Человек без дождя

– У меня вопрос относительно дубликата ключа, – встряла Эля, – тебе положено его иметь по должности?

– Нет, – ответила Алена, – это никому не положено.

– А как же он у тебя оказался?

– Это было несложно, – не моргнув ответила Алена, – кассирша у нас не от мира сего. А сделать слепок с ключа не проблема, во всяком случае, я умею. Раньше мне это пригождалось в мирных целях.

Эля и Леша смотрели друг на друга. Он ожидал от своей жены любых разумных доводов, любой эмоциональной реакции, единственное, чего он не ожидал, так это того, что она скажет:

– Принимается.

Глава 2

Это было где-то в начале августа прошлого года. Несколько недель остервеневшее солнце тщательно выжигало все живое. Раскаленный воздух дребезжал, неподвижно застыв в отсутствие даже самого слабенького движения. После полудня улицы словно вымирали, никто не хотел выходить на жару, и некоторое оживление наступало лишь к вечеру. Когда и люди, и природа были уже на пределе возможностей, солнце, как будто обозлившись на то, что так никого и не доконало, внезапно исчезло. Подул ветерок, набежали тучки, появление которых в лучшие времена могло кого-то и расстроить, а теперь только радовало. Воздух остыл до 24 градусов, и можно было высовываться на улицу. Я и до того выбирался, конечно, но без всякого удовольствия и только по крайней необходимости. У меня был большой важный заказ, и я выполнил его даже быстрее, чем думал. В ожидании гонорара я решил пройтись до нового магазина, побаловать себя чем-то вкусненьким. Наличности оставалось маловато, но заказ сдан, деньги скоро будут, так что беспокоиться не о чем. Во время жары в моем морозильнике не переводился лед, и я решил, что окончание работы нужно отметить так, как мне нравится: джин, немного тоника, много льда и долька лимона. В магазине «Гурман» был большой выбор хорошего алкоголя, частью мне недоступного, а частью такого, который даже я иногда мог себе позволить. Две долбаные недели я просидел на вареной картошке и колбасных изделиях и уже чувствовал, что еще одна сосиска – и меня тупо ею вырвет, а если справится желудок, то не справится психика, и начнется депрессия. И я решил сегодня, в день окончания работы, по-ужинать по-человечески: купить кусочек мяса, отбить его и поджарить. А к нему сделать большой салат из разных овощей. И высадить бутылку джина, не меньше. Я устал, мне требовались расслабление и отдых.

Наш район мне стал нравиться. Пока шла стройка, было тяжело, от постоянного гула болела голова. Когда стройка закончилась, звуки стихли, но долго еще чвакала под ногами строительная грязь. Потом все привели в порядок, заасфальтировали, высадили деревца. Но главное – появилась инфраструктура. В первых этажах нового жилого комплекса открыли магазины, круглосуточную аптеку. Там и рестораны какие-то заработали, и салоны, но мне они без надобности. А вот когда магазины и аптека в паре минут ходьбы – это очень удобно. Сначала я расстроился: продуктовый магазин оказался рассчитан на весьма денежную публику. Цены на жилье в новом комплексе такие, что по карману только избранным, поэтому и ассортимент в магазине, и цены соответственные. Но потом, когда я внимательнее присмотрелся, оказалось, что не все так печально: кроме всяких там изысканных деликатесов, вроде свежей рыбы и мраморной говядины, на прилавках лежит и обычная еда. И цены на нее вполне доступные.

Я выбрал себе добротный кусок постной свинины и направился в овощной отдел. Купил огурцы, помидоры, болгарский перец, зеленый лук и укроп. В желудке уже началось волнение: нос обонял свежие продукты, и мой организм, изуродованный сосисками, требовал хорошей пищи. Ничто не предвещало, что этот день станет особенным.

Сначала я почувствовал ее запах. Нет, неправильно, запахом можно назвать и те миазмы, которые источает колбаса. Правильнее будет сказать – аромат. Томный, зыбкий, прохладный. Аромат цвета послезакатного марева. Я сразу представил себе его цвет: темно-розовый в сердцевине, расплывающийся по краям голубовато-фиолетовыми мазками. Я насторожился. Нечасто бывает, чтобы какой-то запах заставил меня заволноваться. Всего одна капля, вибрирующая где-то в воздухе, всего одно мимолетное ощущение… Оказалось, я волновался не зря: через секунду после того, как я вдохнул чудо-аромат, передо мной оказалась та, кому он принадлежал. Девушка. С первого взгляда я ни за что не смог бы ее описать, ни цвета волос, ни параметров фигуры – я ничего не смог ни разглядеть, ни тем более запомнить. На первый раз этого было бы слишком много. Я увидел только кончик ее носа и слегка шевелящиеся губы. Это уже потом я осознал, что девушка читала этикетку на баночке с каким-то паштетом, и ее губы едва заметно двигались, повторяя прочитанные слова. Не могу сказать, сколько я простоял, совершенно окаменевший, – две секунды или двадцать. Я не только не считал, я, кажется, еще и не дышал. Губы девушки представляли собой самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел в своей жизни. Кончик короткого, аккуратненького носика, нежный овал подбородка и едва заметная полуулыбка. Это такая форма губ, понял я, их кончики совсем чуть-чуть приподняты, будто девушка кому-то улыбается. Но она улыбается не кому-то, а самой природе, которая не поленилась создать такое совершенство.

В тот день я уже ни о чем больше думать не мог. На автомате я жарил мясо и пил джин, потом лежал на диване, а когда кончился легкий дождик, вышел на улицу. Было уже почти темно, и во многих окнах жилого комплекса горел свет. А ведь она где-то там, эта удивительная девушка. За какими-то шторами, в какой-то из этих раковин прячется драгоценная жемчужина. Сердце мое внезапно остро и болезненно сжалось, и я пошел прочь. Дошел до своего дома, забрался на три скрипучие ступеньки, пошуршал листвой кустарника, нащупывая в опустившейся темноте ручку двери, скрипнул и вошел внутрь. Я открыл окно, чтобы ночной воздух мог беспрепятственно проникать в комнату, отозвался на кошачье мяуканье – кошкам требовалось насыпать корма – и бухнулся на диван. Я закрыл глаза, но тут же понял, что толку не будет, я все равно не засну. Со мной случилось что-то странное, это я уже осознавал. На самом деле уже тогда я был обречен.

После выполнения заказа я всегда беру перерыв в несколько дней, даже если меня уже дожидается новая работа. Глаза должны отдохнуть от компьютера, и мозг должен опустеть, не то в новый заказ может плавно перетечь то, над чем я работал до этого, и тогда я обрасту шаблонами и перестану мыслить творчески. Только когда последние остатки прошлой работы окончательно выветриваются, я берусь за новую. Некоторые специалисты по компьютерной графике прекрасно работают над несколькими проектами одновременно, но я так не могу. Освободившиеся пару-тройку дней я решил посвятить бесцельному шатанию по окрестностям. Вернее, цель-то как раз у меня была, но тогда я даже себе не мог бы в ней признаться. Через два часа хождений я устал, кроме того, мне стало как-то не по себе при мысли, что кто-то может видеть мои бессмысленные блуждания. И кому-то они могут показаться странными. Тогда я занялся уборкой своей территории.

Дом купца Волховитинова не сносят принципиально – он является историческим памятником, и по областному закону его нельзя стереть с лица земли. По тому же закону исторические памятники положено реставрировать и содержать в образцовом порядке, и с некоторыми нашими историческими домами так и происходит. Если бы в моем доме жил какой-нибудь известный поэт или писатель, художник, музыкант или общественный деятель, мне бы тоже повезло. Но в моем доме жил Петр Саввич Волховитинов – просвещенный купец, обустроивший в нашем городе первую публичную библиотеку. За это его имя некоторым образом чтут, но не до такой степени, чтобы его дом удостоился реконструкции или хотя бы ремонта. Когда наш микрорайон застраивался, вокруг моего дома тоже крутились представители какой-то строительной фирмы, но в комитете по охране исторических памятников им дали от ворот поворот. Это решение лишило последней надежды жильцов нашего дома – а к тому времени квартир, в которых продолжали жить люди, было всего четыре. Но после бюрократического отказа и они съехали, терпение лопнуло. У кого-то, было дело, возникла крамольная мысль поджечь дом к чертовой матери, и ее даже живо обсуждали мои соседи, но в последний момент испугались. Оказалось, что технику этого дела никто не знает. Вернее, поджечь-то дело нехитрое, но доказать потом, что возгорание произошло по ветхости, а не по вине жильцов, куда сложнее. А доказать это государству, которое нипочем не хочет никого никуда расселять, и вовсе немыслимо. Так и получилось, что мои соседи разъехались кто куда, а мне в почтовый ящик упало письмо, в котором говорилось, что областной Программой по сохранению исторического и культурного наследия предусмотрена реконструкция дома купца Волховитинова в будущем году. Ну и пусть в будущем году. Мне все равно. Мне даже нравилось, что я остался один. У меня были ключи от всех квартир, и со временем я грамотно, на мой взгляд, распорядился оставшимся имуществом моих бывших соседей. А от них много чего осталось! Хлам, который уже не мог пригодиться, я утилизовал, а остальное рассортировал. Оказалось, что мои соседи оставили в своих квартирах много интересного: старинный торшер, коврик ручной работы, большие красивые цветы в кадках, кресло-качалку, скатерть, шкатулки, кое-что из мелочей, но главное – картину неизвестного мне художника, которая осталась от умершей бабушки и никому почему-то не приглянулась. Я в эту картину был влюблен и берег ее как зеницу ока, иногда доставая из шкафа и любуясь ею.