Вдох-выдох

– И?

– Он умер, двадцать лет тому, скоропостижно скончался. Очень трагично – погиб в борьбе с трактором. Хоронили на деньги, собранные всем селом. Бедняга после себя никого не оставил, даже хату некому было продать, так и стоит перекошенная в деревне.

– Что за бред? При чем тут этот тракторист? Он воскрес и фирму возглавил что ли?

– Можно и так сказать. Странно переплелись судьбы этих двух полных тёзок. Наш-то документы получил семнадцать лет тому. Понимаете?

– Не особо… – напряжение Диму не отпустило, но теперь уже не из-за раздражения, а потому, что мужчина почувствовал – сыщик действительно поработал на славу, и информацию он сейчас получит важную. Очень.

– Этот Шутов просто купил документы. Так делают. Практически на каждом углу. В основном те, кому срочно нужно спрятаться. Можем сделать вывод, что семнадцать лет тому неизвестному, который теперь возглавляет «Билдинг фо», нужно было спрятаться. И он стал Шутовым Аристархом Павловичем. Забавно, правда? Жил лет тридцать каким-то Васей Пупкиным, а потом хлоп… – мужчина хлопнул в ладоши, заставив Диму дернуться от неожиданности, – и уже тракторист с пропиской в захолустье.

– Прятался? От кого? От чего? Это какой-то уголовник?

Работник сыскного агентства криво усмехнулся, забавляясь формулировкой человека, который сам неплохо попадал под характеристику «уголовник», если учесть, что он как минимум собирал информацию о другом себе подобном без его ведома.

– Всем нам есть от чего и от кого прятаться, Дмитрий. Такова человеческая природа.

– Я спрашиваю о нем, – Дима повторил трюк друга, бросая жесткий, пресекающий всякий попытки шутить, взгляд, получилось не слишком убедительно, но вроде сработало.

– Этого я, к сожалению, пока не скажу. Мне нужно еще время. Он хорошо спрятал концы в воду, нужно пробить тех, кто в тот же период скончался. Причем не только в нашей стране, неизвестно, откуда он взялся. Это бешеный объем работы, вы должны понимать…

– Сколько?

– Удваиваем гонорар, и я бегу в архивы сегодня же.

– Хорошо, – Яр не стал бы экономить на этом, тем более теперь, когда, кажется, загадочный Шутов все чаще становится темой номер один в разговорах. – Но как вы будете искать, если объемы такие?

– Профессиональная тайна, – получив желаемое, мужчина снова расслаблено улыбнулся. – Никто и никогда не появляется вдруг и ниоткуда. У всего есть причина, и у основания «Билдинга» есть причина, и у участия Шутова в тендере тоже. Я буду искать причину в этом, и почему-то мне кажется, что я ее найду.

Пусть он и не сказал так много, как Дима хотел бы, пусть осталось больше загадок, чем объяснений, в правильности рассуждений сыщика Дима не сомневался. Проводив мужчину тяжелым взглядом, он снова развернулся к окну, набирая знакомый на память номер – Яр должен знать, что и с этой стороны все может оказаться не так просто.

– Я не ослышалась? – Глаша даже отложила книгу, натягивая очки повыше, чтобы рассмотреть Славу, который сейчас говорил, казалось, невозможные слова.

– Да. Я хотел бы познакомить тебя с гостьей. Ей придется задержаться… – Ярослав чувствовал себя откровенно глупо, стоя перед пристально смотрящей на него Глашей, как когда-то давно, в глубоком детстве, объясняя, почему же он не репетировал пьесу.

– И она захотела со мной познакомиться? С чего вдруг? – подразумевалось чуть другое: с чего вдруг он решил позволить Глаше приближаться к гостье.

– Ты же хотела, – неудобство перерастало в раздражение, на Артема, которому пришла в голову эту глупая идея, и на Сашу, которая, в общем-то, стала виной тому, что он сейчас должен выкручиваться перед Глафирой как пятилетний мальчишка. – Неужели тебе больше не интересно увидеть ту, которая не сходит с уст уже много дней?

– Если честно, не особо… – женщина вновь взяла в руки книгу, планируя углубиться в чтение. Слава делал это не ради утоления ее любопытства, не ради той, которая скрыта за тремя замками, а ради себя. И то, что выдает это за снисхождение к ним обеим, было низко. Пусть и до жути любопытно, и правда она этого хотела, но не так. – У меня и так много дел…

Яр опустил голову, тяжело вздыхая. Да уж, он надеялся, что все будет легче – легче уговорить, легче посвятить в условия доступа к девушке.

– И даже не интересно спросить, чем ей не угодила твоя стряпня?

Из-под толстых стекол очков сверкнул гневный взгляд.

– Не угодила моя стряпня?

– Да. Ты разве не обращала внимания, что Артем приносит полные подносы?

Видела, но на вопросы Артем не отвечал, просто отмахиваясь, и так же задумчиво, как приходил, вновь удалялся на свое вечное рабочее место.

– Значит, не нравится? – Ярослав знал, чем можно задеть няню, ее гордость – это кулинарный талант, лучшее времяпрепровождение и отдушина, и стоит только сделать ей замечание в этой отрасли… Этому человеку Яр не завидовал.

– Нет, не то, чтоб не понравилось, просто нежный вкус барышни привык к другой еде, более изысканной что ли. А мы… Мы-то едим по-простому.

– Вот так? – Глаша захлопнула-таки книгу, потеряв к ней всякий интерес, зато гостья… Она заинтересовала женщину с новой силой.

– Спроси у нее сама, я не против… – Самарский сдерживался из последних сил, чтобы не улыбнуться, он уже и забыл как легко умеет проводить свою любимую Глашу, будто в детство вернулся, снова шалость удалась.

– Я спрошу, Слава, да. Вот прямо сейчас и спрошу, – взведенная женщина встала с кресла, собираясь мчаться в загадочную комнату сию же минуту, а потом выяснить, чем же не угодила этой «изысканной барышне». Почему-то она представлялась ей напыщенной куклой, с розовыми надутыми губами, и не менее надутым бюстом, зато полным отсутствием мозгов. Все самое плохое, что есть в современной молодежи, вдруг стало перед глазами.

– Подожди, Глашенька… – Яр поймал ее за руку, пока она и правда не помчалась выяснять отношения сию же минуту. – У меня будет несколько условий, это связано с безопасностью, поклянись, что исполнишь их.

Все еще пребывая во взволнованном состоянии, Графира кивнула, условий оказалось больше, чем она могла предположить: не обсуждать где они, не распространяться о нем, о ней самой, о доме, об охране, не давать телефон и не посвящать в то, что хоть чуть-чуть касается не бытовых вопросов, а вот обо всем, что станет известно ей – отчитываться. И в сотый раз Глаша поняла, что гостей так не держат, и в сотый раз собиралась возмутиться, но обида за оскорбление стряпни пересилила. Больше хотелось увидеться с таинственной критиканкой, чем противиться глупым условиям.

Саша в очередной раз пыталась заставить себя встать. Нужно пойти в ванную, умыться, попытаться хоть как-то взбодриться, вернуть ясность мыслям или на худой конец заснуть. Почему-то не получалось сделать и это, ей постоянно чудилось, что сейчас снова вернется Самарский, снова заставит себя бояться, чувствовать отвращение и к нему и к себе. Даже повернуться на бок было несказанно сложно. Наверное, так чувствуют себя работники шахты после двенадцатичасовой смены, или бегуны-марафонцы после эпохального забега, когда сложно пошевелить пальцем, не то, что сделать какое-то более глобальное движение. Вся разница в том, что Саша-то марафон не бежала и на шахте уголь не колола. И от этого было еще обидней – она оказалась слабой настолько, что ее сломали одной единственной угрозой, тошно.

Парадокс… Саше казалось, что найти в себе сил, чтобы встать, она уже не сможет, что так и заснет, даже не укрывшись, забив на все и всех, но стоило адреналину ударить в кровь, подобные планы рухнули. Снова три щелчка, открывается дверь, но на пороге не Артем, с подносом, которому суждено так и остаться нетронутым, а неизвестная женщина. Ойкнув, девушка подскочила.

– Александра, здравствуйте, меня зовут Глафира. Можно без отчества, – женщина лет пятидесяти, с собранными в пучок седеющими волосами, морщинистым лицом и без тени улыбки. Лишь лед в глазах, чем-то напоминающий взгляд Самарского, потому-то Саша и испугалась.