Волчье время

— Глаза у него в точности такие, как у его матери, — заметил Крикс, как только Астер получил свободу, и, ликуя, выскочил за дверь.

Сестра Элена удивленно посмотрела на него.

— Откуда вы узнали, что это сын Бренн?

— Она спросила у меня, как ей назвать ребенка. Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову. Я был уверен, что она забудет то, что я сказал… А часто Астер лазает по крышам?

— Он все время где-то лазает. В начале он ходил во сне. Иногда просыпался в таком месте, что никто не мог понять, как он туда забрался. А потом он начал забираться в те же самые места и наяву. Я пробовала объяснить, что это глупо и опасно, но он говорил — но я же не упал, когда я спал! Однажды я увидела, как он спрыгнул на клумбу из окна второго этажа, и побежал куда-то, даже не остановившись — так, как будто вышел через дверь. Он ведет себя так, как будто бы он птица.

Меченый спросил себя, было ли это просто совпадением, или так получается всегда, когда ребенка называют в честь Нэери?

— С ним вообще бывает сложно, — задумчиво сказала сестра Эренс. — Он слишком умен для своих лет, поэтому со сверстниками ему скучно. А те, кто старше, не берут его к себе. Он все время один, либо читает, либо помогает сестрам.

— Читает?.. — удивился Крикс. В Лаконе он привык к тому, что мальчики гораздо старше Астера едва-едва владеют грамотой, а уж заставить их сидеть над книгой могло только присутствие Наставника, стоящего у них над душой.

— Кажется, ему было года три, когда он начал разбирать слова. Ну а к пяти он уже прочитал все «Старые и новые сказания».

— Ну надо же… А как дела у Бренн? — еще произнося этот вопрос, Крикс уже понял, каким будет ответ. Раз Астер здесь, с Эленой Эренс, значит…

— Да, — кивнула настоятельница, встретив его взгляд. — Бренн умерла. Мне очень жаль.

— При родах? — спросил Крикс, вспомнив неотступный страх, преследовавший его на протяжении тех месяцев, когда Бренн находилась в ставке Серой сотни.

На лице Элены Эренс промелькнуло удивление, но потом она поняла, что он имел ввиду и покачала головой.

— Нет-нет. Тогда все прошло хорошо… Бренн умерла прошлой зимой, от опухоли в горле. Сестры сообщили мне об этом и спросили, что им делать дальше. Обычно мы отправляем всех сирот в приют, поскольку монастырский госпиталь — не самое подходящее место для детей. Но Астер жил в нашем Доме с самого рождения, и сестры не решались с ним расстаться. Я попросила их отправить Астера ко мне. Я много занималась им, пока сама жила в Бейн-Арилле. Вы, вероятно, помните, что было с Бренн. Она была к нему привязана, но она не справлялась с ролью матери. С того момента, когда Астер начал говорить, он был в гораздо большей степени моим ребенком, чем ребенком Бренн. Так что, когда ее не стало, я подумала, что я могу взять Астера к себе. Теперь он мой приемный сын.

— Спасибо вам, — с усилием произнес Меченый, чувствуя глухую боль в груди — как будто бы из его сердца с кровью вырвали кусок, в котором он хранил воспоминания о Бренн, и заменили его словом «умерла», холодным и тяжелым, как могильный камень. Сестра Эренс пристально взглянула на него.

— Вы говорите так, как будто это ваш ребенок, — поведя плечом, заметила она. — Вам не за что меня благодарить. К тому же, я заботилась о нем не только потому, что он остался сиротой… Я люблю Астера не меньше, чем если бы он был моим.

— Да, я заметил, — согласился Крикс.

Пока Элена обрабатывала рассечение, присев на край его кровати, Меченый скосил глаза, оглядывая залитый солнечным светом лазарет. Пустые, аккуратно застеленные койки, чисто подметенный пол и косые потоки солнечных лучей из окон придавали помещению праздничный вид.

— Я смотрю, больных у вас немного?.. — спросил он.

— У нас есть еще несколько палат на третьем этаже. Но да, больных немного… Раньше нам едва хватало коек, а теперь — вы сами видите. Люди уверены, что это магия. Они связывают это с вашим возвращением в Адель.

— А-а, — лаконично отозвался Крикс.

Между бровей сестры Элены появилась складка.

— «А», и все? Больше вы ничего не можете сказать? Вас не смущает то, как люди истолковывают это… совпадение?

Меченый подавил тяжелый вздох. Ему совершенно не хотелось начинать подобный разговор, но настоятельница задала прямой вопрос, а врать дан-Энрикс не умел и не любил.

— Не думаю, что это совпадение, — ответил он.

Элена Эренс прекратила вычищать песок из его раны.

— Значит, вы в самом деле верите, что вы — наследник Альдов?.. Но ведь это невозможно!

— Почему?

— Вы же обычный человек! — сказала настоятельница, глядя на него с тем же укоризненным сочувствием, с которым полчаса назад смотрела на разбившего коленку Астера. Меченный невольно улыбнулся.

— То есть Эвеллир, по-вашему, не человек?

— Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, — ответила сестра Элена. — Вам не кажется, что Эвеллир должен был быть каким-то другимчеловеком? Например, не убивать людей и не носить оружия?.. Не понимаю, как вам удается верить в то, что вы способны положить конец страданиям и злу, если вы сами причиняете другим страдания, и совершаете ошибки, да и вообще ничем не отличаетесь от остальных людей.

Меченый стиснул зубы. Может, у него что-то не так с лицом или с манерой говорить?.. Иначе почему сестра Элена думает, что он излишне, неоправданно самоуверен, когда сам он постоянно чувствует себя, как человек, идущий по канату над бездонной пропастью? Крикс постарался отогнать воспоминания о виденном в Кошачьей башне, но воспоминания, немного потускневшие после беседы с ворлоком, сейчас опять казались свежими, болезненно реальными. «Он мог бы отказаться от участия в суде, мог добиваться встречи с вами, мог попробовать поднять мятеж и самому возглавить оборону Руденбрука…» Может быть, Интарикс прав, и он на самом деле бросил Эсселвиль на произвол судьбы? Нет, Олварг всегда был мастером перетолковывать реальные события, сплетая из доступных фактов паутину лжи. Мэтр Викар сказал — Олварг хотел, чтобы он чувствовал вину, считал случившееся в Руденбруке следствием своей ошибки. Крикс, в общем-то, и сам прекрасно знал эту манеру Олварга, но почему-то очень важно было слышать, как эту же мысль озвучивал кто-то другой. Беда в том, что, если он всерьез задумается о последствиях своих ошибок, то больше не сделает ни одного движения — его просто парализует от бессилия и ужаса. Сестра Элена вряд ли представляет, что это такое…

Как же мне все это надоело, с раздражением подумал Крикс. Когда им что-то нужно, люди почему-то не стесняются прийти и попросить о том, чтобы я сделал для них невозможное. Если им нужен Эвеллир, я должен выбросить из головы, что я «обычный человек, способный совершать ошибки», и каким-то чудом сделать то, чего от меня ждут. А в остальное время нужно — ради моего же блага! — всячески спускать меня с небес на землю, утверждая, что я слишком много на себя беру.

— Я понимаю. Вы надеялись, что Эвеллир будет прекрасным, идеальным человеком, никому и никогда не причинявшим зла. Мне очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий. — сказал дан-Энрикс сухо.

Судя по лицу Элены Эренс, она видела, как глубоко ее слова задели собеседника.

— Простите… Я не могу признать вас Эвеллиром — это было противоречило всем моим убеждениям — но я, вне всякого сомнения, не вправе вас судить.

- Вы просто говорили то, что думали, — пожав плечами, сказал Крикс. И отвернулся, чтобы дать Элене наложить оставшиеся швы. Следующую пару минут в комнате было очень тихо. Меченый прикрыл глаза и, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься — и от мыслей о ночном видении, и от неизбежной, несмотря на все искусство леди Эренс, боли — попытался мысленно представить, что сейчас делает Олрис. Солнце уже поднялось довольно высоко, скорее всего, его утренняя тренировка в Академии уже закончилась, и он отправился к Саккронису, который занимался с ним и Ингритт аэлингом.

— Вот и все, — сказала леди Эренс, отложив иглу. — Хотите посмотреться в зеркало?