Искры Памяти

У Сиарис была кровная младшая сестра Маргэн. Когда мы познакомились, Маргэн лежала в колыбели, но с годами я начала понимать, что она за человек... В ней не было ни намека на благородство сестры, ни единого признака чистоты и мягкости, кои имела Сиарис. Маргэн казалась мне чужестранкой рядом с ней, даже волосы её были темнее и жестче, не удивительно, что Антеран, которого она болезненно обожала, не обращал на неё никакого внимания.

Так мы дружили много лет. За это время Сиарис успела вытянуться и голова её уже не казалась такой большой. Антеран возмужал и с каждым днём становился выше и шире в плечах. Госпожа Аонис с её идеальными чертами и густыми светло-русыми косами, по моему мнению, самая красивая женщина, которую я когда-либо знала, и потому Антерана я считала, безусловно, красивым мальчиком. Но одной внешности не достаточно, чтобы завести друзей. У него был крайне сложный характер, из-за которого с ним почти никто не водился. Только много позже, кроме нас с Сиарис, у него появится приятель - созидатель высшего уровня, счастливейший из несчастных людей - Даро. На нашем языке его имя созвучно со словом "добро" и означает "дарующий мудрость", и это, я думаю, описывает его лучше, чем всё, что я могу о нём рассказать.

Однако, несмотря на привлекательность Антерана, единственным, что меня по-настоящему в нём завораживало, были глубокие лазоревые глаза. Они, точно океан, состояли из сотен оттенков синего и, казалось, чем больше всматриваешься в них, тем глубже погружаешься в пучину мыслей. На самой поверхности вздымались волны вдохновения, глубже - мудрость, о которой знали, но недооценивали, ещё глубже - печать одиночества, от которой он пытался убежать на протяжении всей жизни, а на самой глубине, в квинтэссенции индиго, лежала немая печаль, предающая его взгляду особую выразительность. На всё в этом мире Антеран смотрел с лёгкой грустью, сродни чувству ностальгии, словно тысячу раз проживал жизнь и ни в один из них не был счастлив.

Не сказать, что я хорошо ладила с Антераном. Мы отчего-то вздорили по пустякам, и я разговаривала резко, сколько ни пыталась себя от этого отучить. С ним вообще крайне трудно было найти общий язык. Одной Сиарис это с успехом удавалось. Она не просила его быть понятным или простым, а принимала со всеми сложностями. Поверь, ни на мгновение в своем сердце он бы не предал её. Нет другой женщины, что он мог бы полюбить.

Тебе, должно быть, любопытно, как я оказалась в Норе? Эта история берет начало с того момента, как мы с Сиарис впервые отправились в школу для девочек. В одном классе могли собраться ученицы с разницей в возрасте до пяти лет, поэтому мы оказались в одном классе. У Сиарис была поразительная, почти магическая способность - рядом с ней каждый чувствовал себя особенным. Как знать, быть может, поэтому её так полюбили учителя. К тому же, она была талантлива во многих областях, часто удостаивалась всеобщей похвалы. А я шла с ней рука об руку и была счастлива.

Не прошло и года, как нас стали выделять как лучших учениц класса. Я покорила многих своими танцами, Сиарис - голосом. Жизнь казалась как никогда лёгкой, чарующей, волнующей, словно тёплый ветерок. Просто, весело, свободно пролетали дни тех лет.

Однажды госпожа Сафи, обучавшая нас музыке, спросила, есть ли у кого-нибудь заветная мечта. Некоторые девочки ответили, но не я. Мне нечего было сказать. Я жила одним днём и не сильно задумывалась о том, что станется завтра. В тот день после уроков мы с Сиарис по обыкновению отправились на одинокий пляж. Она его обожала, часами сидела, поджав под себя колени, и всматривалась в ровную бледно-голубую полосу океана, напоминая мне ундину, оторванную от родного дома.

-А у тебя есть заветная мечта, Лоралэ? - Сиарис по-особенному, нараспев произносила моё имя, не договаривая последнюю букву. Так делала только она и оттого манера эта звучала ещё нежнее.

-Не знаю. Наверное, нет. А у тебя?

-Я хочу стать Верховной жрицей и защищать то, что мне дорого, - помолчав, ответила она твёрдо.

-Например, что?

-Тебя, Антерана, Маргэн, маму с папой, нашу школу, деревню, этот пляж. Я не готова терять хоть что-нибудь. Когда я стану жрицей, я смогу уберечь всё.

Я молчала со светлой улыбкой. Сиарис выглядела такой серьёзной, решительной. Я поражалась её настрою. В конце концов, мы были только детьми.

-Тогда я знаю, какая у меня заветная мечта. Я хочу помочь исполниться твоей мечте!

Она рассмеялась тихо и радостно.

-Не будь глупенькой, Лоралэ. Ты не увидишь свой путь, если будешь всё время смотреть на меня.

-Это не страшно. Я не хочу идти туда, где не будет тебя.

Сиарис не ответила, но крепко-крепко обняла меня. Мы были совсем как сёстры. Я была счастлива.

Теперь мне ясно, то были наивные детские грёзы. Защитить всё, хоть что-то, идти одним путём, быть счастливым - тогда это виделось далёким, сейчас - недосягаемым. Мы отжили свой срок, но к чему пришли? Не к тем ли глупым мечтам, вдохновенно рассказанным на пляже?

Как я уже говорила, госпожа Аонис часто проводила со мной вечера. Она научила меня азам контроля над стихиями, но я превзошла собственные ожидания в этом начинании: в результате наших занятий, я совместила стихии воды и воздуха, чем вызвала дождь. В Поле подобным манипуляциям обучались разве что претенденты во Внешний Круг, даже сама госпожа Аонис этого не умела. Я страстно желала показать свои силы в классе, хотя бы Сиарис, но госпожа Аонис запретила мне это делать. Я не понимала почему, но не решилась ослушаться её наказа. Сейчас становиться очевидным, что при наличии тринадцатилетней девочки с таким талантом, иных претенденток на пост Верховной жрицы не стали бы выдвигать. Но моя судьба была не в этом, и госпожа Аонис знала это лучше меня.

-Я желаю своему сыну счастья, и я от всей души желаю его тебе, потому что ты мне как дочь. Ах, если бы хоть что-нибудь во вселенной зависело от моего желания, Лоралэй! - однажды сказала она раздосадовано.

-А как же Антеран? Разве его тело создано не усилиями Вашей воли? - уже тогда я знала, чей он сын, и как госпожа Аонис каждый час беременности молилась, чтобы он родился светлокожим и русоволосым.

-Что толку? Я дала ему жизнь, но обрекла на лишения, которых он не вынесет. И теперь обессиленная, сломленная, я только и делаю, что приближаю час его смерти.

Тогда я представить себе не могла, что творилось в душе у этой несчастной женщины. Она родила ребёнка, заранее обреченного на мучительную жизнь...и смерть. Она с самого начала знала о пророчестве, о нечеловеческой силе, заключенной в нём, о том, что он и не человек в буквальном смысле этого слова. В ночных ведениях ей являлись образы его разбитой на секстиллион осколков души, слышались истошные вопли, мстительный призрак Северной Страны навевал кошмары кровопролитий, до которых ей не суждено было дожить.

Я могу поведать о многом из тех лет, нашей дружбе с Сиарис и Антераном, школе, госпоже Аонис... Но я хочу оставить это внутри себя, как нечто невыразимое словами, что всё ещё живо, покуда оно во мне.

Холодная война между Арктидой и Атлантидой прекратилась на пятый год моего обучения в школе. Наш класс был в походе в лесах недалеко от Полы. Я помню, что собирала чернику, когда прогремел первый взрыв. Земля вздрогнула, точно разбуженный ребёнок. Я выронила корзину с ягодами, инстинктивно упала наземь. Сиарис бросилась ко мне, не осознавая, что произошло. По близости не было никого здравомыслящего. Госпожа Далайа, наша учительница по природоведению, выскочила из-за сосен с перекошенным животным ужасом лицом. Если вдуматься, я видела короткую вспышку, несущуюся к Храму Света, за долю секунды до взрыва. Я лежала на земле, прижимая к себе напуганную Сиарис, и молилась, чтобы госпожа Аонис спасла нас, не подозревая, что она уже никогда этого не сделает.