Страница 10 из 14
– А дом останется тебе? – Борис нехорошо сощурился.
– Дом останется мне, Сашке и Варе. Тебе я куплю однокомнатную квартиру. Думаю, что это справедливо.
– Двухкомнатную. Нет, ты что, серьезно собралась со мной развестись?
– Абсолютно. Серьезнее не бывает, – сказала Элеонора. Чувствуя, что теряет контроль над собой, она выскочила из кухни, в которой они разговаривали, взбежала по лестнице на второй этаж, захлопнула за спиной дверь спальни и только тогда расплакалась.
Уткнувшись лицом в подушку, она вспоминала свое знакомство с Борисом. Она училась на третьем курсе и очень часто ходила в театр, в основном на балет. Происходящее на сцене завораживало настолько, что мир кругом терял реальные очертания, размывался, и ей казалось, что это она сама парит на сцене, встает на пальцы в атласных пуантах, крутит бесподобное фуэте.
Учась в строительном институте, каждый день занимаясь обыденными, совсем приземленными вещами, ей хотелось чего-то иного, более творческого, волшебного, романтичного. В состоянии легкого безумия, почти транса она пребывала практически после каждого спектакля и однажды, выйдя на улицу, пошла, не разбирая дороги и ничего не видя перед собой.
– Осторожнее. – Со всего размаху она столкнулась с высоким парнем, одетым в солдатскую шинель, отлетела от его крепкой груди, пошатнулась и упала бы, не подхвати он ее. – Что же вы, девушка, на людей-то кидаетесь?
– Извините, я задумалась. – Она улыбнулась и посмотрела в глаза парня, для чего ей, с ее немаленьким ростом, пришлось поднять голову, таким высоким он был. – Меня зовут Эля.
Отчего-то она представилась детским своим именем, которым ее давным-давно уже никто не называл, кроме мамы. В институте, с легкой руки подружки, ее все звали иначе.
– Борис, – сказал он в ответ. Затем шаркнул ногой и склонил голову в полупоклоне. – Позвольте представиться. Борис Бжезинский. Служу Советскому Союзу.
– Это я заметила. – Она засмеялась, невольно оценивая, что форма сидит на нем ловко и справно. – Вы в Москве проездом?
– Нет, я здесь служу. Точнее, под Москвой. Так что в увольнительные всегда приезжаю, чтобы побродить по московским улицам. Всегда мечтал жить в Москве, тут воздух особенный, и люди тоже. Вот вы, к примеру, Эля, – очень особенная. Я бы с удовольствием вас проводил, да только мне на электричку уже нужно. Иначе в часть опоздаю. Вас как найти?
– Я в строительном институте учусь, – сообщила Эля. – В Московском инженерно-строительном институте имени Куйбышева. Знаете, где это?
– Нет, но найду. – Это он прокричал уже практически на бегу, впрыгивая в уходящий от остановки троллейбус.
Эта случайная встреча состоялась морозным январским вечером, и довольно скоро Эля совершенно про нее забыла, потому что недостатка в кавалерах не испытывала. К тому же среди сотен студентов их института найти случайно встреченную на улице девушку было утопией. Ведь Эля даже не сказала ему ни свою фамилию, ни полное имя.
Однако в середине июня, когда она сдавала экзамен не любимому ею профессору Дьякову, открылась дверь в аудиторию и в нее заглянул высокий черноволосый парень в редких в ту пору джинсах и яркой футболке. Привлеченная шумом двери, она подняла на парня глаза и сразу же уткнулась обратно в лист бумаги, на котором пыталась соорудить какое-то подобие приличного ответа на вытащенный ею билет. Парня в джинсах она не знала.
Он обвел аудиторию глазами, коротко кивнул, словно удовлетворенный увиденным, закрыл дверь, и она тут же забыла о нем, потому что пришла ее очередь отвечать. Получив выстраданную, но справедливую четверку, Эля выскочила из аудитории, размахивая зачеткой и счастливо улыбаясь (впереди были заслуженные каникулы), и уткнулась в чью-то широкую грудь. Не ожидая столкновения, пошатнулась, чуть не упала, но удержалась на ногах, подхваченная крепкой рукой.
Смутное воспоминание шелохнулось у нее в голове, и Эля запрокинула лицо, чтобы посмотреть на подхватившего ее человека. Он был намного выше ее.
– Эля, я к тебе пришел, – сказал он, и тут она наконец-то его узнала.
– Ты Борис Бжезинский, – полуутвердительно, полувопросительно сказала она, вспомнив красивую фамилию, которой он ей представился.
– Точно. Я отслужил, демобилизовался, поступаю в экономический институт, чтобы жить и учиться в Москве, рядом с тобой. Если ты не против, конечно.
И отчего-то она сразу и навсегда поняла, что нет, не против. Мама будущего зятя тоже восприняла хорошо. Он ей сразу понравился. Высокий, красивый, да и Элю любит, сразу видно. Свадьба их пришлась на время «сухого закона», была «комсомольской», поэтому вино разливалось из чайников, но менее весело от этого не было.
Тогда, летом после третьего курса, Элеонора, ставшая Бжезинской, была уверена, что выходит замуж раз и навсегда. И если бы ей кто-нибудь сказал, как спустя почти четверть века она будет плакать в подушку от предательства Бориса, она бы ни за что не поверила.
Впрочем, думать об этом дальше было нельзя. Элеонора решительно села на кровати, вытерла лицо краем пододеяльника и усилием воли заставила себя переключиться на что-нибудь другое. Да вот хотя бы на труп, который Элеонора Вторая нашла в бассейне. Отличная тема. Ничем не хуже всех остальных. По крайней мере, занимательнее. Элеонора любила детективы, да и к тому же была уверена, что случившееся убийство (а человека в бассейне сначала ударили по голове, а лишь потом утопили) к ней не имеет никакого отношения.
Наши дни
Дмитрий Воронов
Больше всего на свете майор Воронов не любил, когда служебные дела вдруг становились личными. Холодная голова – главный инструмент розыскника, а как отстраниться от эмоций, когда расследование начинает касаться близких тебе людей?
Убийство в только что построенном и еще не открытом отеле, которым руководила подруга его жены, оказалось как раз из того самого, столь не любимого Вороновым разряда. Подруга, к ее чести, в обмороке не валялась и в истерике не билась, хотя происшествие за две недели до назначенного торжественного запуска первого пятизвездочного отеля в их городе трудно было назвать своевременным.
Впрочем, как успел убедиться Воронов за недолгую историю их знакомства, Наталья Удальцова относилась к той редкой категории женщин, которую он уважал и ценил безмерно. В ней, впрочем, как и в его собственной жене Лельке, был внутренний стержень, основанный на глубинном чувстве собственного достоинства, позволяющий «держать лицо» даже при самом невероятном раскладе.
Обычно сдержанную Наталью ему было жалко. Четыре года она билась с возведением отеля, относилась к нему как к собственному ребенку, вникала в строительные тонкости, получение лицензий, разобралась в марках постельного белья и принципах работы ресторана, провела набор и обучение кадров, вела непрекращающиеся переговоры с инвесторами и соответствовала, соответствовала, соответствовала.
Наталья на жалость реагировала спокойно, ходила на бесконечные допросы, участвовала в оперативно-следственных мероприятиях, ответы давала толковые, работать не мешала и к сотрудникам полиции и следственного комитета относилась с пониманием. Скорее всего, сказывался «опыт, сын ошибок трудных». Четыре года назад Наталья уже была втянута в историю с убийствами, вышла из нее победителем, помогла задержать опасного преступника, так что удивить ее чем-то подобным, пожалуй, было трудно.
А вот сам Воронов, занимаясь убийством в бассейне, удивлялся практически постоянно. Слишком много странного и непонятного было в этом преступлении. Начать следовало с того, что убитого никто не знал и сказать, откуда он взялся в еще не открытом для широкого круга посетителей здании, никто не мог.
И Удальцова, и все остальные сотрудники, готовящие отель к открытию, лишь пожимали плечами. Никто из них убитого не опознал. Не приоткрыли завесу тайны и работники строительной компании, сдавшей объект. Нашедшая тело Элеонора Бутакова, когда отошла от первого шока, заявила, что потерпевший ей неизвестен. То же самое сообщили вызванные на опознание директор компании, холеная красавица с властным голосом и королевской осанкой Элеонора Бжезинская, прораб, строители, отделочники, сметчики и все остальные сотрудники «ЭльНора», когда-либо бывавшие на объекте.