Страница 13 из 17
Кэтрин прокралась в комнату Франчески и осторожно потрясла ту за плечо. Будить сестру ей не хотелось, но она знала, что если не поделится своей новостью, то, вероятно, взорвется.
– Франческа, ты спишь?
– Мммммммм… Уходи… – пробормотала Франческа.
– Просыпайся! Мне правда нужно тебе кое-что сказать. Это важно!
Даже будучи в полубессознательном состоянии, по тону своей сестры Франческа поняла, что сопротивление бесполезно. Она протянула руку к тумбочке и включила стоящую на ней лампу.
– Кэти, молись, чтобы это было что-то важное!
Потирая глаза, она сосредоточилась на покрасневшем лице сестры.
– Ну, не молчи уже!
Раздраженное замечание Франчески испортило момент, но Кэтрин все же продолжила:
– Угадай?
– Что еще?
– Франческа, ты должна угадать! Давай!
– Господи, Кэти, теперь ты меня просто бесишь! Мы больше не дети, и сейчас гребаные три часа ночи. Мне в шесть на работу. Итак, или ты сейчас же скажешь, почему разбудила, или свалишь и оставишь меня в покое!
– Ладно, мисс Злючка. Так вот – ты не поверишь, но Марк сегодня сделал мне предложение!
Кэтрин захлопала в ладоши, и в комнате повисла минутная тишина. Франческа нащупала на тумбочке свои очки и тут же нацепила их на переносицу. Она наклонилась вперед, как будто улучшившееся зрение помогало ей сосредоточиться.
– Марк? Сделал предложение? – спросила она.
– Да! Не верится, так ведь? – улыбнулась Кейт.
Франческа поразмышляла пару секунд.
– Честно говоря, нет. Я думала, ты сейчас скажешь, что вы переспали.
– О боже, Фрэн, какая ты грубая! Разве предложение – это не чудесно?
– Эмм, дорогая? Не знаю.
– Что значит «не знаешь»?
– Я имею в виду… Послушай, Кэти, я люблю тебя, но ты немного напоминаешь мне персонажа из романа «Великолепная пятерка», который не хочет взрослеть. И хотя я твоя младшая сестра, мне всегда казалось, что мой долг – защищать тебя от всего. Так думают и родители, – сказала Франческа.
– Что? – для Кэтрин новостью было не столько то, что ее считала полной идиоткой Франческа, а то, что таковой ее, оказывается, считали и родители.
– Да, вроде как. А этот Марк… Здорово, что ты так счастлива, но это твой первый парень, ты знаешь его только пять минут, вы даже не… Ну, ты поняла… А ведь секс очень важен!
– Ой, какая чепуха. Ты так говоришь, как будто секс важнее самих отношений!
– А разве нет? Ладно, не смотри так, я шучу. Я счастлива, если ты счастлива, но мне не кажется, что стоит сразу бросаться в омут с головой.
– Но мы встречаемся уже три месяца. Целых три месяца. Я люблю его, Фрэн, и он любит меня.
Кэтрин решила не посвящать сестру в подробности тех жарких поцелуев и объятий, которым она регулярно предавалась с Марком и которые разжигали в ней пожар. Все это выглядело намеком на их будущую насыщенную сексуальную жизнь.
– Буэээ! Меня сейчас стошнит! – изобразила рвотный рефлекс Фрэн. Кэтрин шутливо толкнула ее в бок. Франческа сказала, уже более серьезным тоном:
– Я правда за тебя очень рада, сестренка, но есть в этом Марке что-то странное…
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Кэтрин. Ее голос превратился в противный визг, казалось, что она вот-вот расплачется.
И тут Франческа решила сдать немного назад.
– Даже не знаю. Может быть, мы просто недостаточно хорошо знакомы, или же ему неловко в нашем обществе, потому что мы для него люди новые.
Кэтрин снова оживилась.
– Да, скорее всего.
– Все, что я хочу тебе сказать: ограничьтесь пока помолвкой, посмотри, каков он в постели, узнай его поближе, и тогда поймешь, получится ли из этой затеи что-то хорошее или нет. Что ты теряешь: если не выгорит, тебе останется колечко, а если выгорит, то ты обретешь любовь на всю оставшуюся жизнь! – сказала Франческа.
– Но зачем мне ждать или ограничиваться помолвкой, если Марк – моя единственная любовь? Он такой великолепный, и он чувствует то же самое ко мне, и мы все уже знаем, – недоумевала Кэтрин.
– Как это – уже «знаете»? Ты помнишь, как сильно в детстве обожала картошку в мундире, а потом попробовала макароны, и теперь твое любимое блюдо – они. Может быть, Марк – еще одна картошка в мундире?
– О, не говори глупостей, какая там картошка! Я не могу объяснить, как это, но мы знаем. Марк говорит, зачем ждать, если мы уже нашли то, на поиски чего потратим свое будущее. Все равно что выкинуть годы впустую, только чтобы понять, что мы были правы!
– Ну, дружище, коль уж ты так заговорила!
– Я знаю, ты сейчас надо мной смеешься, но мне все равно, Фрэн. Ты не испортишь мне впечатления от этой ночи.
– Кэти, я рада за тебя, но разве нельзя отнестись к этому как к миленькой любовной интрижке и посмотреть, выгорит ли? Просто на всякий случай?
– Марк говорит, куй железо – пока горячо!
– «Марк говорит…», «Марк говорит…» Черт побери, Кейти, будь осторожнее с этим.
– Что значит «будь осторожнее»? Почему?
Кэтрин не могла скрыть легкое раздражение в голосе; она была влюблена по уши, и любые упреки, направленные на ее возлюбленного, были ей как ножом по сердцу.
– Потому что ты сильная и умная девушка, и я не хочу, чтобы ты изменилась – даже чуть-чуть. Этого не стоит ни один мужик, – ответила Фрэн.
Это была фраза, которую Кэтрин в последующие годы вспоминала не раз и не два. Надо было слушать свою младшую сестренку, оказавшуюся мудрой не по годам. Эх, если бы Кэтрин тогда ее послушала.
Вертя в руке вручную расписанную чашку, женщина снова проиграла в голове слова сестры. «Не хочу, чтобы ты изменилась – даже чуть-чуть». Что же она теперь может сказать Франческе? Кейт попыталась представить в голове те слова, что она ей скажет. Они с сестрой виделись так редко, что каждый раз какое-то время уходило на то, чтобы заново научиться общаться друг с другом. С приятельницами у Кэтрин общение проходило совсем иначе.
Как бы там ни было, Кэтрин было трудно играть роль довольной жизнью взрослой женщины, то есть всех обманывать. Ведь у них с сестрой было слишком много общих воспоминаний. Да и вообще Франческа знала Кэтрин вдоль и поперек. У них было столько теплых воспоминаний, которые сестры могли пересказывать снова и снова, смеясь до слез. Любимая история Кэтрин: как-то на каникулах ночью они с Фрэн съели столько конфет, что Кэтрин стошнило из окна. Вот только оно оказалось закрытым, и почти весь следующий день их родители провели в попытках оттереть с велюровых сидений взятого напрокат фургончика остатки карамели и шоколада.
Неловкость, которую сестры в последнее время испытывали при общении друг с другом, в какой-то степени была вызвана постоянным присутствием Марка, словно бы не желавшего оставлять их наедине ни на секунду. Казалось, он наблюдал за Кэтрин и Франческой, заставляя их следить за тем, что они говорят. Марк всегда старался направить беседу в то русло, которое, как ему казалось, было наиболее уместным, и в присутствии Фрэн он всегда выглядел очень напряженным. Для всех других эта перемена оставалась незамеченной, но Кэтрин понимала, что ее муж говорит немного быстрее обычного и слишком громко смеется. Правда, волноваться ему было совершенно не из-за чего; Кэтрин никогда бы не рассказала никому правду об их отношениях. Даже собственной сестре.
Потому что все было слишком сложно. И как она могла это рассказать? «Ты была права, Фрэн, надо было тебя послушать, потому что я не просто утратила часть себя, а утратила себя полностью. Жаль, что я тогда не поступила как ты говорила».
Кэтрин было очень легко судить о пользе тех или иных решений, принятых ею в своей жизни. Достаточно было вспомнить, какой она была, когда их принимала, и кем она стала сейчас, а потом подумать – что из этого она могла бы изменить. Конечно, надо было поступить так, как советовала сестра! Но я думала, мне виднее, потому что была по уши влюблена и потеряла голову. Что говорит ей теперь здравый смысл? Ты определенно не смогла бы ничего исправить, Кэтрин, потому что тогда была слишком занята борьбой с бушующими гормонами и купалась в своей влюбленности!