Кровь Асахейма

Гвардеец Смерти заворчал. Он казался удивленным.

— Очень хорошо, — бормотал он, усиливая напор. — Действительно очень хорошо.

И тут один удар достиг цели — тесак врезался в нагрудник Вальтира, разрубил броню и прочертил глубокую борозду в податливой плоти. Вальтир крутанулся, не обращая внимания на боль и продолжая орудовать Хьольдбитром.

Однако ранение лишило его равновесия. Левое плечо опустилось слишком низко, открывая брешь в защите. Торслакс воспользовался этим, вложив всю свою силу в удар гноящимся клинком. Тот попал мечнику в шею и глубоко погрузился в доспех, рассекая защитную прослойку под шлемом.

У Вальтира потемнело в глазах. Он бросился вперед, чувствуя, как немеют руки, но все еще пытаясь найти ускользающий путь через защиту чумного десантника. Кровь стекала по нагруднику Космического Волка, заливая вырезанные на нем руны и скапливаясь в углублениях.

Торслакс больше не разговаривал. Он сражался яростно, шумно сипя через ржавый динамик шлема, полностью сконцентрировавшись на поединке. Тесаки, оба измазанные в крови Космического Волка, поднимались и опускались, рубили и кромсали. Удары обоих противников попадали в цель, и, похоже, клинок Вальтира начал пробивать защиту Гвардейца Смерти. Воины терпели боль, сойдясь в жестком близком танце ударов и парирований.

— Довольно! — воскликнул Торслакс, поднимая обе руки вверх и обрушиваясь на нетвердую защиту Волка.

Вальтир успел поднять клинок, блокируя удар, но силы покинули его. Хьольдбитр разлетелся на куски с громким звуком, похожим на раскат грома. Рунная сила клинка иссякла. Тесаки чумного десантника устремились вниз, погрузились в грудь мечника Космических Волков и пронзили оба сердца.

Вальтир простоял еще несколько мгновений с разорванной грудью. Его руки безвольно повисли. Мир погрузился во тьму. Боль ушла, осталось только холодное оцепенение, медленно ползущее от конечностей к голове.

Торслакс вышел из боя, не проронив ни единого слова, разворачиваясь навстречу новым врагам. Смутно, как будто издалека, Вальтир слышал, как приближается Гуннлаугур, издавая боевые кличи. Голос Волчьего Гвардейца был знаком ему так же хорошо, как собственный. Он слышал, как этот рев разносился над опустошенными войной континентами сотен миров. Ему вторили Ольгейр и Ёрундур. Стая наконец пришла.

Мечник рухнул на колени, глядя, как из раны течет кровь. Его меч, такой знакомый, которым он владел уже больше века, лежал перед ним на камнях сломанный.

«Никто, кроме меня, не будет им владеть», — была его последняя мысль, наполненная мрачным удовлетворением. Клинок был безвозвратно уничтожен.

Они умерли вместе. Это, по крайней мере, было достойно.

Наконец сознание космодесантника погрузилось во тьму, Вальтир повалился вперед, прямо на осколки своего драгоценного Хьольдбитра, и больше не шевелился.

Ингвар осторожно держал изломанное тело Байолы. Она казалась невероятно хрупкой. Космодесантник чувствовал, как слабо бьется и трепещет ее сердце, словно попавшая в ловушку птица.

Кожа Сестры Битвы посерела. Насыщенный эбеновый цвет исчез, и в полумраке собора она казалась потускневшей и шероховатой.

— Они скоро вернутся, — предупредила женщина.

— Тогда я их убью.

— В этом тебе нет равных, — устало кивнула Байола.

— Конечно. Кто-то же должен делать такие вещи лучше других.

В какой-то момент взгляд сестры-палатины расфокусировался и голова бессильно мотнулась. Она тут же пришла в себя, но ее жизненные силы быстро заканчивались.

— Ты обещал рассказать, что означает твое имя, — произнесла она.

— Сейчас?

Байола кивнула.

— Гуннлаугур дал его мне, — мягко сказал Ингвар. Космодесантнику казалось, что он теряет драгоценное время. — Он назвал меня так накануне дня, когда я улетел с родной планеты. Заявил, что это будет моей кличкой, раз другой я обзавестись не удосужился.

Ингвар вспомнил, каким тогда был Волчий Гвардеец. Как он переживал из-за решения брата покинуть стаю, хотя и старался всеми силами скрыть это. В те последние дни у Гуннлаугура был странный блеск в глазах, причем не только из-за недовольства. К нему примешивалось что-то еще. Возможно, зависть.

— И так он хотел привязать тебя к себе, — догадалась Байола.

Ингвар замер, удивленный тем, как много эта женщина знала об их образе жизни.

— Гирфалькон всегда возвращается, — пояснил он. — Эта птица может улететь далеко, но обязательно вернется. Именно это он и пытался мне сказать: что я должен вернуться.

Байола посмотрела на космодесантника. На лице умирающей появилась снисходительная улыбка.

— О Ингвар, — произнесла она. — Ты действительно вернулся, но получил совсем не то, на что надеялся. — Сестра Битвы болезненно сглотнула. — Но ты, по крайней мере, убивал с честью в этом соборе. Именно для этого тебя создали. Или ты мог выбрать?

— Что «выбрать»?

Байола снова сглотнула. В уголках ее губ начинала скапливаться кровь.

— Стать тем, кто ты есть, или остаться смертным.

Это было так давно. Он был избран, когда лежал при смерти. Его утащил со льда жрец в волчьей маске. После этого были только боль, страх и обучение.

— Не думаю, — ответил он.

Веки Байолы отяжелели.

— Я выбирала, — сказала она. — Я могла стать кем угодно. Ученым. Дипломатом. Я преуспевала во всем. Но выбрала сестринство. Почему? Иногда я думаю, что растратила свои навыки понапрасну. Или, может, я ничего не выбирала. Может, это был мой… Как ты его называешь? Вюрд.

Ингвар чувствовал, как пульс Сестры Битвы слабеет. Время было на исходе.

— Почему ты сожгла архивы? — спросил он.

К этому моменту Байола уже слишком ослабла, чтобы что-то скрывать.

— Тайны, — ответила она.

— Твоего ордена?

— Нет, не этого. — Женщина попыталась поднять голову. Ингвар наклонился к ней сам. Космический Волк почувствовал металлический запах крови на ее лице и шее. — Бессмысленно, да? Мы обречены умереть здесь. Но от старых привычек не избавиться. Они научили нас быть осторожными. Завершенность.

Голос Байолы слабел с каждой секундой. Ингвару приходилось изгибать шею, чтобы расслышать слова за отдаленным треском пожаров.

— Там хранилось имя Хьортура. Он был в списке. На убийство. В списке тех, кого нужно убить.

Женщина начала бредить.

— Хьортура убили зеленокожие, — мягко сказал Ингвар.

— Нет. — Байола снова улыбнулась. — Не они. Его убила Ось.

— Что его убило?

Лицо Сестры Битвы исказилось, когда она попыталась сконцентрироваться. Она угасала. С каждым вздохом все больше крови стекало по ее подбородку.

— Посмотри вверх, — пробормотала она.

Ингвар послушался. На него уставилась золотая маска Императора. Лицо херувима, окруженное шипастым нимбом. Оно казалось странно печальным.

— Их метка все время была здесь, — выдавила Байола. Содрогаясь от боли, она протянула руку к поясу и вытащила крохотную копию золотой маски — такое же лицо с колючим ореолом, но размером с ноготь на пальце.

— Ты правда хочешь об этом знать, Фенрика? — спросила она, легко, словно дразнясь, переходя на джувукку, как будто говорила на ней с рождения. — Твоя честь будет требовать мести, ведь так?

Ингвар ничего не отвечал. Золотолицый херувим смотрел на него, глупо улыбаясь. Металлическая поверхность медальона блестела в свете огня.

— Ты думаешь, что знаешь так много, — произнесла Байола настолько насмешливо, насколько это было возможно в ее ослабленном состоянии. — Ты мыслитель в своей стае, тот, кто научился сомнениям. Только ты из всех своих жестоких братьев смог бы догадаться, что некоторые войны никогда не ведутся в открытую.

Ингвар почувствовал, как внутри нарастает разочарование. Он хотел, чтобы женщина говорила прямо, но из-за предсмертного бреда ее речь стала бессвязной.

— Я не хотела, чтобы вы приходили, — бормотала Сестра Битвы. — Я возражала. С Льстецами не было проблем. Они исполнительны и начисто лишены воображения. Но Волки? На Рас Шакех?