Страница 16 из 17
Она никогда не забудет тот день, когда Наташа впервые явилась в академию Маунтбрайерз. В то утро все от мала до велика собрались в главном холле, чтобы послушать речь директора и все необходимые объявления. Кого-то из студентов наградили за успехи в изучении иностранного языка и музыки – кого-то из тех четверых, которых хвалили всегда; тех, о чьих талантах уже давно знали все. Однако Кэтрин считала этих детей скорее самыми несчастными, чем самыми перспективными, – кому какая разница, умеешь ли ты говорить на мандаринском диалекте, жонглируя при этом горящими стержнями, или умеешь ли ты собрать за рекордное время кубик Рубика, если при этом у тебя во всей академии ни одного настоящего друга? Марк вошел в раж, он говорил много и долго, наслаждаясь звуком собственного голоса и ощущением значимости, так долго и так пространно, что минут через пятнадцать все уже потеряли нить. Кэтрин не могла вспомнить ни предложения из его тогдашнего пламенного спича.
Когда речь наконец закончилась, раздались аплодисменты, а потом сотрудники академии устремились в главное здание, Кэтрин заметила, что к ней на всех парах спешит Наташа. Жена директора стояла одна, не решаясь сбежать, боясь показаться невежливой. В таком месте, как Маунтбрайерз, подобное имело значение – все здесь должны были поступать как следует и делать это в нужное время. Время решало все.
Кэтрин наблюдала, как Таш целенаправленно шагает к ней. Она поправила свой кардиган, мысленно подготовив ответы на любые вопросы, которые ее новая знакомая может задать: Не подскажете, как мне пройти в корпус искусств «С»? Во сколько перерыв? Где здесь ближайший туалет? Но все пошло совсем не по тому сценарию, который Кэтрин себе запланировала.
Она видела, какими взглядами провожали Наташу преподаватели и студенты Маунтбрайерз – но той, кажется, было либо все равно, какой переполох она вызвала, либо она просто этого не замечала. На Таш была длинная белая хлопковая юбка и довольно милые сандалии на плоской подошве, которые выглядели так, словно были сделаны из переработанных шин, которые потом покрасили в розовый цвет. Еще более интересное впечатление производила ядовито-зеленого цвета накидка из трикотажа – кардиган ли, свитер? Похоже было скорее просто на накидку, заколотую на плече брошью в виде пышного белого цветка. В коротких каштановых волосах Таш сверкали, по меньшей мере, три заколки с украшенными стразами бабочками. Такие обычно носят девятилетние девочки, но, судя по всему, Наташе это было совершенно все равно: пришла, увидела, надела. Она была поразительно красива, выделялась из толпы и казалась какой-то неземной. Скорее всего, правил Маунтбрайерз насчет формы одежды она либо не знала, либо не позаботилась о том, чтобы их соблюсти. Наташа была такой лучезарной, что на ее фоне блекло все вокруг, и вскоре Кэтрин поняла: это вообще сверхспособность Наташи. Она была как лучик света в темном царстве.
– Привет, я Наташа Мортенсен, новый учитель рисования.
Представилась она кратко и по делу.
– Ах да! Я знала, что вы приедете, ну, вернее, не конкретно вы, а то, что у нас новый преподаватель. Приятно познакомиться, Наташа. Меня зовут Кэтрин. Добро пожаловать в Маунтбрайерз!
Кэтрин и Таш пожали друг другу руки и сами смутились от того, насколько скупым выглядело подобное приветствие.
– Спасибо, Кэтрин. Я заметила тебя еще в холле и хочу сказать, что выбрала тебя в качестве своего друга, потому что ты очень похожа на ту, с кем мне хотелось бы подружиться. Ты точно не такая, как все эти пропахшие нафталином мадамы. А как тебе нравится этот Марк-мистер-Мудила-Брукер! Совершеннейший придурок! Он когда-нибудь вообще затыкается, интересно? Открыл рот – и давай чесать. Да все дети уже устали, пока он свою речь толкал, а я вообще два раза чуть не уснула. Мы с ним точно поладим. Вернее, точно НЕ поладим!
Кэтрин была так озадачена откровенностью Наташи, что сперва даже не смогла ничего сказать. Она стала лихорадочно вспоминать, что Марк говорил о новом учителе искусства накануне.
– Очень сомнительная кандидатура, – жаловался он. – Но за нее очень просил Макс Уайттингтон; считает ее лучшей претенденткой на данный момент. Кажется, этот дурак втюрился в нее, и, хотя мне совсем не нравится перспектива брать ее на работу, я не могу рисковать – а вдруг он откажется дать денег на приобретение новых книг в шестую библиотеку. Но если бы все зависело от меня, шла бы эта мадемуазель лесом; я ее видел – совершенно несимпатичная, оппозиционно настроенная лесбиянка.
Кэтрин подумала, что в одном он мог быть прав. Наташа была действительно похожа на лесбиянку, но позже оказалось, что нет. Хотя Наташа явно была далека от эпитетов вроде «несимпатичная».
А тем временем она продолжила:
– Не удивляйся так, Кэтрин! Я такое частенько проделываю. Я выбираю людей, которые будут моими друзьями, и даже если я им не очень нравлюсь, мы остаемся в дружеских отношениях. Сколько я себя помню, всегда так делала и чаще всего выбирала себе друзей по совсем дурным причинам. Спроси Элли Симпсон и Ханну Хартли. Мы еще с начальной школы дружим – до сих пор!
– И по каким критериям ты их выбрала? – спросила Кэтрин, сама не заметив, как перешла на «ты».
– У Элли потрясающая улыбка, и она делилась со мной конфетками, а теперь вообще всегда со всеми чем-нибудь делится, очень уж добрая она. А Ханну я выбрала за ее ямочки и громогласный хохот – она и сейчас так же заразительно смеется! – поделилась Наташа.
– А я?
Кэтрин было любопытно.
– Главным образом потому, что ты похожа на Миа Фэрроу, но более яркая. Кроме того, в тебе есть что-то такое таинственное. И потом, когда я увидела тебя там, в холле, то поняла: ты чувствуешь то же, что и я, – тебе смертельно хотелось сбежать. Ты выглядела так, как будто тебе очень хотелось оказаться совсем в другом месте.
Кэтрин не ответила, крепко сжав губы, чтобы не проговориться. Наташа была абсолютно права: она всегда хотела быть где-то в другом месте. Но… Миа Фэрроу? Кэтрин хохотнула. Она помнила только ту Миа Фэрроу, которую видела в фильмах шестидесятых годов – прекрасную, юную, с внешностью скандинавской принцессы. На такую Кэтрин вполне могла походить. Когда-то. Она восприняла это как комплимент – наверное, так оно и было.
Наташа не унималась ни на секунду:
– Итак, что ты преподаешь, Кэтрин, и как давно? Ты когда-нибудь думала, что такое имя для тебя длинновато? И к тому же слишком формально звучит для кого-то настолько богемного…
– Кейт, – предложила Кэтрин, пытаясь решить, на какой вопрос сначала ответить: что такое «богемный» и хотела бы она быть кем-то богемным? Странно, что Кэтрин так легко вспомнилось, как ее называли в юности, – это ведь было так давно.
– Хорошо, Кейт, да, так намного лучше. Итак, что ты преподаешь, Кейт?
Новая подруга употребила имя женщины целых два раза, словно изучая, как оно звучит, знакомясь поближе.
Кэтрин в смущении прикрыла рот рукой. Ее охватило знакомое чувство: чувство, что она здесь лишняя; ведь Кэтрин не работает в академии.
– Ой! Нет, я ничего не преподаю. То есть, вообще-то, по образованию я преподаватель английской литературы, но никогда по специальности не работала. Планам помешала жизнь – дети и всякое прочее.
Кэтрин хихикнула, но ей совсем не понравилось, как прозвучали ее слова.
– На самом деле я жена того самого Марка-мистера-Мудилы-Брукера, – добавила она.
Большинство людей в этот момент рассмеялись бы, или расплакались, или засмущались, стали бы извиняться и рассыпаться в объяснениях – дескать, это была всего лишь неправильно понятая шутка. Но – и Кэтрин это обнаружила гораздо позже – Наташа была не такой, как все, во многих отношениях. Она положила руки на плечи Кэтрин и посмотрела ей в глаза.
– Тяжело тебе приходится, девочка!
И хотя бы по одной этой причине (пусть потом и появились многие другие) Кэтрин решила, что Наташа прекрасна, и очень обрадовалась, что та выбрала в качестве подруги именно ее.