Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18

Жизнь была настолько хорошей и спокойной, что по городам постоянно гастролировали иностранные музыканты, цирковые и драматические актёры, показывали крупные спектакли и небольшие сценки (за деньги конечно), так что жизнь процветала, в том числе и культурная. Добавлю о процветании: процветать жизнь стала именно при Филиппе, он отвоевал у иллирийцев и фракийцев очень богатые регионы – золотые, серебряные, медные и железные рудники, а также лесные массивы кораблестроительной ели. Торговля этими ресурсами превратила Македонию в самое богатое государство на Балканах. Скажу больше, именно это время отложилось у меня как самое счастливое время в моей жизни и жизни всей Македонии.

Но вернусь к своему заданию «привезти оружие к царю».

Мы выступили в полдень, при этом ничего не предвещало никаких проблем. День стоял тёплый. Была поздняя весна. Слышался щебет птиц, стрекот кузнечиков и жужжание пчёл. В воздухе витал запах цветов. Казалось, природа шепчет тебе – наслаждайся жизнью, она прекрасна, расслабься – и не о чём не думай! Я вспомнил о своей девушке. Да, у меня тогда уже была девушка по имени Ариадна («совершенно чистая»). Это имя ей дал я сам, родители её звали Антуса («цветок»), она была дочерью дворцового конюха и служанки, она была очень милой и наивной. Её каштановые волосы и голубые глаза говорили о том, что её предки родились где-то в северных странах. Коренные македонцы, мужчины и женщины, чаще всего имели карие глаза и волосы тёмного цвета. Но у всех греков была мода на северных жён, то есть все мужчины Греции покупали на рабских рынках рабынь с Севера и делали их своими жёнами. Дети от таких браков рождались, как правило, высокими, крепкими и смышлёными. Были, конечно, у некоторых греков жёны и из Африки, негритянки, но они были совсем не обучаемы, а их дети обучались плохо и поэтому интерес к этой стороне света пропал.

Так вот, Ариадна, она была такая!.. Как бы это объяснить… я боялся к ней прикоснуться, чтобы не навредить, и в то же время меня тянуло к ней неимоверно. Но конечно на момент, о котором я сейчас рассказываю, мы с ней уже прошли этап разговоров по душам с пристальным изучением всех родинок и морщинок, незаметным обнюхиванием друг друга, как это бывает у собачек, и о чём не принято говорить у людей, но что обязательно происходит у них, а также этап обнимания и поцелуев с длинными паузами и поглаживаниями, и даже следующий этап, но это только сблизило нас. И сейчас я вспоминал её запах, её мягкие плавные движения, интересно, что она участвовала в женских спортивных состязаниях и победила среди метательниц копья в возрасте девушек до восемнадцати лет. Они метали копья в щит на расстоянии тридцати шагов, кто точнее метнёт, тот и молодец. Как я уже говорил, девушки и женщины у нас проводили свои женские соревнования, и те кто выигрывал, имел некий авторитет или статус.

Я вспоминал её красивые… как бы это сказать, когда платье короткое, и при этом видны красивые белые ноги от середины бедра и ниже… Да… При этом я страшно ревновал, если кто-нибудь из мужчин тоже видел эти ноги и высказывал ей всё, что думал. Она отвечала, что пока не моя жена, и я не могу приказывать ей, что делать. Вот если бы я взял её в жёны, то она бы подчинялась мне. Я даже было сходил к маме и сказал, что хочу жениться, то та мне ответила, что сначала нужно сделать карьеру, получить какой-нибудь чин, должность, заработать себе имя, познать не одну, а несколько женщин, а затем выбирать из них ту, которая тебе больше подойдёт, ту, которая поможет подняться тебе ещё выше. Я немного повыступал, говорил, что я сам решу, что мне надо, и если сказал женюсь, значит женюсь, но потом успокоился и пришёл к выводу, что пусть всё остаётся так, как есть сейчас. Мне и так всё нравилось – я любил Ариадну, она любила меня и это было великолепно! И можно было ничего не менять. Зачем менять, если и так хорошо!

Так мы двигались на конях, и я был весь в своих мыслях. День прошёл обычно – мы спокойно совершили переход, с нами было четыре телеги для оружия. Постепенно вечерело. Начало темнеть. Я посмотрел на небо.

– Ни одной звездочки! Ночь будет очень тёмной, – сказал Диодор, один из моих людей.

– Немного отъедем от дороги и переночуем на телегах, – сказал я.

Ночь мы встретили в полной тишине, если не считать редкие крики сов и отдалённый волчий вой. Я лежал и глядел на небо – не было ни луны, ни звёзд. Странно… Так я заснул.

Неожиданно в полусне я услышал конский топот. Вначале мне показалось, что я слышу это во сне, звук копыт отчётливо давал понять, что это два коня. Затем к топоту коней прибавились скрипы, скрежет и всхлипывание. Я вскочил с телеги, хватаясь за что-нибудь из оружия. Пика – я схватил и сильно сжал её в руке. Я стал вглядываться в темноту. Ничего не видно! Мрак стоял такой, что я не мог видеть собственных ног. Где-то неподалёку, где должны были стоять остальные телеги со спящими воинами, шла какая-то возня.

– Кто здесь?!!! – крикнул я, как можно более грозно, напружившись всем телом: – Быстро говори или я убью тебя!!!





Я расслышал, как чёрные силуэты засуетились, скрежет усилился, стало ясно – в этой темноте нас кто-то пытается убить. Я толкнул лежащего рядом воина в бок, чтобы тот проснулся и, схватив щит, бросился вперёд. Быстро сообразив, что тени на конях бьют копьями в моих спящих людей, я ребром своего щита ударил ближайшего коня незнакомцев в район коленного сустава – тот присел, тут же пикой я ударил всадника в торс со спины. Пробить с одного удара защитную одежду противника мне не удалось, однако на ноге его повис раненный Эвклид, опытнейший из наших воинов, чем отвлёк врага.

– Я держу его! – Эвклид, бесспорно, помог мне.

Чёрный всадник пикой добил Эвклида, но из-за этого тот потерял момент – я ударом пробил одежду и воткнул своё оружие в спину врага. Тот слетел с коня. Спящие повскакивали и бросились на второго (их действительно оказалось двое) всадника, но тот успел ретироваться, через секунду топот его копыт был уже еле слышен, а силуэт его затерялся где-то в темноте.

– Кто ты?! Что вам было нужно?!!! – кричал я умирающему налётчику.

– Кто из вас Александр? – прохрипел умирающий и когда услышал ответ, заявил:

– Тебе не дожить до утра, Александр… – в лице незнакомца скользнула презрительная усмешка (её я увидел даже в этой темноте), после чего он отключился навсегда. Мы зажгли факел, чтобы осмотреться. Убитый был одет как одеваются далматы – горный иллирийский народ к западу от Македонии. Что здесь делали далматские всадники? Было непонятно. И главное, откуда он знал меня и зачем я был нужен им. В войнах с далматами я ещё не принимал участия. Я ничего не сделал, чтобы заставить кого-то из них ненавидеть себя. Мы рассмотрели потери – двое убитых, Эвклид и Афобий; Ипатий был ранен – пробита пикой рука. Мы перевязали её.

– Думаю, нам нужно уходить отсюда, проведём ночь в другом месте, – приказал я своим. Труп незнакомца мы бросили, а своих убитых забрали, чтобы похоронить.

Так как было темно, хоть глаз выколи, далеко мы не пошли, зашли за холм, чтобы на нас не совершили повторное нападение. Я поставил дозорного, чтобы тот следил за обстановкой и положил всех спать дальше. Но сон мне уже не шёл. Не скажу, что я испугался, но напряжение теперь не покидало меня. Я вздрагивал и хватался за меч при каждом шорохе кустов, вздохе коней и тому подобном. Остаток ночи показался вечностью – я перебирал всех, кому я мог навредить настолько, чтобы те мечтали убить меня и главное, могли привести своё желание в реальное исполнение. У всех есть враги, более или менее ненавидящие. Я думаю, каждого человека кто-нибудь хочет за что-нибудь убить, но не каждый приводит эти свои мысли в действие. Когда вы на виду у всех, вас обязательно кто-нибудь ненавидит. Не скажу, что я до этого был ко всем добр, и у меня не было завистников, но ярых врагов у меня тоже не было. По-крайней мере, так я тогда думал…

Ну, хотя вспоминается один нелицеприятный случай, когда парень по имени Зопирион, сын офицера-сотника македонской армии начал приставать к моей Ариадне, а может просто разговаривал, а не приставал. Это было полгода назад. Ему семнадцать лет, он на год старше меня… Мне показалось, что он пристаёт к ней и я вдруг испытал прилив ревности… Да, я напал на него. Так получилось, что он был немного навеселе, то есть выпил вина и поэтому заторможен… Я со всей силы ударил его три раза – он схватился за лицо, пара синяков была обеспечена… Но он сказал, что обязательно отомстит мне, он собрал парней и пришёл ко мне, у меня тоже были друзья – пятеро против четверых… Нас остановили и обо всём доложили кому надо. Филипп тогда отсутствовал и приказы по нашему воспитанию давал его наместник Антипатр. Этот особо разбираться не стал, он решил всех наказать физическими тренировками. Все мы, и мои друзья, и враги, неделю должны были отжиматься каждый день по тысяче раз и пробегать расстояние по сто стадиев (примерно восемнадцать километров). Да, пришлось пройти через всё это, но я не в обиде на Антипатра, я принял эти тренировки за счастье, ведь обычно я мало тренируюсь и много отлыниваю, а тут такой случай. К тому же все из нас, кто был наказан, так выдыхались на этих тренировках, что неизбежно как-то сблизились (ну кроме нас с Зопирионом). Зопирион, наоборот, после этого ещё сильнее обозлился на меня. Моя мама Олимпия отнесла родителям Зопириона пирог, с просьбой забыть обиду и те уверяли её, что инцидент исчерпан. Но сам Зопирион всегда отворачивался, увидев меня, да и я как-то не стал извиняться за нападение. Но здесь… – взрослые подготовленные воины, да ещё иностранцы, не мог же сын сотника нанять несколько далматов, чтобы ликвидировать меня! Или мог? Совсем забыл!.. В последние дни отец Зопириона Андромах стал тысячником – это не просто подъём в карьере, это взлёт. Говорили, он со своими воинами раскрыл и арестовал группу заговорщиков, которые хотели убить Филиппа, за это тот его и поднял… Если Андромах станет полководцем и отдаст своего сына Зопириона за дочь царя, то оба они станут приближёнными при дворе… Это уже родственные отношения… В этом случае я буду реальным конкурентом для обоих…