Кровь Асахейма

— Это твоя победа, Космический Волк. — Де Шателен склонила голову. — Я должна была доверять провидению Императора. Вы действительно стали нашим спасением.

— Ты командовала сражением, — покачал головой Гуннлаугур. Он улыбнулся под воинственным забралом шлема. — Может, ты еще доживешь до Крестового похода, о котором мечтала.

Де Шателен какое-то время постояла на уступе, ее плащ неподвижно свисал с плеч в спертом воздухе.

— Они атакуют снова, — произнесла канонисса. — Это была только одна армия. У них есть и другие. Возможно, на планете остались чумные десантники. Что мы выиграли в этой битве? Несколько дней?

— Несколько дней — это не так уж плохо, — заметил Гуннлаугур. — В свое время Империум ответит на ваш призыв, а наша задача — дожить до этого момента. И мы положили хорошее начало.

Де Шателен склонила голову, извиняясь.

— Прошу меня простить, — сказала она. — Я привыкла подавлять свой оптимизм. Может быть, мне стоит начать отвыкать. — Женщина рассмеялась. Смех вышел усталым, но довольным. — Наставления от дикаря. Оказывается, и такое бывает.

В этот момент далеко впереди, на юге, над просторами пылевых пустошей в низком пологе облаков появился просвет. Всего несколько секунд была видна рваная щель в облаках, после чего чумная завеса поглотила ее. Но за это время яркие золотистые лучи солнечного света успели осветить поле боя, пробежав по ржавеющим и горящим обломкам, усыпавшим дорогу на Хьек Алейя.

И Гуннлаугур, и де Шателен увидели это. Даже когда все закончилось и пейзаж снова погрузился в сверхъестественный мрак, они не произнесли ни слова.

Но это была не последняя прореха в небе. Пелена постепенно истончалась.

— А я и не заметила, что наступил рассвет, — сказала де Шателен.

— Я тоже, — согласился Волчий Гвардеец, — но он пришел, а мы еще живы и смотрим на него.

Космодесантник осмотрел разрушенный город, думая о Вальтире и Бальдре, размышляя о жертвах, которые пришлось принести.

— Отдавай приказ об отступлении, — угрюмо бросил он, подавляя эти мысли. Их работа была далека от завершения. — Покончим с этим.

К концу дня, когда солнечный свет, заливавший поверхность Рас Шакех, уже был не таким ярким, последние ядовитые облака над Галиконом растаяли и рассеялись. В сгущающихся сумерках, подсвеченных огнем пожаров, все еще полыхающих среди руин нижнего города, поле прошедшей битвы можно было рассмотреть уже во всех подробностях. Внешний периметр стен оказался наполовину разрушен. В плавной дуге линии обороны зияли пробоины. Хуже всего пришлось зданиям, расположенным вплотную к укреплениям: огромная площадь превратилась в сплошные груды пепла, который дымил все меньше по мере того, как остывали плоть, металл и камни.

Вражеская армия отошла за линию стен и мрачными рядами выстроилась на пыльных равнинах. Количество хаоситов уменьшилось после штурма, но оставалось по-прежнему внушительным. Бормотание стихло. Зараженные двигались медленно и лениво, словно громадный зверь отползал, чтобы зализать свои раны. Их вонь наполняла воздух и усиливалась за счет сладковатого запаха разлагающихся останков, брошенных за пределами внутренних стен.

Защитники отошли за вторую линию обороны, захлопнули Врата Игхала и укрепились по всей длине громадных бастионов. Настенное оружие перезарядили, а все материалы, которые удалось вытащить из руин главной линии, аккуратно сложили, чтобы использовать при первой необходимости. Во время последнего отступления из города вызвали тяжелую грузовую технику и оттащили разбитый остов «Вуоко» под защиту стен. Безрассудный полет Хафлои не только свел на нет попытки Ёрундура отремонтировать машину, но и усугубил ситуацию. Тем не менее выжившие техноадепты де Шателен признали, что корабль можно починить.

Штандарты Раненого Сердца по-прежнему висели по бокам Врат. Многие другие боевые знамена также уцелели, хотя зарубки и ожоги запятнали лики на священных штандартах. Галикон практически избежал разрушений, и его вычурные очертания по-прежнему выделялись на фоне неба. Небольшой урон верхнему городу нанесли случайные ракеты и вездесущая пыль. Это был последний островок сопротивления посреди разрушенного мира.

Между оплотом защитников и вражеским лагерем на равнинах лежача широкая полоса ничейной земли. Опустошенная область, наполненная заразой, пестрящая остатками опустевших жилых блоков и скрытая клубами дыма. Это была буферная зона между армиями, на которую были направлены взгляды солдат и стволы орудий. Словно громадный изогнутый шрам, она тянулась через ущелье и дальше, до самой разрушенной внешней стены. Постепенно земля становилась серой и будто бы гноящейся. Оттуда не доносилось ни единого звука, кроме свиста ветра.

Гуннлаугур и Ольгейр стояли на бастионе Врат Игхала и наблюдали за пустошами. Оба космодесантника были без шлемов, а их оружие покоилось в ножнах.

Настроение Ольгейра весьма улучшилось после того, как ему удалось вернуть Сигрун, отбив его у толпы отступавших мутантов. Когда последний из них умер под ударами его кулаков, великан расхохотался и не умолкал до самого отхода к мосту. Даже сейчас его уродливое лицо рассекала кривая полуулыбка.

Гуннлаугур же, напротив, погрузился в раздумья. Отступление всегда портило ему настроение.

— Есть какие-то новости от Старого Пса? — спросил он, вперив взгляд в руины, лежащие внизу.

Ольгейр фыркнул:

— Ничего с тех пор, как он утащил щенка в ангары, чтобы тот все исправил. Поначалу мне даже показалось, что он его убьет.

— Хафлои может постоять за себя, — улыбнулся Гуннлаугур.

— Конечно может. — Ольгейр выглядел довольным. — Он хороший боец. Знаешь, кого он мне напоминает?

— Я никогда не был таким глупым.

— Был, — хмыкнул великан. — И таким же безрассудным. Когда его волосы станут серыми, из него выйдет достойный Охотник.

— Если доживет.

Улыбка на лице громадного космодесантника угасла. Он опустил взгляд на свои лапищи, сжимавшие край парапета.

— А Ингвар?

Подбородок Гуннлаугура резко опустился и скрылся за пластиной горжета.

— Он жив, — тихо ответил Волчий Гвардеец. — И говорит, что нашел тело Бальдра и вернет его.

Ольгейр посмотрел прямо на Гуннлаугура. На его лице явно читалось беспокойство.

— Фьольнир уничтожен?

— Я не знаю. Ингвар ничего не сказал. Только то, что объяснит, когда вернется.

— То есть вы снова разговариваете?

— Мы будем разговаривать, — ответил Гуннлаугур устало. — Я не могу гневаться на него. Не сейчас.

— Он не подчинился тебе.

— Верно. Но был ли приказ обоснован? — Волчий Гвардеец повернулся к Ольгейру. — Я поступил с ним несправедливо, Тяжелая Рука?

— Я не веранги, — пожал плечами Ольгейр. — Но между вами есть вражда. Так продолжаться не может.

Гуннлаугур кивнул и снова опустил голову.

— Я надеялся, что он вернется таким же, как раньше, но я замечаю перемены в его глазах. Вижу этот проклятый ониксовый череп на шее и понимаю, что прошлое идет у него за спиной, как призрак. Иногда я думаю, не одержим ли он чем-нибудь.

Ольгейр сложил руки в охранном жесте от малефикарума.

— Не шути так.

— И тем не менее.

Космодесантники замолчали. В небе начали зажигаться первые звезды, расцветив серебристыми огоньками темно-синий небосвод. Из зданий за их спинами доносился запах готовящейся пищи — первое с момента появления врага, что было приятно обонять. Пускай потрепанный и окруженный, Хьек Алейя все еще цеплялся за жизнь.

— Бальдр не мог выжить, — наконец сказал Ольгейр унылым и низким голосом. — Ты же видел, во что он превратился. Я считал его таким же братом, как и ты, но мы должны были прикончить его, когда нам выпал такой шанс. Ты и сам это знаешь.

Гуннлаугур не взглянул на боевого товарища.

— Если бы мы так поступили, то все уже были бы мертвы, а Галикон стал бы тронным залом для того монстра, — произнес он. — Возможно, это вюрд привел его туда. Может, его еще можно спасти.