Страница 15 из 28
Но образование хороших техников составляет ли единственную задачу общественного воспитания? Если г. Дистервег[53] говорит, что можно быть глубоким ученым и вместе с тем никуда не годным и безнравственным человеком, то гораздо с большим правом мы можем сказать, что можно быть прекрасным техником и никуда не годным членом семьи и вредным гражданином государства. Моральная сторона той части французского народа, которая пользуется благодеяниями общественного образования, ни в ком не может возбудить зависти. Смотря на явления личной нравственности, выброшенные на позорище света последними переворотами во Франции, можно с уверенностью сказать, что воспитание, достигающее блестящих результатов в передаче технических познаний, приносит мало существенной пользы народу и государству, каких бы прекрасных техников оно ни давало им.
Внешний блеск, тщеславие и материальная польза – характеристические черты французского общественного воспитания.
Мы позволим себе здесь маленькое отступление, которое, как ни покажется оно странным, не менее того, поведет нас к цели и даст нам возможность собрать в одну мысль набросанные нами черты французского воспитания.
Кто не знает знаменитой методы Жакото[54], наделавшей в свое время столько шума в Европе и имеющей еще до сих пор приверженцев везде, в том числе и у нас? Но Жакото ничего не изобрел нового: он только соединил в своей методе и довел до крайности все характеристические черты французского образования.
Мы видели уже, что заучивание наизусть целых тирад из греческих, римских и французских классиков и словесные и письменные подражания им составляют до сих пор и составляли задолго до Жакото, главное занятие воспитанников французских коллегий и лицеев; но вместе с тем, идет в них, хотя слабо, и изучение грамматики. Жакото отбросил грамматику, заметив ее бесполезность во французском воспитании, схватывающемся прежде всего за фразу, и остался при одном заучивании наизусть, ловле фраз и подражаниях.
Для французского воспитания, в противоположность германскому, ищущему умственного развития, и английскому, которое все направлено на образование характера, главную цель составляет передача технических познаний. Каким бы путем ни достигалась эта цель – все равно: лишь бы достигалась скоро и верно. Но схоластические предания заставляли французских педагогов терять время на грамматику, логику, философию и тому подобные предметы, не дающие никакой технической пользы. Жакото отбросил схоластику и стал быстрее и вернее достигать цели французского воспитания.
Заставляя беспрестанно писать подражания классическим писателям Франции и имея единственною целью наполнить память воспитанников готовыми, умными, острыми фразами и эффектными тирадами, французские педагоги совестились еще оставить риторику, теорию словесности и тому подобную схоластическую ветошь: Жакото прямо пошел к цели и прямо схватился за подражание и фразы.
Французские педагоги более всего любят пустить пыль в глаза и дорожат теми воспитанниками, на которых могут показать чудеса своего воспитательного искусства, оставляя бесталантливых с тем, с чем они пришли в школу. Жакото и жакотисты налегли на счастливую память нескольких детей и показали такие воспитательные чудеса, которых и не снилось прежним французским педагогам: двенадцатилетние мальчики стали у них писать слогом Фенелона и Лабрюера[55].
«Пишут! Чего же больше?» – говорят жакотисты скептикам, и в этом ответе отражаются, как в фокусе, все черты французского воспитания. Французская система общественного образования имеет свою хорошую, блестящую сторону: метода Жакото оказала истинную услугу изучению языков, убедив большинство, что прежде должно получить некоторый навык в языке, а потом уже изучить его грамматические особенности, и этим советом прекрасно воспользовались многие новые методы изучения иностранных языков.
Но ни метода Жакото (в своей чистоте), ни французское воспитание, достигая цели, не разбирают дороги, по которой идут к ней. «Скучно, правда, учить наизусть, – говорят жакотисты, – но зато какие-нибудь шестьдесят страниц – и цель достигнута! Пять-шесть месяцев скуки – зато какие результаты!» Эти пять-шесть месяцев для мальчиков, не обладающих блестящей памятью, следовательно, для большинства в общественных заведениях, превращаются в пять-шесть лет, и, чтобы идти вперед, необходимо бросить большую половину класса и, оставив ее безмолвно расти на скамьях, идти вперед с остальными, как это и делается во французских коллегиях. Скука, конечно, яд для взрослого человека, не только для ребенка; но зато посмотрите, как он заговорит по-французски языком Телемака[56]!
Теперь еще два слова о подражании слогу знаменитых писателей, играющих такую важную роль и во французском воспитании, и в методе Жакото. Напрасно бы вы стали объяснять французу, или жакотисту, что подражание никогда не выработает того слога, который, по выражению Бюффона[57], есть сам человек; что если бы писатели подражали друг другу, то это было бы невыносимо скучно; что лучше писать неловко, тяжело, да по-своему, чем чужими готовыми фразами; что это убило французскую литературу; что из собственного своего тяжелого слога вырабатывался слог великих писателей и даже просто дельных людей; а из чужих, готовых фраз выйдут только фразы, которыми так обильна французская литература, и более ничего не выйдет. Напрасно вы говорили бы все это: жакотист укажет нам на своего двенадцатилетнего воспитанника, который пишет слогом Фенелона, Лабрюера, Массильона[58] или, прочитав двадцать страниц любого романа, передает вам в 15 или 10 минут их содержание, и тем же самым слогом, которым он написан. Чего же вам более? Цель достигнута!
И это было бы совершенно справедливо, если бы дело шло о попугае, а не о человеке. Попугай мог бы учить и не думать, без опасности для своего мозга, но человек, и особенно ребенок, не может безнаказанно долбить без смысла несколько лет шестьдесят страниц какой бы то ни было умной книги, потому что нет такой книги, шестьдесят страниц которой могли бы дать ему достаточно пищи на то время, пока их выучишь наизусть. Здесь уже метода Жакото расходится и с французским техническим воспитанием; изучение математики, химии, механики оставляет неразвитой только нравственность, но не умственные способности человека: метода же Жакото выучивает учить и не думать о том, что учишь, усиливает механическую память за счет рассудка и сознания.
Глава V. Общественное образование в Североамериканских штатах
Общественное образование в Северной Америке, по мнению одного шведского педагога[59], с прекрасной книгой которого мы думаем скоро познакомить русскую публику, составляет дальнейшее развитие английского, происшедшее вследствие освобождения американского общества от тех исторических основ, которых так упорно держится Англия. Но мы не можем вполне согласиться с этим мнением, потому что в самой основе североамериканского общественного образования лежит новая мысль, совершенно чуждая Англии. Правда, схоластические формы английской педагогики перешли и на американскую почву, на которой они глядят какими-то странными развалинами посреди деятельности в высшей степени современной; но общественное образование в настоящем значении, public schools, grammar-latin and high schools, появляется в Америке под влиянием совершенно новой мысли. Она, конечно, не успела еще выработать для себя новых педагогических форм и довольствуется видоизменением английских, но все более и более стремится к самостоятельности.
Прежде, однако же, чем мы приступим к очерку североамериканского общественного образования, мы должны предупредить читателя, что слова наши не могут относиться ко всем штатам вообще, но только к главнейшим свободным штатам и преимущественно к тем, которые составляют так называемую Новую Англию. В Североамериканских Штатах все находится еще в процессе создания, и особенно в общественном образовании, за которое американцы только недавно принялись с своей обычной энергией. Мы будем стараться схватить те характеристические черты этого образования, которые уже высказались с некоторой определенностью.
53
Дистервег Адольф Вильгельм (29.10.1790–7.07.1866) – немецкий педагог, последователь идей И.Г. Песталоцци, председатель «Всеобщего немецкого учительского союза» (с 1848). С 1812 по 1820 г. Дистервег преподавал физику и математику в средних школах в Вормсе, Франкфурте-на-Майне и Эльберфельде. Затем Дистервег был директором учительской семинарии в Мерсе (1820–1832) и Берлине (1832–1847), где в 1831–1841 гг. он создал четыре учительских общества.
Дистервег известен как автор «Руководства к образованию немецких учителей» (2 тт., 1835), а также учебников и руководств по математике, естествознанию, немецкому языку, географии, астрономии. Основными принципами воспитания Дистервега, на которые обращал внимание Ушинский, являются: природосообразность (возбуждение врожденных задатков ребенка с учетом его возрастных и индивидуальных особенностей и согласно его естественному стремлению к развитию), культуросообразность (соответствие воспитания ребенка с уровнем культуры его народа и эпохи) и самодеятельность (самостоятельная деятельность ребенка, определяющая его личность).
54
Жакото Жан Жозеф (4.03.1770–30.07.1840) – французский педагог и адвокат, директор политехнической школы, профессор математики и гуманитарных наук. С 1818 по 1830 г. он был профессором французского языка и литературы в городе Лувене в Бельгии, где представил свой метод (методу) обучения – возбуждения умственной самодеятельности. Жакото считал, что у всех людей одинаковые умственные способности и человек способен самостоятельно, без воздействия педагога, образовать себя. Первостепенную роль в обучении Жакото отводил упражнениям и тренировке памяти. Свой метод Жакото применял к математике, географии, истории, естественным наукам, музыке и рисованию.
55
Лабрюйер Жан (16.08.1645–10.05.1696) – писатель, классик французской литературы, автор единственной книги «Характеры и нравы этого века» (1688), оказавшей большое влияние на философскую мысль эпохи Просвещения. В предисловии книги Лабрюйер указал, что цель книги обратить внимание общества на его недостатки, «сделанные с натуры», для последующего исправления. Книга состоит из 16 глав-заметок, содержащих портреты-типы, списанные как с реальных лиц, так и собирательные образы, эпиграммы и авторские размышления. Язык Лабрюйера отличался лаконизмом, и многие его цитаты впоследствии стали афоризмами. Например, «Ханжа – это тот, кто при короле-атеисте стал бы атеистом», «Источник заблуждений в политике состоит в том, что думают только о себе и настоящем». Книга Лабрюйера переводилась на русский язык дважды – в 1812 и 1890 гг.
56
Телемак, Телемах – герой поэмы Гомера «Одиссея», царевич Итаки, сын Одиссея и Пенелопы, утешавший и защищавший мать во время десятилетнего скитания Одиссея, а после смерти отца ставший царем Итаки. В данном тексте Ушинский ссылается на роман-утопию Фенелона «Приключения Телемака», написанный по мотивам древнегреческого эпоса.
57
Бюффон Жорж-Луи-Леклер (7.09.1707–16.04.1788) – французский ученый, математик, биолог, естествоиспытатель, писатель. Его многочисленные труды больше известны под общим именованием «Естественная история». В России вышли в свет «Всеобщая и частная история естественная графа де Бюффона» в 10 частях (СПб., 1789–1808) и «Бюффон для юношества, или Сокращенная история трех царств природы», соч. Петра Бланшарда в 5 частях (М., 1814).
58
Массильон Жан-Батист (24.06.1663–28.09.1743) – знаменитый французский проповедник при дворе Людовика XIV, с 1717 г. – епископ Клермонский. Проповеди Массильона отличались ясностью и простотой. Их полное собрание было издано внуком проповедника, аббатом Массильоном, в 1745–1748 гг.
59
The Educational Institutions of the United States, translated from the Swedisch of P. A. Siljestrom, by Frederica Rowan. London, MDCCCLIII.