Кровь Асахейма

Хафлои едва мог пошевелиться. Ему казалось, что он внезапно постарел на несколько столетий. Конечности ослабли, а кости стали хрупкими. Он попытался подобрать топор, и от этого усилия перехватило дыхание.

Бальдр добрался до колдуна, и началась рукопашная. Движения чумного десантника не стали быстрее, но он каким-то образом умудрялся парировать все мастерски нанесенные удары Бальдра. Было похоже, что само время замедлялось рядом с предателем, затягивая все в бездну ступора.

— Ты не дитя, — мягко заметил колдун журчащим голосом, когда клинок Бальдра столкнулся со ржавым лезвием глефы.

Бальдр проигнорировал эти слова и заставил противника отступить на несколько шагов. Его удары были дикими и яростными. Космодесантник отбросил болтер и взялся за меч обеими руками.

Колдун выставил глефу перед собой, но охотник отбил ее так, что лезвие высекло фонтан искр. Действия Бальдра по-прежнему были беспорядочными, но какая-то темная, упорная ярость придавала ему сил.

— Тебя не должно здесь быть, — сказал колдун, отступив еще на шаг и неуклюже парируя удар. — Почему ты здесь, сын Русса?

Бальдр набросился еще яростнее, рубя и коля. Хафлои слышал, как он ворчит и тяжело дышит от напряжения. Он сражался за свою жизнь со всей яростью, которая у него была.

Хафлои снова попытался дотянуться до топора, подтаскивая себя к нему по каменистой почве. Когда он подполз ближе, то увидел, как первая пара светящихся зеленых глаз появляется из темноты. Чумной мутант в респираторе на густо покрытом язвами лице стоял прямо перед ним. В руке он держал шипастый шар на цепи. Все больше врагов появлялось в поле зрения. Они с опаской подходили ближе, сжимая кистени, тесаки и крючья в заляпанных внутренностями руках.

Хафлои смог зарычать, сжать кулаки и подняться на колени. Этого было достаточно, чтобы толпа мутантов отшатнулась в ужасе, но это не могло заставить их сбежать. Хафлои понимал, что если они сейчас набросятся на него, то справиться с ними будет проблематично. Он снова попытался зарычать, но звук умер в горле, а сил становилось все меньше.

А потом ущелье за его спиной внезапно взорвалось вспышкой ослепительно-белого света, осветившей оба скалистых склона, и все вокруг стало болезненно четким. Хафлои это ненадолго ошеломило, прежде чем оптика шлема подстроилась под новые условия. Мутанты же отбежали назад, царапая лица и издавая безумные вопли.

Кровавый Коготь изогнулся, чтобы посмотреть, что происходит, и увидел, как колдуна окружает тошнотворный ореол яркой энергии, клубящийся и закручивающийся вокруг него, как развевающийся плащ. Бальдр висел в воздухе перед ним, окутанный такими же спиралями силы. Его тело содрогалось от болезненных спазмов, голова запрокинулась и замерла в безмолвном крике, руки были широко раскинуты в стороны. Колдун высоко поднял свою глефу и с ее помощью накачивал энергией созданный им эфирный щит.

— Знают ли они, что ты такое? — спросил ведьмак, в его голосе звучало неподдельное любопытство. — Почему ты не рассказал им?

Хафлои смотрел, как Бальдр извивается от боли. Кровавый Коготь пытался подняться, побежать, сделать хоть что-то, чтобы преодолеть иссушающую усталость, сковавшую его по рукам и ногам.

Но не смог. Силы оставили его, и космодесантник снова опустился на колени.

— Нужна помощь, — выдохнул он в вокс-передатчик, проталкивая слова через сжатые зубы. Все, что он мог, — это выплюнуть несколько слов. О том, чтобы подняться, не было и речи. — Кровь Русса, нужна помощь, сейчас.

Гуннлаугур промчался мимо разбитого остова цистерны, вспахивая ногами землю. Ему не нужна была отметка локатора, чтобы обнаружить позицию Бальдра, он видел ведьмовские молнии, сверкающие вокруг светящегося в их центре силуэта. Гнилостный и прогорклый запах колдовства наполнял воздух.

— Хьольда! — закричал он, устремляясь прямо к источнику магии.

Вальтир и Ольгейр не отставали, их клинки ярко блестели в неестественном свете. Колдун заметил их приближение. Гуннлаугуру показалось, что он слышит голос чумного десантника — тихий шепот, предназначенный Бальдру, — но затем ржавый шлем развернулся и уставился прямо на Волчьего Гвардейца. Эфирные путы, окутавшие Бальдра, исчезли, и Охотник упал на землю. Его голова болталась, как у мертвеца.

Колдун направил глефу на Гуннлаугура, и Волчий Гвардеец почувствовал, как в оружии врага накапливается темная энергия.

Но было уже слишком поздно. Гуннлаугур прыгнул, высоко занеся искрящий плазменными дугами молот. Его огромное тело, с которого все еще стекали потоки кислоты после взрыва цистерны, пролетело по воздуху, и ничто не могло его остановить.

Гуннлаугур обрушил Скулбротсйор на шлем чумного десантника, разбивая зараженный керамит и то, что скрывалось под ним. Колдун пошатнулся от этой атаки. Он попытался размахнуться своей глефой, но Вальтир, сократив дистанцию, отсек его руку у локтя широким взмахом Хьольдбитра.

Затем в бой вступил Ольгейр, нанося яростные и тяжелые удары обеими закованными в латные перчатки руками, колотя врага в приступе слепого гнева. Он выкрикивал смертные проклятия. Когда великан впадал в такую ярость, его было практически невозможно остановить.

Гуннлаугур снова размахнулся и изо всех сил, как будто забивая сваю, вбил окутанный сполохами энергии боек Скулбротсйора в горло предателя. От этого удара колдун повалился на спину.

Чумной десантник оказался невероятно живучим. Даже после такой атаки он каким-то образом продолжал сражаться. Колдун протянул оставшуюся руку к глефе и, несмотря на град ударов, заскреб пальцами, пытаясь достать оружие.

Вальтир действовал так же четко, как и всегда, перехватывал клинок из одной руки в другую и сближался с врагом, словно танцуя. Он опустил клинок на руку вражеского космодесантника, с легкостью разрубая сухожилия и останавливая отчаянную попытку дотянуться до глефы. Ольгейр схватил колдуна за сломанные ноги и швырнул в сторону Гуннлаугура. Чумной десантник упал перед ним лицом вверх.

Волчьему Гвардейцу осталось нанести последний удар. Он размахнулся молотом в последний раз, с отвращением рассматривая кровавое месиво, которое когда-то было головой его врага. На него смотрела сморщенная масса покрытой бородавками кожи, бледной, как молоко, с кровавыми потеками. Гуннлаугур видел единственный мутный глаз и бессильно болтающиеся остатки челюсти. Кровь, пузырясь, стекала в разбитый горжет из-под рваных клочьев покрытой струпьями кожи.

Предатель попытался заговорить:

— Ты не знаешь…

Гуннлаугур опустил молот, и Скулбротсйор размозжил череп колдуна, разрядившись с громоподобным хлопком. Языки бледного пламени вспыхнули и окутали трех воинов, а затем исчезли с громким звуком и чем-то похожим на порыв штормового ветра.

Тело чумного десантника задрожало, скорчилось в спазме и наконец замерло. Трое Волков отступили от трупа, тяжело дыша и подняв оружие, ожидая какого-нибудь подвоха.

Ничего не произошло. Искалеченное тело предателя лежало на земле, его дыхание угасло, жуткое свечение исчезло.

Гуннлаугур развернулся и подбежал к распростертому телу Бальдра. Он опустился на землю, баюкая голову Охотника.

— Брат, — прошептал он. — Фьольнир. Ответь.

Вальтир присел на корточки рядом с ними. Мечник снял с пояса портативный ауспик и просканировал безвольно лежащего Бальдра.

— Живой, — произнес он, — но в отключке. Красный Сон поглотил его.

Ольгейр, хромая, подошел ближе. Он все еще тяжело дышал, а одна из перчаток раскололась и искрила.

— Что это такое у него на броне? — спросил великан.

Нагрудник и шлем Бальдра покрывала пленка светящейся слизи. Она мерцала в ночной темноте отголоском колдовской бури, выпущенной на волю колдуном. Ольгейр протянул руку, чтобы стереть ее.

— Нет. — Гуннлаугур остановил его, перехватив запястье. Слабое сердцебиение Бальдра было едва различимым. Моркаи кружил поблизости. — Еще рано.

Волчий Гвардеец оглянулся в поисках щенка и увидел, как тот ползет в их сторону. Доспехи Кровавого Когтя обгорели до белизны, и на них не осталось ни шкур, ни талисманов.