Голос Лема

— Ларс, погоди. Что с тобой? В чем дело?

— Стерильная атмосфера, — буркнул биолог, не останавливаясь.

— Это я уже слышал. Но не понимаю, почему ты из-за этого так сердишься.

— Стерильная, — повторил Карлссон тоном профессора, который объясняет ученику очевидные вещи. — Мертвая. Весь углерод, какой мне удалось найти, неорганического происхождения. То же — с реголитом, потому что без микрофлоры я не решусь назвать это почвой. То же — с водой.

— Откуда знаешь?

— Я приказал челноку выслать два исследовательских бота к морю.

— Без моей авторизации?

— В вопросах, связанных с биологией, первый после Бога тут я.

— Ладно, — Мирский махнул рукой. — То есть ты утверждаешь, что пока не нашел никаких микроорганизмов…

— Нет, Андрей! — занервничал Карлссон. — Я не нашел ничего, понимаешь? Абсолютно ничего, что даже в рамках самых широких критериев мог бы назвать жизнью. Тогда откуда, проклятущее проклятие, здесь взялся весь этот кислород?! Отчего атмосфера находится в состоянии неравновесия, и каким чудом это неравновесие удерживается без каких-либо активных биологических процессов? И даже геологических, поскольку эта планета, как минимум, на три миллиарда лет старше Земли! Я не понимаю, Андрей. То, что здесь происходит, лишено смысла!

Может, не говори швед на повышенных тонах, они услышали бы тот звук раньше — словно кто-то вдалеке тянул по металлическим ступенькам шкаф, полный пустых бутылок. Мирский увидел свое лицо, идущее волнами и гротескно обезображенное, в зеркальной кривизне пузыря: тот отпочковался от мгновение назад гладкой и твердой, будто алмаз, стены. Сперва неспешно, мерзким движением паразита, двигающегося под кожей, пузырь пошел вверх, и вдруг…

— Ларс!

…выстрелил в биолога похожим на псевдоножку протуберанцем. Было это нападение или Карлссон случайно оказался у этого не-пойми-чего на дороге, для автоботов значения не имело — они отреагировали моментально.

Взрывающийся пузырь рыгнул пламенем, и если бы не сомкнувшийся вокруг Мирского кокон силовых полей, его испепеленные останки наверняка разлетелись бы по всей улочке.

Капитан рухнул на землю, не видя и не слыша ничего, кроме рева пожара: системы безопасности приняли меры, чтобы он не ослеп. Почти сразу он почувствовал, что бот подхватывает его и уносит вверх, за границы безумствующего вокруг огня.

На высоте двадцати метров взгляд и слух вернулись, и он увидел остальных, похоже без всякого ущерба здоровью эвакуированных из ада тем же способом, что и он сам.

Увидал он и трубы. Сотни, тысячи, целый лес пузатых труб. Однако уважение ко всем земным метафорам уже покинуло его. Он видел трубы, поскольку это подходило к втравленным в его мозг ассоциациям и к миру, создаваемым за кулисами разума. Хотя на самом деле никаких труб не было.

Он понятия не имел, на что смотрел.

Жара пришла на смену утреннему холодку, точно так же, как фрустрация сменила их предыдущий энтузиазм. Инцидент на «улочке» раздергал всем нервы. От города их отделяла та же — если не большая — дистанция, что и час назад. И настолько же далеко они оставались от понимания хоть чего-то, что здесь происходило. Контакт с обитателями — хотя бы зрительный — им еще не удалось установить. И ко всему еще жара. Физически, благодаря климатизованным комбинезонам, выдержать было легко. Но их дух будто сильнее плавился в горячем, неподвижном и липком воздухе.

Единственная свободная дорога оказалась недоступна. Но не потому, что их посчитали чужаками. Даже нападение стало бы доказательством того, что они замечены. Но нападением это не было, а Карлссон был целью для осмысленной попытки убийства не более человека, в которого попало упавшее яблоко. Пузырь тот был одним из многих, которые за несколько минут наполнили «улочку» системой арок. Где-то простых, как воздушные трубопроводы, в других местах разветвленных и перепутанных друг с другом.

— Вот и конец прогулке, — кисло констатировал Бринцев. — Так и будем здесь висеть?

Они вернулись на утес. Ван Хофф нашел фрагмент тени и рухнул, бормоча: «Полдня — и ни шагу вперед!» На замечание Кронкейта, что точнее сказать — неполных шесть часов, он отреагировал таким взглядом, что навигатору сразу расхотелось разговаривать.

— Я говорил, что стоит начать с телерекогносцировки, — напомнил Карлссон.

— Да, говорил, — Бринцев вытер вспотевший висок. — Жуткая сауна. Мы высадились в сфере умеренной или тропической? Может, что-то выходит из тех труб?

— Верно, — отозвался молчавший до этой поры Рамани. — Но водяной пар составляет лишь два процента выделяемых газов. Остальное — кислород.

— Что? — тотчас оживился ксенобиолог.

— Плюс остаточные объемы азота и углекислого газа.

— Насколько велики остатки?

— Менее пяти единиц на миллион. Хочешь спектрограмму?

— Давай, — Карлссон переключился на его канал и присвистнул сквозь зубы, — вот черт!

— Я могу взглянуть? — попросил ван Хофф.

— Вот тебе и разгадка твоей загадки, Ларс, — улыбнулся капитан.

— Да, похоже… — Швед неожиданно помрачнел. — Андрей…

Он не закончил. Его прервал ван Хофф, возбужденно выкрикивая:

— Невероятное дело! Весь этот кислород они должны производить где-то под землей! Но из чего? Из кремния? Возможно. Или из воды. И того и другого здесь в достатке. Но зачем? А если… Слушайте, если дело в жутком общемировом катаклизме — космической или военной природы — из-за чего произошла гибель всего биома…

— Невозможно, — перебил его Карлссон. — Не мог он быть настолько тотальным.

— Но представим себе, что все так и было, — продолжил не сбитый с мысли ван Хофф. — Теперь они пытаются регенерировать атмосферу. И этот фрактальный веселый городок вместе с трубами является частью какой-то гигантской фабрики газа.

— Нет, — ксенобиолог покачал головой. — Не было никакого катаклизма.

— А что, по-твоему, было?

— Ничего.

— Ничего?

— Ничего, — повторил деревянным тоном Карлссон. — Никакой биом не подвергся уничтожению, потому что его здесь не существовало. Никогда. Может, эта планета интересна по разным причинам, но с точки зрения биологии она мертва. Абсолютно и изначально.

— Нет, мужик, ты что выдумываешь?! — Физик не поверил собственным ушам. — Ведь каждый из нас видел, в том числе и ты, щупальца, ветки или как ни назови: они растут, просто лезут из стен!

— И кто это говорит? — Швед поджал губы. — Погляди еще раз — повнимательнее — на спектрографическую запись. Из чего эти твои «ветки» выстроены, какова их структура, какой разновидностью физико-химических процессов их рост проще всего описать…

Что-то мягко ударило его в предплечье. И снова. Плюх, плюх, плюх…

— Дождь?

Сотни разбрызгавшихся капель начали покрывать пыль под их ногами. И почти сразу загремело. Они взглянули вверх: небо из бледно-голубого стало свинцовым, далеко на востоке перетекая почти в черный.

— Гроза, — с детским удивлением сказал Бринцев.

— С молниями, — добавил ван Хофф.

И помертвел. Одинаковая мысль в один миг пронеслась и в головах остальных.

— Ларс, какой уровень кислорода? — спросил капитан.

Биолог проверил и прошептал:

— Сорок… семь…

— О, богини! — задохнулся Сайто.

— Кронкайт, убежище! — скомандовал Мирский. — Саша, Майк, можете ему помочь?

— Еще счастье, что у нас нет ничего огнеопасного, — проворчал ван Хофф.

— Ага. Кроме нас.

Боты на сей раз не могли их уберечь, к тому же сами погибли бы от разрядов. Фронт приближался, и ветер набирал силу, сыпля в глаза песком и каплями дождя. Они чувствовали это, несмотря на фильтры и задернутые капюшоны, чувствовали озон и ржавый привкус пыли.

— А какая влажность?! — крикнул Мирский ксенобиологу.

— Что?! — прокричал в ответ Карлссон.

— Какая сейчас влажность?!

— Вероятно… тьфу!.. Вероятно, сто процентов.

— Проверишь?!

Последняя дыра, последняя распорка.