Космодесант

Часть первая. Десять дней тумана

Глава 1

– Джоан! – снова позвал я. – Джоан-три!

Джоан-три – это уже был официальный вызов. Через секунду ко мне в каюту скользнула моя красавица-блондинка.

– Джоан-три, – улыбаясь, отчеканила она. – Задание?

Здорово делают все-таки этих биороботов, подумал я. А ведь я ещё помню старинные пульты с сотнями кнопок. Хотя, не так все это было и давно… Теперь-то каждый десантник-инструктор имеет связь с центральным компьютером. Эти персональные Джоан – толковая серия, быстрые и с надёжным сервисом. Хотя как раз сейчас происходит что-то странное – это я насчет надёжности. Так, кое-что, мелочи неописуемые, вроде бы и говорить не стоит. А всё-таки что-то в них не так. И ребята это чувствуют. А мне, инструктору и Маэстро, и сам Бог велел…

– Индекс Хиттера, Джоан, – попросил я.

– Всей команды или только десантников?

Вот! Вот опять! Ну на кой чёрт мне хиттер всей команды?! Это-то она должна знать. И ведь не сбой, а так, чёрти-что – ну, как это назвать?.

– Десантников, Джоан. Только превышения.

– Лоуренс – сто сорок один. Грубер и Трейси – сто двадцать восемь. Гласс – сто тридцать четыре. Петров, Кунц, Блоу и Юм – сто сорок. Кузьмин – двести. Остальные в норме.

– Суммарный?

– Девяносто четыре и пять.

– Мой?

– Тридцать два. Тенденция к повышению.

– Спасибо, Джоан. Можешь идти.

Растёт хиттер, растёт. Незаметно, десятая за десятой. Это от неизвестности, а может, даже не от неизвестности, а просто оттого, что нет настоящего приложения сил. Чувствуют, черти, что скоро Земля.

– Джоан-общий, кубрик десанта, – приказал я.

Кубрик возник как продолжение каюты. Тот же мягко-зелёный пластик и матовые шары освещения. Казалось, это распахнулась стена, и даже запах немного изменился.

– Десант! – скомандовал я. – Бой полторы минуты. Разрешаю с увечьями. Пошёл! – и отключился от кубрика, успев заметить, как взорвалась тишина и мгновенно взмыли к потолку осветительные шары – во избежание.

За полторы минуты двадцать четыре десантника способны сделать всё. Когда я вошел, картина была достаточно живописной.

– Результат неважный, – сказал я, легко поймав сёрикен у самого лица. – Запомните, детки, и зарубите на чём у кого осталось: сперва защита, а потом уж нападение. Видели вы у меня когда-нибудь сломанную руку? А разбитый череп, Гласс? Хотя, так тебе и надо, не будешь подставлять свою пустую башку. Чья работа?

– Десантник Куркис, инструктор. Приём “двойная луна”.

– Неплохо, Владас. Вытри кровь. Так: Лейхер – два дня без глаза. Тум, Рудых, Лоуренс – вечером дополнительные занятия со мной. Сейчас – всем в восстановитель. Джоан-общий! Заменить интерьер и повреждённые органы. Всё.

Я щелчком отправил сёрикен в живот Юму и вышел, краем глаза заметив, как тот согнулся и сполз по стене. Правильно, не будет рот разевать… Впрочем, если я что-то делаю, то делаю. Как-никак я инструктор, а не хвост поросячий.

– Джоан-общий, инструктор Бойль вызывает командира, – потребовал я, добравшись до своей каюты.

Через секунду вспыхнул экран головизора, и в нём появился Большой Давид. Он сидел перед пультом в своей любимой позе, как-то особенно подогнув ногу; на коленях у него растянулся Цезарь.

– Слушаю, Пауль, – сказал он, осторожно снимая кота на пол.

– Контрольный рапорт, – доложил я. – Без происшествий. На вахте шесть десантников.

– Принято, инструктор.

– Какие новости, командир? Выяснилось, почему нас досрочно направляют на Землю?

– Знаю не больше твоего, Пауль, – сдержанно ответил Давид. Было видно, что ему уже надоело отвечать на этот вопрос. – Связи с тех пор больше не было. Через час всё станет ясно, а через три выйдем на орбиту. Это пока всё.

– Благодарю, – сказал я. – У меня тоже всё.

Экран потух.

Глава 2

– Вот ты говоришь – туман, туман… А я с него, с этого тумана, ничего плохого не видал… И хорошего тоже. А вот давеча червонец в кармане нашёл, царский ещё. Н-но, холера!

– Да я, дядь Ваня, ничего. Мне бы вот только зубы на место.

– Зубы ему, поди ж ты… Водку пить и с такими можно.

– Ну, ты, дядь Вань, даёшь! Ты как скажешь! Ты вон хотя сам почти без зубов, а любого зубатого за пояс заткнёшь.

– Ишь ты, зубы… С меня моих достаточно. А у тебя, может, вырастут ещё.

– Это у тебя, может, и вырастут, а мне в район к доктору ехать надо.

– На что тебе доктор! Завтра на зорьке в туман сходишь, и всё в порядке.

– Да ходил я уже, и на зорьке, и вечером ходил, и вон завтра пойду, только не верю я во всё это. Туман! И лектор тоже вон приезжал, смеялся.

– А когда уезжал, мы смеялись! Оно конечно, стороннему человеку через неделю пройдет, и волосья новые повырастают, а всё смешно с рогами. Вот те и лектор!

– Ладно. Завтра с утра в Заболотье на рыбалку пойду, там меня и должно прохватить.

– И меня там хватало, – согласился старик и с оттяжкой хлестнул лошадь. Телега дёрнулась, и тут я окончательно проснулся.

Уже смеркалось. Первые звёзды чуть проступали на быстро темнеющем небосводе. Мелькая на фоне млечного пути, взад-вперёд деловито и беззвучно сновали летучие мыши.

– Ишь, разлетались! – послышался вновь голос дяди Вани. – Слышь-ка, Ванёк, а не пора им на юг?

– Я-то, вообще, дядька Иван, не знаю… У нас теперь, наверно, только кикиморы какие на юг летают, а остальным и так тепло.

– Что кикиморы! Вона и бригадир наш прошлый месяц летал, да не один; три тыщи и пролетал… Ну-ко, на юг… На юг… Кыш, кыш!

Я лежал лицом вверх на душистом сене, телегу чуть потряхивало на накатанной колее. Тихо поскрипывала ось. Оба мои спутника сидели спиной ко мне и негромко разговаривали о чём-то своём. Через звёздный путь, трепеща бархатными крыльями, вновь беззвучно промчалась треугольная тень мышиного косяка. И тут я впервые подумал: а куда, собственно, я еду?

Солнце погасло окончательно. В тепловатом, но сыром и густом воздухе слышался немолчный звон комаров. Нарождающийся месяц выглянул из-за чёрной опушки леса. Откуда-то потянуло влагой и запахом реки. Вдалеке галдели лягушки.

– Сыро, дядька Иван! – сказал младший, передёрнув плечами. – И далеко ещё. Не успеем лог переехать.

– А тебе того и надо, – рассудительно ответил возница. – В Заболотье тащиться не придётся. А Гнилой лог – дело верное. Особливо ежели не нарочно идти, а так, как мы вот.

Он сердито засопел.

– Хоча мне-то оно без надобности, – помолчав, продолжил он. – Да и нашему пассажиру тоже ни к чему… Эй, вставай, слышишь! – толкнул он меня в бок. – На-кося…

Он пошарил где-то под сеном, и на свет Божий (вернее, на его отсутствие) появилась початая литровая бутыль, заткнутая огрызком кукурузного початка. Внутри бутыли всплёскивала жидкость.

Дядька Иван зубами вытащил пробку, сплюнул её в темноту – за ненадобностью, как я понял – и основательно глотнул, после чего крякнул, перевёл дух, тщательно отёр горлышко и протянул мне:

– На. Тебе сейчас в аккурат надо.

В своей жизни мне приходилось пить самые разные вещи. Чтобы не обижать попутчиков, я вежливо поблагодарил и отхлебнул порядочный глоток, рассудив, что дорога, по словам Ивана-младшего, ещё дальняя, и вреда от самогонки (я был уверен, что там самогонка) особого не будет.

Я не ошибся. Самогонка оказалась крепкая, какая-то душистая, настоянная на степных травах и на чем-то ещё. Она скользнула в желудок и взорвалась там горячей бомбой.

– Ну-ко ишшо, – одобрительно сказал дядя Ваня. – А то не проймёт. Давай как следовает, а то ты человек непривычный. На-ко, заешь, – он протянул мне невесть откуда взявшийся огурец.

Пока мы с дядькой Иваном смачно хрустели огурцами, время от времени по очереди потягивая из бутылки, младший Иван грустно вздыхал и тоскливо смотрел в сторону.