Страница 58 из 86
— Ничего.
Ингвар развернулся лицом к боевому брату:
— Рассказывай.
— Может, они просто потерялись, — пожал плечами Ёрундур. Его старые проницательные глаза светились в темноте желтыми огоньками. — Но ты не думал, почему при всех имеющихся возможностях они отправились взрывать кучку свитков в подвале?
От слов Старого Пса Ингвару стало не по себе. Он ничего не ответил.
— Я хочу сказать, что там же были пушки, — продолжал Ёрундур. — Действительно большие пушки, которые нам пригодятся. Все мутанты-смертники атаковали жизненно важные для нас места — склады с боеприпасами, электростанции, коммуникационные башни. Подумай. У тебя есть толпа ходячих бомб внутри собора. Куда ты их направишь: вверх, к орудийным батареям, чтобы вывести их из строя, или в подвал жечь архивы?
Он покачал косматой головой.
— Может, именно такой и была их цель, — сказал Ёрундур. — Просто мне это кажется удивительным.
Ингвар ощутил что-то мерзкое внизу живота. Он сжал край ограды парапета, и из-под пальцев перчаток побежала сетка трещин.
— Их загнали в ловушку, — сказал он. — Это была единственная возможная цель.
Ёрундура, похоже, не убедил этот аргумент.
— Как скажешь.
Ингвар резко отошел от парапета.
— Мне нужно вернуться.
«Я давала клятвы никогда не раскрывать секреты, которые мне доверили».
Ёрундур удержал его, схватив за запястье.
— И сделать что, Гирфалькон?
Ингвар резко развернулся к нему лицом, но не смог подобрать слов. У него не было ничего конкретного, ни подозрений, ни теорий, только снова появившееся чувство, что он упускает что-то важное.
«Мой вюрд привел меня сюда. Так же как твой — тебя».
— Я не знаю. Пока.
Он начал вытаскивать руку из хватки Ёрундура, когда внезапно ожил коммуникатор. Голос де Шателен зазвучал по незащищенному каналу.
— Воины Ярнхамара. — Казалось, она была одновременно зла и обеспокоена. — Ваше присутствие необходимо в Галиконе. По возможности срочно.
Ингвар остановился.
— Что случилось? — спросил он.
— Сообщение от Гуннлаугура. Он входит в город. В отряде потери. Апотекарион уже подготовлен. Сделаем что сможем.
Ингвар яростно замотал головой.
— Скитья! — выругался космодесантник.
Ёрундур уже уходил. Его циничное лицо все больше суровело, когда он шагал по направлению ко входу в башню. Ингвар же задержался на секунду, разрываясь между вариантами.
«Гуннлаугур, ты болван».
— Можно услышать подробности? — спросил он, замешкавшись на парапете. — Что случилось?
В коммуникаторе послышался нетерпеливый выдох де Шателен.
— Прошу прощения, но твои братья смогут рассказать больше, чем я. — Голос канониссы звучал почти сварливо. — У меня много дел. Ты на стене? Тогда посмотри вверх, Космический Волк, и, я уверена, ты меня поймешь.
Связь резко оборвалась. Пораженный тоном ответа, Ингвар развернулся и всмотрелся в ночные пустоши. Ёрундур, остановившись у портала, поступил так же.
На самой границе видимости, на горизонте, где просторный и открытый ландшафт пустошей переходил в гористые ущелья, что-то нарушило идеальную темноту ночи. Длинная и тонкая зеленая линия оскверняла пейзаж, мягко сияя в ночи. Секунду назад ее там не было. Пока Ингвар смотрел, линия стала ярче, как будто сотни крохотных свечей зажглись во тьме.
Все еще далеко, но уже различимо. Тонкая полоса, казалось, протянулась с севера на юг, нигде не прерываясь.
— Так много, — выдохнул Ингвар, на секунду забыв обо всем.
Ёрундур встал рядом.
— Ага, — согласился Старый Пес. На его лице застыло мрачное выражение. — Похоже, они наконец-то добрались. Теперь начнется самое интересное.
III ПОРЧЕНЫЙ
Глава семнадцатая
Гуннлаугур опустил тело Бальдра на металлическую плиту операционного стола. С другой стороны Ольгейр забросил ноги раненого боевого брата и уложил их на поверхность из нержавеющей стали, с заботливым усердием.
Мужчина в белом халате поспешил к столу, сжимая в руках солидный арсенал режущих приспособлений.
— Оставь его! — рявкнул Гуннлаугур, развернулся и отпихнул человека в сторону. Тот тяжело повалился на пол и перевернул металлический контейнер, доверху забитый пустыми футлярами от шприцев. — Это не твое дело, смертный.
Волчий Гвардеец все еще пребывал в дурном расположении духа, которое только усугублялось стыдом. Долгий забег через пустоши оказался адским испытанием — тяжелая, беспорядочная гонка во тьме, где каждый неосторожный шаг мог нанести еще больше вреда разбитому телу Бальдра. Как только ночь пошла на убыль, стаю начали преследовать огни: поначалу всего несколько, но вскоре они сменились сотнями и горели далеко позади, медленно разрастаясь и заполняя горизонт подобно опухоли.
Ему хотелось развернуться, обнажить клыки, ворваться прямо в центр наступающей орды и раствориться в чистоте битвы, забыться.
Вместо этого приходилось сжимать зубы и, спотыкаясь, двигаться вперед, сцепив руки на плечах Бальдра, прогибаясь под весом бесчувственного боевого брата.
Всю дорогу назад никто не проронил ни слова. Хриплое дыхание Ольгейра становилось все более и более напряженным из-за того, что ему приходилось нести не только Бальдра, но и Сигрун. Вальтир занимался тем, что поддерживал Хафлои на ногах. Стая в целом имела жалкий вид и спешила, хромая, под защиту городских стен, в то время как запах вражеской скверны догонял их и клубился буквально за спинами.
Теперь, в Галиконе, их окружали надоедливые, бестолковые смертные, толкающиеся, чтобы предложить свою ненужную и бесполезную помощь.
Апотекарион был заставлен оборудованием и захламлен. Здесь имелось шесть операционных, и все они предназначались и для людей обычного размера, и, к счастью, для пациентов в силовых доспехах, так как это могло потребоваться гарнизону Сестер Битвы. В одной из них лежал Бальдр, в другой — Хафлои. Ярко-белая плитка отражала свет ламп, беспощадно подчеркивая повреждения на их броне. Доспехи Хафлои стали похожи на выцветшую кость, а Бальдра покрывали капли и потеки темно-зеленой субстанции, как будто на сочленениях доспеха пророс лишайник.
— Убирайтесь, — приказал Ольгейр смертному персоналу, и все четверо, включая санитара, которого сбил с ног Гуннлаугур, спешно повиновались. В апотекарионе остались только Волки: Гуннлаугур, Вальтир, Ольгейр и двое раненых.
Вальтир снял шлем и поспешил к Бальдру, чтобы начать работу. Он не был жрецом, но из всей стаи у него были самые ловкие руки и талант апотекария.
— Он еще жив, — доложил мечник, аккуратно открывая вакуумные заглушки шлема Бальдра и размыкая замки. — Я слышу, как бьется его основное сердце.
Гуннлаугур начал метаться взад и вперед, неспособный усидеть на месте. Он чувствовал себя как запертый в клетке медведь. Его распирало от энергии, но он не мог ничего сделать. Волчий Гвардеец снял шлем и отключил командную связь с де Шателен. Он жаждал получить ответы, но знал, что нет смысла что-то спрашивать: Вальтиру нужно было работать в удобном для него темпе, без помех и отвлекающих факторов.
Ольгейр не шевелился. Он мрачно стоял, скрестив могучие руки на груди. В этот раз у него не нашлось слов ободрения.
Хафлои, которого положили на соседний стол, приподнялся на локтях и следил за работой Вальтира. Щенок был по-прежнему слаб, но уже возвращал себе контроль над телом. Он снова мог говорить, и его силы постепенно восстанавливались.
Гуннлаугур больше не беспокоился за него. Занимал его мысли Бальдр.
— Эта… штука — крепкая, — сказал Вальтир, скорчив гримасу в попытке оттереть остатки слизи с забрала Бальдра. — Она как будто живая. И каким-то образом просочилась сквозь герметичные соединения. Думаю, у него внутри ее немало.
Мечник вытащил стальной цилиндр из специального отделения на доспехе и извлек из него длинный скальпель. Быстрыми движениями он счистил похожую на водоросли мерзость с шейного сочленения доспехов Бальдра там, где к корпусу крепился шлем. Комковатое вещество липло к броне и тянулось длинными нитями, когда его подцепляло лезвие скальпеля.