Кровь Асахейма

В тени Ёрундура стоял Бальдр. Этот был загадкой. Такой славный, покладистый, уступчивый. Когда он читал саги, его голос был мягким, он исполнял древние песни идеально и размеренно. Никто не относился плохо к Бальдру Фьольниру. Он шел по жизни гладко, как кот на мягких лапах, без усилий, по пути наименьшего сопротивления. Однако когда он убивал, в нем проявлялось нечто сдерживаемое, подавленное, спрятанное. Да, Бальдр был загадкой.

Наконец, в комнате была новая кровь, щенок, парень. Хафлои стоял поодаль от остальных, находясь в состоянии нервной бравады и угрюмой отстраненности. Его рыжие волосы ярко блестели в свете огня. Он казался до боли молодым, свежим, как открытая рана, выдернутым из привычной ему среды. Гуннлаугуру нравилось то, что он видел. Хафлои научится. Его клыки вырастут, шкура станет серой, а все колючки его характера сгладятся со временем. А пока его присутствие будет полезно для всех. Они вспомнят, какими они сами были когда-то: по-ребячески драчливыми, энергичными, нетерпеливыми, дерзкими и впечатлительными. Вся галактика тогда лежала перед ними, отчаянно прося, чтобы они ее завоевали.

— Итак? — требовательно спросил Вальтир.

Гуннлаугур посмотрел на мечника.

— Еще рано, свердхьера, — ответил он. — Не все собрались.

— Что? — дерзко выпалил Хафлои, еще не полностью осознав иерархию стаи. — У вас еще кто-то есть?

Гуннлаугур посмотрел назад, поверх голов собравшейся стаи, в сторону низкого сводчатого входа. Когда его взгляд упал на облаченную в доспехи фигуру, стоявшую в проеме, по телу прошла дрожь.

«Пятьдесят семь лет. Но я бы узнал его где угодно».

— Еще один, — мягко ответил Гуннлаугур.

Бальдр следующим заметил новоприбывшего. Он резко развернулся, глаза радостно вспыхнули.

— Гирфалькон! — закричал он и бросился приветствовать стоявшего в проходе человека.

Потом Ольгейр оттолкнул Бальдра в сторону, заключил Ингвара в сокрушительные объятия, от которых заскрипели доспехи, и потащил его в комнату, словно охотник — ценный трофей.

Ингвар со смехом выбрался из зубодробительной хватки Ольгейра и оказался в круге света только для того, чтобы снова очутиться в тени обступивших его воинов. Вальтир подошел и неуклюже пожал ему руку. Бальдр хлопнул по спине. Хафлои предпочел держаться позади.

Во всей этой суматохе Гуннлаугур на краткий миг поймал взгляд Ингвара. Казалось, что он стал более жестким, а сами глаза — чуть более серыми. В остальном это был тот же воин, в компании которого он провел не один век смертного.

— Довольно, — наконец сказал он, останавливая и шум, и движение. Неожиданно для себя самого он широко улыбнулся.

«Теперь, когда я тебя увидел, я рад, что ты вернулся, несмотря ни на что».

Гуннлаугур подошел вплотную к Ингвару. Какое-то время они смотрели друг на друга, оказавшись в неловкой ситуации. Гуннлаугур был массивнее, шире, его доспехи украшало больше охотничьих трофеев, а свисавшие с брони шкуры были богаче. Но, несмотря на это, между ними было немного отличий. Как и всегда.

— Брат, — произнес Гуннлаугур.

Ингвар осторожно склонил голову.

— Веранги, — ответил он.

Больше никто не проронил ни слова. Бальдр перестал улыбаться и осторожно переводил взгляд с одного на другого. Казалось, что воздух в комнате сгущается, как перед бурей жарким летом.

Затем Гуннлаугур сдвинулся с места. Он широко раскинул руки и сгреб Ингвара, заключив его в жесткие объятия.

— Без тебя мы не были единым целым, — сказал он так тихо, чтобы услышать его мог только Ингвар.

Тот обнял его в ответ, и керамит их брони лязгнул. В этом читалось облегчение и благодарность.

— Хорошо, брат. Я надеялся услышать эти слова.

Затем он разомкнул объятия и отошел, разглядывая стоящую перед ним стаю. Жесткие черты его лица немного смягчились.

— А это еще кто? — спросил он с улыбкой. — Теперь мы принимаем детей?

Гуннлаугур жестом велел Хафлои подойти.

— Осторожнее, — предупредил он. — У этого щенка есть когти. Хафлои, это Гирфалькон. Он когда-то служил вместе с нами. Теперь он вернулся.

Хафлои неловко поклонился.

— Я слышал это имя, — сказал он. — Ты носишь Даусвьер.

Ингвар наклонил голову.

— Да, это так.

— На этом клинке вюрд.

— Говорят, что да.

— Тогда он не должен был покидать Этт.

Ольгейр шагнул вперед, собираясь отвесить затрещину Хафлои. Ёрундур мрачно хмыкнул, когда Ингвар жестом остановил Ольгейра.

— Может быть, — ответил Ингвар, уставившись на Хафлои неподвижным взглядом. — Но клинок отправляется туда, куда иду я.

Гуннлаугур закатил глаза.

— Кровь Русса, — выдавил он. — Вас только представили, а вы уже почти подрались. Он оттолкнул Хафлои от Ингвара, заставив Кровавого Когтя споткнуться. — Ты хорошо впишешься.

Затем он повернулся к остальным членам стаи. Теперь их стало семеро, что было ближе к идеальной боевой численности отряда. Они смотрели на него в ожидании.

— Все собрались, — сказал Гуннлаугур. — Как и должно быть. Теперь слушайте, вот что нам предстоит сделать.

Ингвар попытался сконцентрироваться на словах Гуннлаугура. Он чувствовал, что его руки вспотели под бронированными перчатками. Снова услышать эти голоса, почуять запахи — все это оказалось сложнее, чем он думал.

Волки не осуждали его. Они смотрели на него без упрека, которого он так боялся. Исключением был, возможно, Вальтир, но он никогда не отличался приветливостью.

Было тяжело не наблюдать за ними, не смотреть, как они общаются друг с другом, не изучать их, как те Адептус Биологис, что исследовали тела ксеносов на столах для препарирования. В присутствии других членов стаи все вели себя непринужденно, так же, как и он когда-то. Отряд «Оникс» при всей своей убойной мощи всегда казался ему чем-то искусственным. Ярнхамар когда-то был для него домом, для остальных он им и остался.

Блуждающий взгляд Ингвара наткнулся на носовую фигуру драккара. Эти незрячие глаза были так же знакомы ему, как и все остальное. Он вспоминал, как скульптура взирала на них перед каждым заданием, бесстрастно уставившись в пустоту, пока они определяли цели и составляли графики. Морда дракка в те времена всегда казалась ему совершенно бесстрастной. Сейчас, когда он вернулся, ее выражение стало почти благожелательным.

В прошлом в этой комнате раздавался голос Хьортура. Странно было слышать здесь рычащие интонации Гуннлаугура. На какой-то миг он счел их оскорбительными. Только потом, когда Ингвар понаблюдал, как другие прислушиваются к этому голосу, он стал воспринимать его как нечто естественное.

Гуннлаугур говорил с грубой, прямолинейной властностью. Он всегда был уверен в себе, но сегодня все воспринималось иначе. Воин говорит одно, когда на кону находится его собственная жизнь. Теперь ему приходилось думать о целой стае, и его интонации изменились.

«Тебе идет это положение, брат, — подумал Ингвар. — Ты вырос».

— Рас Шакех, — начал Гуннлаугур, щелкая переключателем на устройстве, которое умещалось в ладони. Огненно-красный гололит, вращаясь, поднялся в воздух перед ним. — Мир-святилище субсектора Рас. Принадлежит Экклезиархии и пользуется некоторой поддержкой ордена Льстецов. Однако наши братья заявили, что больше не смогут защищать этот мир. Как мне сообщили, их силы истощены.

Ёрундур фыркнул, покачал головой, но ничего не сказал.

— Говорят, что до того, как миры субсектора Рас были взяты под крыло Имперского культа, — продолжил Гуннлаугур, — существовало соглашение между ними и Фенрисом.

— Кто говорит? — спросил Вальтир.

— Черная Грива, — коротко ответил Гуннлаугур. — И Ульрик, и Гримнар, и все, кто помнит, что, Хель забери, мы творили пять тысяч лет назад.

Тон Гуннлаугура выдавал его отношение к информации, которую ему нужно было сообщить. Ингвар почувствовал, как его воодушевление проходит. Эйфория от возвращения прошла, и казалось, что порученное задание принесет не много славы. Оно смахивало на обычную гарнизонную рутину.