Страница 39 из 41
Недавно я прочла статью одного ученого, который описывал невероятные случаи излечения людей от самых серьезных болезней при помощи смеха и хорошего настроения. Пусть и Артем посмеется!
Я полна уверенности, что теперь между нами все будет хорошо и больше не останется никаких недомолвок. А насчет того, что он мне изменял… Лилии он говорил, что этого не было. А мне — полностью противоположное. Что ж, придется принять это мое знание как наказание за недостойные мысли и попытку измены…
Дело не в моей боязни одиночества или того, что я сама не сумею воспитать наших детей. Дело в том, что я вдруг поняла: уйдет Артем, и другого такого мужчины у меня больше не будет. Моего мужчины. Любимого. Единственного.
Но чего вдруг я стала настраиваться на разлуку. Надо бороться за свое счастье!
Глава шестнадцатая
В приемном отделении меня встретила та же Шура. По её отстраненно-холодному взгляду я поняла: она меня не узнала!
Можно было бы вообще так и играть до конца эту роль роковой юной блондинки — ведь местные врачи не поняли бы жену, которая бросила истекающего кровью мужа и уехала.
— Девушка, вам кого?
— Я приехала к раненому Решетняку.
— Мы пропускаем только близких родственников.
Елки зеленые! Ну и порядки пошли в сельских больницах! Уж если и здесь ввели пропускную систему!.. Еще не хватало, чтобы Шура потребовала у меня документы.
— Ни фига себе! — "юным" голосом капризно проговорила я. — Звонят, я еду в такую даль, а теперь меня ещё и не пускают.
— Вы — сестра больного?
— Я — его жена.
Отчего-то мое известие так ошеломило Шуру, что у меня появилась надежда: документы показывать не придется. Она быстро ушла куда-то, бросив мне на ходу:
— Минуточку!
Интересно, какой она представляла себе жену Артема? Хуже? Лучше? Старше?
Шура вернулась и почти скороговоркой проговорила:
— Всеволод Илларионович — лечащий врач вашего мужа и главврач больницы — попросил вас прежде пройти к нему. Его кабинет — налево по коридору.
У кабинета главврача меня неожиданно охватила робость. Вдруг операция Артема прошла вовсе не так успешно, как мне рассказывали? И сейчас врач скажет мне что-нибудь страшное… Иначе, зачем ещё я ему понадобилась?!
Определенно, в последнее время со мной происходит что-то неладное. То в самую трудную минуту я становлюсь спокойной как слон, то ни с того, ни с сего начинаю трястись, как в лихорадке. Чего мне бояться какого-то главврача?!
Сжав зубы, я заставила себя поднять руку и решительно постучать.
— Входите!
При виде меня Всеволод Илларионович — наверное, он здесь один такой: значительный, импозантный — поднялся и вышел из-за стола. Это был тот самый врач, который воспринял меня как любовницу Артема. По крайней мере, я его отношение к себе так поняла.
Он подошел поближе, оглядел, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и довольно покивал головой.
— Значит, это все-таки вы!
Пришлось согласиться, что я — это я. И снять темные очки, чего при Шуре я не стала делать.
— Я хотела бы объясниться, — робко начала я.
— Не надо, — сказал он.
— Но вы можете подумать, что я бросила истекающего кровью мужа на чужих людей…
— Для настоящей медицины нет чужих и своих, все больные — просто пациенты.
— В идеале.
— Пусть будет, в идеале, — согласился он. — Но а сейчас-то переодевание зачем?
— Хочу мужа порадовать.
— Что ж, это ему не помешает. Кажется, он заскучал, не успев прийти в себя. И я его понимаю.
— Зато я не понимаю, — не выдержала я, — что вы можете понимать, не зная, что с нами случилось.
Вот это я накрутила! Но меня возмутила самоуверенность врача. Он не захотел даже выслушать моих объяснений.
— Почему же, не знаю. Лев Гаврилович мой хороший приятель. Вообще-то свои служебные тайны он со мной не обсуждает, но если случается что-то неординарное и в чем нет большого секрета, рассказывает. И временами он даже позволяет мне пофантазировать, выдвигать свои версии того или иного происшествия. Вы ведь знаете, о ком я говорю?
— О Могильном, — кивнула я.
— Несмотря на свою зловещую фамилию, Лев — очень оптимистичный человек… Минуточку, а то я забуду!
Всеволод Илларионович вернулся к своему столу, открыл ящик и достал из него пачку денег.
— Вот, возьмите, — сказал он. — Я заплатил из них медсестре, чтобы она просидела ночь у постели вашего мужа. У нас как-то принято, чтобы это делали близкие родственники… Нет в штате сиделок! Есть две ночные медсестры, но им некогда сидеть всю ночь возле кого-то одного!
Главврач почему-то разозлился, и я, чтобы его отвлечь, вернула разговор в прежнее русло.
— А чья версия, что я — жена шофера?
— Моя! — сказал он гордо. — Теперь могу признаться: на вас я заработал ящик коньяка!.. Уверен, Лев будет возмущаться, что я использовал свои кое-какие профессиональные знания. Но этот пункт мы не оговаривали…
— А какие именно знания?
— Я утверждал, что последние сорок-пятьдесят минут водитель Решетняк не мог вести машину, так как пребывал в бессознательном состоянии.
— Ну и что же? Разве не могла его подменить просто попутчица?
— Попутчица вряд ли повела бы себя так самоотверженно. Она если бы просто не сбежала, разве что позвонила бы в милицию. А если бы не захотела, чтобы её допрашивали как свидетеля, вообще могла не позвонить. И не сбежала бы после того, как доставила пострадавшего в больницу… Я получил удовольствие, выстраивая эту логическую цепочку!
Всеволод Илларионович потер руки, а я подумала, что он по натуре романтик, и скучает в селе, где происходит так мало волнующих душу событий. Конечно, как говорила медсестра Шура, преступность могла добраться и сюда, но вряд ли к нему на хирургический стол так уж часто попадали мужчины с огнестрельными ранениями…
— Извините, а не могла бы я повидать своего мужа?
Как ни хотелось мне прерывать разговорчивого врача, но сжигавшее меня нетерпение оказалось сильнее.
— Простите, — спохватился главврач и совсем по-мальчишески покраснел. — Действительно, растоковался! Но утереть нос профессионалу — что может быть слаще!.. Пойдемте, я провожу вас… Реанимационного отделения у нас пока нет, но свежеоперированные больные имеют отдельную палату.
Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в нее:
— Решетняк, к вам приехала жена!
Мой муж лежал на какой-то странно кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали её по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.
Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.
Не то, чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа — он всегда брился до синевы — просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.
Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.
— Но это вовсе не моя… — удивленно пробормотал Артем.
Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда её с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.
— И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! — строго сказала я своим обычным голосом.
— О, боже! — вырвалось у моего бедного мужа.
— Анекдот по случаю, — весело продолжала я. — Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. "Не знаю, — пожал он плечами, — но когда я куда-то прихожу, все говорят: "О, боже!" Выходит, и обо мне тоже… Здравствую, дорогой!
Я поцеловала мужа в колючую щеку. Сердце мое от волнения опять зачастило: господи, как же сильно я его люблю!
— Где ты так долго пропадала? — сварливо поинтересовался Артем. — И что за молодежные тряпки на тебе надеты?