Без предела

Судьбе было угодно, чтобы Ширли, девушка, с которой Ванду разделяли всего две коридорные двери, и единственная ее подруга, пригласила ее на мероприятие под названием «Натурабсорбция. Знакомство».

Ширли была приверженкой оккультизма и очень щедро делилась своими мыслями и ожиданиями от жизни. Она слушала божественную вдохновляющую музыку, посещала занятия по полинезийскому гаданию, раскладывала пасьянс или карты таро, прежде чем принять важное решение. По ее признанию, все эти разнообразные подсказки, с которыми она сталкивалась в жизни, давали ей понимание происходящего. Ванда ничего не понимала в этом, но никто не был способен развеселить ее так, как Ширли.

И вот теперь та собиралась представить Ванду Ату Абаншамашу, судя по информации из Интернета, прекрасному солнечному духу, явившемуся из сказочной Скандинавии в Лондон с новой доктриной, которая, отметая все несущественное, способствует полному прояснению всех событийных и энергетических жизненных взаимосвязей.

Ширли прыгала до потолка, к тому же стоимость входа на мероприятие оказалась не заоблачной, и если Ванда захочет тоже пойти, Ширли готова была заплатить и за нее.

Все-таки здорово сходить куда-нибудь вместе.

Ату Абаншамаш Думузи не был похож на гуру, которых Ванда видела по телевизору и в многочисленных брошюрах Ширли. Он не сидел в позе лотоса или на ажурном троне, окутанный благоговейным почтением, он не поучал. Не развратник, но явно и не аскет, Ату Абаншамаш был нормальным мужчиной из плоти и крови, который с улыбкой и блеском в глазах рассказывал им о том, каким образом учение о натурабсорбции способно обновить человека настолько, что «вы наконец ощутите, как каждая клеточка вашего тела внезапно оказывается способна противостоять атакам любого рода, и ваше тело во всей целостности сливается со вселенной, которая поглощает его».

Вселенная и энергия солнца – в этих словах заключалась мантра Ату Абаншамаша. И вот, в светлой непритязательной квартире на Бейсуотер, где располагался лондонский филиал Академии натурабсорбции, он обходил сидящих на полу людей и осматривал их проницательным оком. В горле у них начинало пылать, плечи опускались, когда в такт его словам они глубоко вдыхали в свои недра благополучие.

– Абаншамаш, Абаншамаш, Абаншамаш, – протяжно пропел он глубоким голосом и попросил всех повторять за ним.

Просидев так в течение некоторого времени, с закрытыми глазами вторя нехитрой мантре, Ванда осознала, что утратила пространственную ориентацию и совсем не желает возвращаться в реальность.

– А теперь откройте глаза и посмотрите на меня, – неожиданно попросил Ату аудиторию. – Абаншамаш, Абаншамаш, – зашептал он вновь и вытянул руки вперед, так что легкие рукава его желтого халата затрепетали подобно крыльям ангела. – Я вижу вас, – шептал он. – Я вижу вас впервые, и вы прекрасны. Ваши души реагируют на меня. Вы готовы… Вы прекрасны, как само солнце, – повторял он каждому мужчине и каждой женщине, проходя между присутствующими.

Приблизившись к Ванде, он на мгновение остановился и замолчал, крайне внимательно заглянув в ее глаза.

– Ты прекрасна, как само солнце. Ты прекрасна, как само солнце, – на этот раз он повторил фразу дважды. – Но не слушай никого! Даже меня не слушай! Слушай лишь собственный Атман, свою собственную душу, и покорись.

Словно усиленные действием галлюциногенных веществ, эти слова укоренились в Ванде как долгожданное признание ее несомненных достоинств и просветление. Она инстинктивно распахнула глаза; кожа ее полыхала, руки тряслись, охваченные судорогой, словно в момент оргазма.

Наклонив голову, Ату погладил ее по щеке. Спустя десять минут он вернулся и протянул ладони, остановив их в паре сантиметров от ее лба.

– Успокойся, цветок мой, ты впервые испытала экстаз от приближения к чистоте абсолюта и прошла через перерождение. Теперь ты готова, – завершил он.

Затем Ванда потеряла сознание.

Глава 6

Среда, 30 апреля 2014 года

Остановившись на секунду, они оглядели страшный дом, обмазанный белой штукатуркой. По всей видимости, это было самое убогое строение на центральной улице Йернбанегэде в Окиркебю.

Как и во многих провинциальных датских городках, подобные улицы являлись хорошей иллюстрацией роста благосостояния рабочего класса столетней давности, когда работяги смогли позволить себе иметь собственный кирпичный дом с небольшим участком вокруг. В прошлом такая улица обеспечивала куском хлеба каменщиков и плотников, однако теперь было очевидно, что они уже давным-давно не наведываются сюда. В городе, который летом называли «цветочным», а зимой – «сказочно-рождественским», не существовало ни цветочного рая, ни рождественской атмосферы – по крайней мере, уж точно не на обшарпанной улице Йернбанегэде.

Бывшая жена Хаберсота, как заправская ищейка, через узенькую дверную щель сразу учуяла полицейское удостоверение в кармане Карла.

– Убери ногу, – зарычала она на Ассада, пытаясь захлопнуть дверь. – Вам тут делать нечего.

– Фру Хаберсот, мы… – попытался было Карл.

– Вы не умеете читать? Здесь ясно написано «Кофоэд». – Она демонстративно ткнула пальцем в табличку, вновь толкнув дверь. – Тут больше нет никаких Хаберсотов.

– Фру Кофоэд, – тихо обратилась к ней Роза. – Мы принесли вам плохие новости от Бьярке.

Следующие пять секунд тянулись невыносимо долго. Сначала ее взгляд метался между тремя каменными лицами. Затем осознание реальности проникло во все нервные окончания и блокировало их. Позже пришло осмысление, что сказанного достаточно. И вот наконец угли в ее глазах потухли, ноги сами собой подкосились.

Сознание женщина потеряла ненадолго, однако успела утратить ощущение времени и пространства, и искренне изумилась тому, что вдруг оказалась лежащей на диване в гостиной, обставленной по-спартански. Очевидно, она не вполне оправилась от полученного шока.

Троица осмотрелась. В гостиной не было ничего особо интересного. Запечатанные конверты с прозрачными окошками лежали в вазе для фруктов. Пыльные диски с датской попсой. Мебель из дисконтных сетей. Уродливые пепельницы и керамические вазы с отбитыми краями.

Оставив хозяйку лежать с застывшим взглядом, устремленным в потолок, они прошли на кухню. На редкость неопрятный кафель коричневого цвета поглощал почти весь свет, попадающий в помещение, которое многие датчане называют главной комнатой в доме. Даже Карл обратил внимание на то, что данному определению кардинально противоречил жуткий хаос в этом безобразном углу.

– Мы не можем слишком сильно давить на нее, учитывая ее нынешнее состояние, – прошептала Роза. – Давайте сжалимся над ней, мы ведь можем прийти завтра.

Ассад явно был против такого подхода, это заметили оба коллеги.

– Идите сюда, – слабым голосом подозвала их Юна.

– Карл, ты заварил всю эту кашу, так что, я думаю, именно ты и должен сообщить ей эту новость. И ты скажешь все, как есть, о’кей? – быстро отреагировала Роза.

Карл уже хотел в предостерегающем жесте поднять указательный палец, но почувствовал на своем запястье руку Ассада. Итак, он подошел к женщине и посмотрел ей прямо в глаза.

– Юна, мы пришли известить вас о том, что ваш сын мертв. И, к сожалению, это еще не всё. Мне очень жаль сообщать вам это, но он покончил с жизнью. По свидетельству участкового врача, вероятно, около четырех часов.

Хозяйка дома втянула щеки и на мгновение застыла, словно глядела на себя в зеркало и пыталась отмотать время назад в надежде убежать от безжалостной действительности.

– Около четырех? – прошептала она, поглаживая руку. – О господи, как раз после того, как я позвонила ему и сообщила об отце… – Юна несколько раз сглотнула, схватилась за горло и больше ничего не смогла сказать.

Они просидели с ней около получаса, после чего Карл кивнул Розе – пора отпускать руку несчастной женщины и уходить. Они успели пересечь гостиную, как Ассад вдруг спохватился: