Величайшее тайдзюцу

Узумаки, ведомый звериными инстинктами, отскочил, всеми четырьмя конечностями скользя по бетону. Увидев, что промахнулся, враг вновь попытался уйти в зеркало, но Наруто был гораздо быстрее. Когтистая рука ухватила предплечье противника, причиняя тому невыносимую боль. Алая аура взметнулась вокруг Наруто, ударив в зеркала и те начали покрываться трещинами и осыпаться острыми ледяными осколками. Рука со звериными когтями сжалась в кулак и что есть силы ударила в закрытое безликой маской лицо.

Сила удара была столь велика, что враг отлетел, сокрушая спиной одно из своих зеркал, пролетел несколько метров и безжизненной куклой покатился по бетонным плитам. Белая маска в месте, куда пришёлся удар, покрылась трещинами и осыпалась.

Противник с трудом опёрся подгибающимися руками о землю, встал на колени и медленно поднялся на ноги. Наруто вновь бросился на врага, взвился в воздух, занося кулак, чтобы сокрушить отрешённое лицо…

Хаку.

Человек, скрывавшийся под маской, будучи непримиримым врагом, оказался тем, кто несмотря на единственную недолгую встречу, плотно занял место в сердце Наруто, став его другом, одним из самых дорогих людей.

Несмотря на окутывающую сознание ярость, несмотря на ненависть и злость, Наруто замер, остановив кулак в считанных сантиметрах от лица Хаку.

— Так значит там, в лесу, это был ты? — прорычал Узумаки.

— Почему ты не ударил? — безжизненным голосом прошептал Хаку. — Разве ты не должен отомстить за смерть друга, убив меня? Или твоя клятва была лишь пустыми словами?

Наруто оглянулся, посмотрев на тело Саске, иссушающая ярость вновь наполнила его душу.

— Будь ты проклят!

Кулак Наруто взметнулся и ударил противника в лицо.

Хаку поднялся с земли, вытирая кровь с уголка рта.

— Таким ударом меня не убить. Где же вся твоя сила, где твой гнев?

Наруто просто смотрел на Хаку не в силах поверить, что это тот же человек, которого он встретил на лесной поляне, тот, кто хотел лишь одного — защитить человека, дорогого его сердцу.

— Многие допускают эту ошибку. Они оставляют жизнь врагу, поддавшись жалости, поддавшись своей слабости.

Наруто глядел в безжизненные карие глаза, которые слишком уж напоминали ему то, что он частенько видел в зеркале. Пустоту, обречённость, безнадёгу. То, что он успешно прятал, стоило ему выйти на улицу, показаться кому-то на глаза. Хаку оказался проницательным человеком.

— Ты такой же. Ты знаешь боль. Ты знаешь безнадёжность. Быть ненужным, влачить бессмысленное существование.

— К чему ты клонишь? — спросил Наруто.

— Забуза-сан не нуждается в слабом помощнике. Теперь моё существование не имеет смысла. Ты отнял смысл моей жизни.

Наруто смотрел на своего друга, на своего заклятого врага и какое-то странное ощущение скреблось на краю его сознания. Это было что-то противное, напоминающее царапанье ногтей по доске в классе, скрип пенопласта или визг плохо смазанного механизма.

— Почему? Почему он тебе так дорог? Он же плохой! Он нукенин, убивает людей! Почему?

— Когда-то были живы люди, которых я любил, с которыми был счастлив. Мои родители были такими добрыми, такими заботливыми. Но… Когда я был ещё ребёнком, случилась беда.

— Беда? Какая беда?

— Моя кровь…

— Кровь? Что произошло?

— Мой отец убил маму, а затем хотел сделать то же и со мной.

— Что? Но почему? — слова Хаку звучали дико.

— В Стране Воды была гражданская война. Все ненавидели носителей кеккей-генкай.

— Кеккей-генкай?

— Это люди с особыми генами, люди, похожие на меня. Кланы с наследием крови были очень сильны. Остальные им завидовали и обвиняли во всех несчастьях. Им пришлось скрываться, прятать правду о себе. Тех, кому это сделать не удалось, уничтожали, несмотря на цену. Моя мать была наследницей одного из кланов с наследием крови, и отец об этом узнал. И когда я увидел, что мама погибла, я убил его. Убил собственного отца. И я понял одну вещь…

— Одну вещь?

— Что я никому не нужен в этом мире. Что мое существование бессмысленно.

— Бессмысленно?

— Ты сказал, что будешь самым сильным шиноби, что все признают тебя. Если бы появился человек, которому ты нужен, разве не стал бы он для тебя дороже всего, дороже самой жизни?

Наруто, вспомнив Ируку-сенсея, вспомнив дедулю, старика Теучи и сестрёнку Аяме, неосознанно кивнул.

— Забуза-сан приютил меня, он знал кто я, он знал о моей крови, которую все боялись и ненавидели. Но он всё равно принял меня. Это было настоящее счастье. Но теперь ты победил. Забуза-сан не нуждается в испорченном инструменте. Так что, Наруто-кун, пожалуйста…

— Что?

— Пожалуйста, убей меня! Я — сломанный инструмент! В моём существовании не осталось смысла!

Скрип пенопласта, стон несмазанного механизма и скрежет школьной доски стали невыносимы. Наруто был настолько ошеломлён словами своего врага, своего друга, что не сразу понял, что же это такое.

— Почему ты колеблешься, Наруто-кун?

— Не понимаю! Неужели, для того, чтобы просто жить, тебе нужно не допускать ошибок, быть лучше всех на свете? Неужели в твоей жизни действительно больше ничего нет?

— Когда мы встретились на той полянке, то сразу понял, что мы очень похожи, что только ты сможешь меня понять. Прости, Наруто-кун, что тебе придётся оборвать мою жизнь!

— Ты точно всё решил? И ничего нельзя сделать?

— Ничего. В моей жизни не осталось больше смысла. А ты… Исполни свою мечту, Наруто-кун.

Наруто ухватил ускользающую мысль. То, что сейчас творил Хаку, было ничем иным, как кхуиньйа! И на это могла быть одна-единственная реакция.

— Мы с тобой могли бы стать лучшими друзьями. Ты уже стал моим другом, Хаку. Но я сделаю это не как друг. Я сделаю это потому, что таков мой путь ниндзя!

Наруто знал, что его дзюцу действует только на женщин. Он знал, что Хаку — парень, а значит не подвержен действию техники. Но его губы были настолько алыми, глаза были настолько красивыми, а лицо настолько напоминало девичье, что Наруто решил рискнуть. Голубой океан чакры, пронизанный алыми прожилками, пришёл в движение, закрутившись огромным водоворотом, в центре которого стоял он, Наруто Узумаки. Всё его беспокойство, вся ярость, гнев и печаль ушли, оставив только одно — чувство предназначения.

Наруто подсознательно знал, что должен применить дзюцу не из-за убийства Саске, ведь они были врагами, а значит убийство противника — обычное дело. Не из-за того, что Хаку с Забузой помогали тирану в порабощении страны и пытались убить невинного человека — ведь жизнь нукенина наверняка нелегка, если приходится браться за такие дела. И уж конечно не из-за того, что Хаку исполнял приказы свирепого убийцы, прикончившего в детстве всех одноклассников — Забуза был близким человеком, спасшим Хаку от одиночества. Нет, душа Наруто бунтовала только об одной мысли о том, что Хаку решил сдаться, потерпев неудачу, решив, что из-за такой ерунды Забуза бросит сильнейшего из встреченных Наруто шиноби.

Где-то неподалёку раздался чирикающий звук, словно стая голодных воробьёв налетала на мешок рассыпанного зерна. Но Наруто было всё равно — прекрасные карие глаза Хаку были прикованы к небесно-голубым, со слегка удлинёнными зрачками. Поза Великого Тайдзюцу, которую Наруто принял неосознанно, сменилась сначала одним медленным шагом, затем другим. Хаку завороженно смотрел на Узумаки, как никогда напоминая девчонку. Рука Наруто медленно размахнулась и с размеренной неотвратимостью обрушилась на лицо противника. На красивом лице появилось обиженное выражение, он совсем как девчонка надул губы. Впрочем, продолжалось это недолго.

— Забуза-сан! — Хаку обернулся и бросился к нукенину. Но было поздно.

Забуза стоял с распахнутыми глазами, на прикрытом маской лице застыло выражение, словно он до сих пор не верил в происходящее. На его руках, ногах и плечах повис десяток собак разных размеров, носивших, Наруто мог бы поклясться, такие же протекторы Конохи, как и он сам. Перед Забузой стоял Какаши-сенсей и его рука по локоть была погружена в грудную клетку нукенина, чуть правее того места, где должно располагаться сердце.