Страница 40 из 61
— Спасибо, папа, — Элин хитро улыбнулась, — Гарри, мне нельзя взять метлу в Хогвартс, но тебе-то можно. Ты не будешь против, если мы скажем в школе, что она твоя? А я за это позволю тебе на ней играть...
— Эль, ты уверена? — спросил ее Гарри. — Просто выходит, что это не ты, а я сейчас получил новенькую метлу, а летом получу еще одну. А ты будешь летать на подержанной...
— Ой, не говори глупости, — засмеялась она. — Во-первых, тренировки всего три раза в неделю, мне хватит времени, чтобы налетаться вволю. Во-вторых, у нас с мамой большие планы по разорению всех книжных лавок в округе, так что я свое так и так получу. И в-третьих, через полгода у меня будет метла, на которой Гарольд Олсен выиграет кубок по квиддичу! Это же мой любимый игрок! Как думаешь, мне удастся его уговорить оставить на метле автограф?
25 декабря 1991 года
— Эй, засоня, вставай, а то все подарки без тебя разберу! — Элин, которая триста шестьдесят четыре дня в году считала, что утро добрым не бывает, для Рождества делала исключение. Ритуал распаковывания подарков она считала достаточно важным для того, чтобы проснуться пораньше. Впрочем, в этом вопросе Гарри свою сестру полностью поддерживал.
Ссыпавшись по лестнице в гостиную, они уселись перед елкой и стали распаковывать один сверток за другим. Флейта от Хагрида, шоколадные лягушки от Гермионы (ради праздника решившей поступиться принципами), чехол для палочки от Невилла, квиддичные перчатки-липучки от сестры... Каждый подарок вызывал в Гарри бурю эмоций, не столько даже из-за своего содержимого, сколько из-за демонстрации того, что на свете есть люди, которым он небезразличен. И из этих свертков складывалась все более и более прочная стена между ним самим и тем забитым мальчиком, который на все праздники получал лишь мелкую монетку или старые носки дяди Вернона.
— Странно, а этот без подписи, — удивленно произнесла Элин, разглядывая последний оставшийся подарок. — Тут только твое имя, Гарри, но не написано, от кого он.
— Его принесла сова вчера поздно вечером, когда вы уже спали, — сказал отец, входя в комнату с чашкой кофе в руке. — Похоже, у тебя завелся стеснительный фанат.
— Это что, материал для выкройки? — удивился Гарри, доставая из свертка воздушную ткань серебристо-серого цвета. — Ага, тут записка.
Он передал ткань сестре и нетерпеливо развернул пергамент.
— Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества, — прочитал он. — Подписи нет.
— Дай-ка, — отец взял письмо и внимательно его рассмотрел. — Речь, очевидно, о твоем первом отце, Гарри. Видимо, это какая-то семейная реликвия Поттеров... Но что именно?
— Покрой как у мантии с капюшоном. Может, это какая-то церемониальная одежда? — Гарри накинул мантию, подошел к зеркалу и охнул. — Я не отражаюсь в зеркале!
— Конечно не отражаешься, тебя же нет! — воскликнула Элин. — Это мантия-невидимка! Я читала про такие, их делают из шерсти камуфлори. Это такой исчезающий вид... в прямом смысле исчезающий, они прячутся от опасности, становясь невидимыми. Но такие мантии — большая редкость, интересно, кто мог ее тебе подарить?
У нее, конечно, были свои соображения насчет того, кто бы это мог быть, но при отце она их высказывать не стала.
— Cынок, а мы там вдвоем не поместимся? — поинтересовался отец. — А то у меня есть одна идея...
— Мальчишки... — с нежностью произнесла Элин, глядя, как две головы без туловищ уплывают в сторону кухни, откуда вскоре послышался мамин вскрик и звук разбившейся посуды. — Надеюсь, это была не мамина любимая чашка...
— Так это и есть ваш Хогвартс? — Мария Олсен рассматривала фотографии, выданные всем маглорожденным ученикам специально для того, чтобы удовлетворять любопытство непосвященных в тайну родственников.
Элин с Гарри переглянулись. Этого момента они опасались последние несколько дней, едва узнали, что на рождественский обед к ним приедут обе бабушки.
— Да, ба, — Элин по обоюдному согласию вызвала огонь на себя, поскольку язык у нее был подвешен намного лучше. — Красивая, правда?
— Что-то я не слышала о такой, — подозрительно произнесла бабушка Роза. — А ведь я знаю большинство престижных частных школ.
— Она очень закрытая и не рекламирует себя, — выдала Элин «домашнюю заготовку». — Туда отбирают только особо одаренных учеников.
— Закрытая частная школа в горах, рядом с озером... — задумчиво произнесла Мария. — Она случайно не в северной Швеции?
— Господь с тобой, мама! — улыбнулся Эрик. — Что бы наши дети делали в Швеции? Она в Шотландии.
Мария после этих слов испытала явное облегчение, а вот Роза, наоборот, как-то подобралась.
— Школа в Шотландии? Хм. И что же вы там изучаете?
— У нас специальная программа, — пожала плечами Элин. — И, ба, не надо нас спрашивать по предметам, ладно? У нас же каникулы, а нам и так кучу сочинений назадавали...
По виду бабушек было заметно, что ответы их не вполне удовлетворили, но больше они к вопросу об учебе не возвращались, и Элин мысленно поставила себе пятерку за умение врать, не сказав при этом ни слова неправды.
— Мария, дорогая, мы можем вызвать одно такси на двоих, — произнесла бабушка Роза, когда обед подошел к концу. — Нам ведь по пути, не так ли?
— О, конечно, я и сама хотела предложить то же самое, — ответила Мария, прекрасно знавшая, что сватья живет на другом конце Лондона от нее.
Дождавшись машину, они распрощались с детьми, расцеловали внуков и долго махали им руками через заднее стекло, пока дом не скрылся за поворотом.
— Итак, северная Швеция, — произнесла, наконец, Роза.
— Да. Смешно, правда? — живо откликнулась Мария. — Не представляю, с чего это она пришла мне в голову. Не иначе, детство вспомнила, до войны мы жили совсем недалеко от шведской границы...
— Там тоже была частная закрытая школа, которая сама отбирает особенных учеников? — спросила Роза. — Про которую не написано ни в одном справочнике?
— И которая расположена в очень безлюдной местности, — подхватила Мария. — С очень специальной программой, про которую дети не хотят рассказывать.
Они переглянулись и, не сговариваясь, потянулись к рукоятке, закрывающей перегородку между салоном и водителем.
— Ладно, дорогая, что ты знаешь?
25 декабря 1991 — 5 января 1992 года
Две недели каникул пролетели, словно их и не было. Гарри таки прокатил отца на новой метле, предварительно убедившись, что наложенные на нее продавцом антимагловские дезиллюминационные чары надежно закрывают от посторонних взглядов всех пассажиров. Он не делал резких финтов и не разгонялся до максимальной скорости, но и простого полета над верхушками деревьев хватило, чтобы Эрик Олсен слез с метлы с восхищенным выражением на лице и горьким сожалением о том, что он сам на такое не способен.
А вот мамы хватило лишь на то, чтобы подняться над землей всего на несколько метров. Посмотрев вниз с высоты второго этажа, она крепко зажмурилась и очень-очень спокойным голосом попросила опустить ее обратно, и желательно всю целиком.
Букля-Хедвига отлично освоилась у них в доме, по достоинству оценила близость леса, в котором можно было поохотиться, и ничуть не страдала от того, что хозяева предпочитают называть ее двумя разными именами. Совиной работы у нее пока не было, так что большую часть времени она проводила вместе с Элин, которая целые дни просиживала в кресле, забавляясь со своей новой игрушкой — компактным архивом «Ежедневного пророка» за последние сто лет. Весь архив был напечатан мелким шрифтом на такой тонкой бумаге, что тридцать с лишним тысяч номеров уместились в один небольшой том. Читать их можно было с помощью волшебной лупы, позволявшей одновременно и видеть весь номер, и разбирать каждую букву. К сожалению, до системы поиска волшебники пока не додумались, и Элин очень жалела, что магловские технологии еще не дошли до того состояния, в котором этот том можно было бы запихнуть в сканер и оцифровать.