Страница 15 из 59
Но если знание оккультных сил природы раскрывает духовное зрение человека, расширяет его интеллектуальные способности и безошибочно приводит его к более глубокому почитанию Творца, то, с другой стороны, невежество, догматическая узость мышления и детский страх заглянуть в глубину сущего неизменно приводят к поклонению фетишам и суеверию.
Когда Кирилл, епископ Александрийский, открыто ухватился за идею Изиды, египетской богини, и антропоморфизировал ее в Марии, Божьей Матери, и когда начались споры о триединстве, – с этого момента египетская доктрина об эманировании творящего Бога из Эмефта подвергалась искажениям на разные лады. Это продолжалось, пока соборы не пришли к соглашению принять ее в таком виде, как она выглядит теперь – [в виде] обезображенной Триады каббалистического Соломона и Филона! Но так как ее происхождение все еще было слишком очевидно, то Слово больше не называлось «Небесным человеком», первичным Адамом Кадмоном, но стало Логосом – Христом, и было сделано таким же старым, как «Старейший из Старейших», его отец. Сокрытая МУДРОСТЬ стала идентичной со своей эманацией – БОЖЕСТВЕННОЮ МЫСЛЬЮ, и ее заставили рассматривать соравной и совечной со своей первой манифестацией.
Если мы здесь остановимся, чтобы рассмотреть другую из основных догм христианства – доктрину об искуплении, то мы легко можем проследить ее назад до язычества. Этот краеугольный камень церкви, которая, по ее собственному мнению, покоилась незыблемо на прочной скале в течение долгих веков, теперь выкопан наукою и доказано, что он произошел от гностиков. Профессор Дрейпер представляет ее как едва ли известную в дни Тертуллиана и как «возникшую среди еретиков-гностиков»[70].
Мы не позволим себе возражать такому ученому авторитету более, нежели заявить, что она возникла среди них не более, чем это было с их «помазанным» Христом и Софией. Первого они [христиане] создали по образу «Царя Мессии», мужского принципа мудрости, а последнюю – по третьему сефироту, из халдейской каббалы[71], и даже по индусскому Брахме и Сарасвати[72] и языческому Дионису и Деметре. И здесь у нас твердая почва под ногами, хотя бы уже потому, что теперь доказано, что Новый Завет вовсе не появлялся в своей завершенной форме, каким мы его находим теперь, пока не прошло 300 лет со времени апостолов[73], а в отношении «Зогара» и других каббалистических книг установлено, что они появились в первом веке до нашей эры, если не намного раньше.
Гностики переняли много идей от ессеев; а у ессеев еще за два века до нашей эры были свои «великие» и «малые» мистерии. Они были изаримы, или посвященные, потомки египетских иерофантов, в стране которых они прожили несколько веков до того, как были обращены в буддийское монашество миссионерами царя Ашоки, а впоследствии слились с ранними христианами. И они существовали, вероятно, до того, как старые египетские храмы были осквернены и разрушены беспрерывными вторжениями персов, греков и других орд завоевателей. У иерофантов было свое искупление, совершавшееся в мистерии посвящения за века до того, как появились гностики или даже ессеи. Оно было известно у иерофантов под названием крещение крови (Baptism of blood) и не считалось искуплением за «грехопадение человека» в Эдеме, но рассматривалось просто как искупление за грехи прошлого, настоящего и будущего невежественного, но тем не менее развращенного человечества. Иерофант имел право выбора: или принести свою чистую и безгрешную жизнь в качестве жертвы за свою расу богам, к которым он надеялся присоединиться, или же ограничиться животной жертвою. Первое зависело целиком от его собственного желания. В последний момент торжественного «нового рождения» посвятитель передавал посвящаемому «слово» и немедленно после этого в правую руку посвящаемого вкладывалось оружие и он получал приказ нанести удар[74]. Вот это есть истинное происхождение христианской догмы искупления.
Воистину, «Христов» в дохристианские века было много. Но они умирали, оставаясь неизвестными миру, и исчезали так же молчаливо и таинственно из поля зрения людей, как Моисей с вершины Писгах, горы Нэбо (пророческой мудрости) после того, как возложил руки на Иисуса Навина, который таким образом «наполнился духа мудрости» (т. е. стал посвященным).
Также Таинство Святого Причастия не принадлежит одним только христианам. Годфри Хиггинс доказывает, что оно было учреждено за многие сотни лет до «Пасхальной тайной вечери», и говорит, что «жертва хлеба и вина была общим обычаем у многих древних наций»[75]. Цицерон упоминает ее в своих трудах и удивляется странности этого обряда. Какое-то эзотерическое. значение было связано с этим обрядом со времени установления мистерий, и таинство причастия является одним из старейших обрядов древности. У иерофантов оно имело почти такое же значение, как у христиан. Церера была хлебом, и Вакх был вином; первая означала возрождение жизни из семени, второй – виноградную гроздь – эмблему мудрости и знания; накопление сущности вещей, брожение и последующая затем крепость эзотерического знания соответственно символизировались вином. Мистерия имела отношение к драме Эдема; она, как говорят, впервые была введена Янусом, который также был первым, кто установил в храмах жертву «хлеба» и «вина» в память «падения в рождение» в качестве символа «семени». «Я есмь вино, и Отец мой есть виноградарь», – говорит Иисус, намекая на тайное знание, которым он мог наделять. – «Я больше не буду пить плода виноградной лозы до того дня, как я буду пить новое вино в Царстве Божием».
Празднества элевсинских мистерий начинались в месяце Боёдромион, который соответствует сентябрю, времени сбора винограда, и продолжались с 15 по 22 число, семь дней[76]. Еврейский праздник кущей начинался 15 и кончался 22 числа месяца этаним, что, как доказывает Данлэп, является производным от Адоним, Адониа, Аттеним, Этаним[77]; и этот праздник называется в «Левите» [XXIII, 34] праздником кущей. «И собрались к царю Соломону на праздник все Израильтяне в месяце Афаниме, который есть седьмой месяц» [1 Царей, VIII, 2].
Учение о Троице языческого происхождения
Плутарх считает, что праздник палаток относится к вакхическим обрядам, а не к элевсинским. Таким образом, «прямо взывали к Вакху», говорит он. Поклонение сабациям было саббатическим; имена Эвий или Хевий и Луайос идентичны с Хивит и Левит. Французское имя Луи есть еврейское Леви; Iacchus – тот же Iao, или Иегова; и Ваал, или Адон, подобно Вакху, был фаллическим богом.
«Кто взойдет на гору [высокое место] Господню? – спрашивает праведный царь Давид, – кто станет на место его кадушу [на святом месте его]?» [«Псалтырь», XXIII, 3].
Кадеш может означать в одном смысле «озарять», «освящать» и даже посвящать или отделять; но он также означает служителей сладострастных ритуалов (культ Венеры), и истинное толкование слова кадеш открыто указано во «Второзаконии» [XXIII, 17]; в «Осии» [IV, 14] и в «Бытии» [XXXVIII, 15–22]. «Святые» библейские кадешимы были тождественны, что касается их обязанностей, баядеркам[78] в позднейших индусских храмах. Еврейские кадешим, или галли (жрицы Кибелы), жили «при храме Господнем, где женщины ткали одежды для Астарты» или же занавеси для статуи Венеры-Астарты, гласит стих седьмой в двадцать третьей главе «Второй книги Царей».
70
См. Draper, John William. «History of the Conflict between Religion and Science». P. 224.
71
См. «Sohar»; «Kabbala Denudata»; «Книга Тайны», древнейшая книга каббалистов; Milman. «History of Christianity». Pp. 212, 213–215.
72
Milman. «History of Christianity». P. 280; Куриос и Кора повторно упоминаются в «Justin Martyr», см. c. 97.
73
См. Olshausen. «Biblischer Commentar über sammtliche Schriften des Neuen Testaments», Vol. II.
74
Существует широко распространенное суеверие (?), в особенности среди славян и русских, что маг или колдун не может умереть, пока он не передал «слово» своему преемнику. Это популярное верование настолько укоренилось в народе, что вряд ли в России найдется человек, который об этом не слышал. Но очень легко проследить происхождение этого верования до мистерий древности, которые веками были распространены по всему земному шару. Древняя «Варяжская» Русь имела свои мистерии как на Севере, так и на юге Руси; и много реликвий угаснувшей веры рассеяно по землям, омываемым священным Днепром, этим Иорданом крещения Руси. Никакой знахарь или колдун, мужчина или женщина, фактически не может умереть, пока он не передал тайное слово кому-либо. Популярное верование говорит, что если он этого не сделает, он не сможет умереть и будет страдать неделями и месяцами, и если даже в конце концов он освободится, то не будет в состоянии покинуть землю и будет бродить по ней, пока не найдет преемника даже после смерти. Насколько это верование может быть проверено другими – мы не знаем, но были свидетелем одного случая, который по своей трагической и таинственной denoument [развязке] заслуживает того, чтобы о нем рассказать в качестве иллюстрации к разбираемому вопросу. Про старика, которому было более ста лет от роду, крепостного крестьянина С. губернии, прослывшего колдуном и целителем, – стали говорить, что он уже несколько дней при смерти, но умереть никак не может. Слух этот распространился с молниеносной быстротой, и бедного старика стали избегать даже члены его собственной семьи, так как они опасались получить от него совсем не желательное наследие. Наконец пошли слухи, что он послал за своим коллегой, менее преуспевшим, чем он, в этом мастерстве, и что тот, несмотря на то, что жил в отдаленном районе, все же по призыву спешит прийти и прибудет на следующий день рано утром. В то время у помещика, владельца имения, гостил молодой врач, который принадлежал к знаменитой в те дни школе нигилистов и издевательски смеялся над этой ситуацией. Хозяин имения, будучи очень набожным человеком, но лишь наполовину склонным смеяться над «суеверием», улыбался – как в поговорке говорится – только одним уголком рта. Тем временем молодой скептик, чтобы удовлетворить свое любопытство, посетил умирающего человека. Обнаружив, что тот не в состоянии прожить более двадцати четырех часов, и решив доказать нелепость «суеверия», он принял меры, чтобы задержать спешащего к старику
«преемника» в соседней деревне. Рано утром компания в составе четырех человек: врача, владельца имения, его дочери и автора этих строк – направились в деревенскую избу, где должен был восторжествовать скептицизм. Умирающий человек каждое мгновение ожидал прихода своего избавителя, и его агония из-за этой задержки была чрезвычайна. Мы пытались уговорить врача, чтобы он пошел навстречу желаниям старика, хотя бы человечности ради. Но он только хохотал. Щупая одной рукой пульс старого колдуна, он вынул другой часы и, говоря нам по-французски, что смерть наступит через несколько минут, весь погрузился в свой профессиональный эксперимент. Сцена была и торжественна и ужасна. Вдруг открылась дверь, и вошел молодой парень с вестью для доктора, что «кум» лежит мертвецки пьяный в соседней деревне и, согласно его приказаниям, не сможет прийти к «дедушке» раньше следующего дня. Молодой доктор смутился и только что собирался сказать старику, как вдруг знахарь с молниеносной быстротой вырвал свою руку из руки доктора и поднялся в кровати. Его глубоко ввалившиеся глаза вспыхнули, его желто-белая борода и волосы, свисавшие вокруг его мертвенно-бледного лица, придали ему страшный вид. Еще один миг, и его длинные мускулистые руки сомкнулись вокруг шеи врача, и со сверхъестественной силой он стал притягивать к себе его голову все ближе и ближе; он держал ее как в тисках и нашептывал ему в ухо слова, не слышимые для нас. Скептик боролся, чтобы освободиться, но прежде чем ему это удалось, дело, по-видимому, уже было сделано; руки старого колдуна отпали и он упал на спину – уже трупом! Странная и ужасная улыбка застыла на его неподвижных губах – улыбка злорадного торжества и удовлетворенной мести; но доктор выглядел бледнее и ужаснее самого мертвеца. Он озирался вокруг с выражением такого ужаса, какой трудно описать, и, не отвечая на наши вопросы, как безумный бросился вон из избы и побежал по направлению к лесу. Нарочных послали разыскать его, но его нигде не могли найти. К заходу солнца услышали выстрел в лесу, и через час принесли его тело с простреленной головой – скептик размозжил ее! Что заставило его совершить самоубийство? Какие магические чары «слово» умирающего колдуна оставило в его уме – кто может сказать?
75
Годфри Хиггинс. «Анакалипсис». (Higgins, Godfrey. «Anacalypsis, an Attempt to draw aside the Veil of the Saitic Isis», etc. London: Longman, etc., 1836. 2 vols.); также Тертуллиан.
76
«Anthon», art. Eleusinia.
77
Данлэп. «Муса, его мистерии». (Dunlap. «Musah, His Mysteries».) С. 71.
78
Баядеры (баядерки) – храмовые певицы и танцовщицы в Индии. – Прим. ред.