончить. После такого-то ломка о-го-го какая начаться может…

— Садись, — чуть пододвигаюсь, чтобы он на кровать сел. Сам же не встанет… Смотрит с недоумением, но садится.

— Всё пройдёт, — говорю. — Ты у меня столько выдержал и не сломался, еще немного осталось…

— Обязательно полгода ждать? — спрашивает. Киваю:

— Придётся. Непременно всё поясню тебе потом, потерпи немного.

Выживал же до сих пор. Надеюсь, и дальше выживет. Иначе… Боже. Ещё мне разреветься не хватало.

Нужно что-то поддерживающее сказать…

— Ты правильно сделал, — говорю.