Волчье время

Олрис не спрашивал у своего провожатого, куда они идут. Прожив в крепости десять дней, он уже знал, что Меченый занимал примыкающую к госпиталю угловую башню, выпирающую из стен замка, как нарост на дереве, и буквально нависавшую над берегом реки. Со стороны она казалась холодной и угрюмой, как и большая часть местных построек. Айзелвиты называли эту башню Ландес Баэлинд, Скала-над-Линдом. Нижние этажи башни использовались как складские помещения, а комнаты дан-Энрикса располагались на самом верху. Олрис никогда бы не подумал, что ему когда-нибудь удастся побывать внутри. Возможно, в других обстоятельствах он даже ощутил бы любопытство, но сейчас ему было не до того.

Пока они с сопровождающим поднимались на вершину башни, сердце у Олриса колотилось все сильнее, и отнюдь не потому, что лестница была слишком крутой. Перед глазами Олриса стоял король — такой, каким он был в то утро на Драконьем острове. С жестоким и одновременно безразличным взглядом, окутанный своей жуткой магией, как темным облаком. Но для короля Олрис был пустым местом, просто безымянным мальчиком-слугой, способным выполнить простой приказ — например, полить ему на руки воды из бурдюка. Он не посылал за Олрисом своих людей и не собирался с ним беседовать. В отличие от Крикса. «Ну почему этот Меченый не мог просто оставить меня в покое? — думал Олрис, чувствуя сосущий холодок под ложечкой. — На кой я ему сдался?!»

Дверь наверху никем не охранялась и вдобавок к этому была не заперта. Но Олрис не успел даже удивиться этому обстоятельству, когда сопровождавший его айзелвит распахнул створку и буквально втолкнул его внутрь, словно Олрис собирался убежать. В первую секунду Олрис разглядел только огромный стол, заваленный самыми разными предметами, и темный силуэт мужчины, стоявшего спиной к двери и ворошившего дрова в камине длинной кочергой. Когда они вошли, мужчина обернулся. Огонь из камина давал слишком мало света, но все равно было видно, что он озадаченно нахмурился.

— Это еще что?.. — спросил Меченый вслух.

— Я привел гвинна, Крикс, — доложил его провожатый после небольшой заминки. — Ты ведь сам сказал, что хочешь его видеть.

Олрис почувствовал надежду, что произошла какая-то ошибка, и сейчас его просто отошлют назад. Меченый устало потер лоб — Олрису показалось, что он различает в полумраке знаменитое клеймо.

— Я сказал, «надо будет с ним поговорить». Я не имел в виду, что следует сейчас же вытащить парня из постели и тащить его сюда. Ладно, не важно… Раз уж ты его привел, пусть остается здесь. А ты иди.

— Может быть, мне сходить на кухню и сказать, чтобы тебе принесли поесть? — в голосе дозорного слышалось искреннее беспокойство. Олрис не мог представить, чтобы кто-то из гвардейцев в Марахэне беспокоился из-за того, поужинал ли Рыжебородый.

Меченый качнул головой.

— Спасибо, я не голоден. Иди.

Когда дозорный вышел, Меченый перевел взгляд на Олриса, не сделавшего ни одного шага внутрь комнаты.

— Здесь не топили со дня моего отъезда, — отрывисто сказал он. — Ты замерзнешь насмерть, если будешь торчать у двери. Иди сюда и сядь за стол.

Чувствуя себя совершенно сбитым с толку, Олрис выполнил приказ и занял кресло, находившееся поближе к очагу. Дрова в камине постепенно разгорались, и Олрису показалось, что ему на плечи набросили меховое одеяло. Крикс поочередно зажег свечи в нескольких подсвечниках, стоявших на столе. Стало значительно светлее. Теперь Олрис мог бы, при желании, рассмотреть жилище Меченого, но сейчас его куда больше занимал хозяин комнаты.

Мужчина не спешил садиться и смотрел на него сверху вниз, задумчиво барабаня пальцами по столешнице. Теперь Олрис смог разглядеть его гораздо лучше. Лицо с широким лбом, запавшими щеками и четко очерченными скулами казалось усталым. Кожа у Меченого была смуглой и обветренной, как у крестьянина, который целый день работает в поле под палящим солнцем, а волосы были темнее, чем у любого из людей, которых Олрис встречал раньше. Определить его возраст было сложно — Криксу с равной вероятностью могло быть и двадцать пять, и тридцать лет. Но, в любом случае, Олрис впервые видел, чтобы взрослый мужчина не носил усов и бороды — вместо них верхнюю губу и подбородок Меченого покрывала темная щетина. Но сильнее всего Олриса поразили светлые, каре-зеленые глаза, в которых отражались отблески огня. «Может, он оборотень или еще что-нибудь похуже» — промелькнуло в голове у Олриса.

Меченый чуть заметно улыбнулся и, придвинув себе кресло, сел напротив гостя.

— Тебя зовут Олрис, верно?.. — спросил он.

Олрис кивнул.

— Кем ты был в Марахэне, Олрис?

— Конюхом, — ответил он. В зеленоватых глазах Меченого танцевали отблески свечей. Олрису показалось, что мужчина прекрасно понимает, что он лжет, поэтому он поспешил переключиться на ту часть своей истории, в которой был уверен. — Я сбежал из Марахэна вместе с Ингритт. Нэйд влюбился в нее, когда она лечила ему ногу. Он сказал…

Меченый жестом остановил его.

— Об этом я спрошу у Ингритт. Лучше расскажи мне о себе. Вы с Ингритт были близкими друзьями?

— Да, — ответил Олрис, и опять почувствовал себя неловко, вспомнив, как Ингритт целый год не разговаривала с ним после гибели Ролана. — То есть, на самом деле, мы с ней часто ссорились. Но это… это все не очень интересно.

— Нет, совсем наоборот. Я бы хотел послушать, — голос Меченого звучал твердо — не приказ, но очень близко к этому. Олрис удивленно заморгал. Было предельно очевидно, что дан-Энрикс просит его рассказать о дружбе с Ингритт не из вежливости — с какой стати человеку вроде Меченого попусту расшаркиваться перед мальчиком с конюшни?.. Но тогда — зачем?

— Ну… хммм… мы с Ингритт знали друг друга с детства. Она старше меня почти на два года. Раньше ей часто нравилось меня дразнить, — неловко начал Олрис, тщательно обдумывая каждое слово и боясь случайно ляпнуть что-нибудь не то.

Идя в Ландес Баэлинд, он ожидал, что Меченый будет расспрашивать его о том, хорошо ли укреплен Марахэн и сколько там солдат, много ли в крепости запасов пищи и воды, и все тому подобное. Но оказалось, Меченого это совершенно не интересует. Зато он внимательно слушает о том, как Ролан просил Ингритт раздобыть лекарство для его больной ноги и пересказывал ей слухи о возвращении Истинного короля. Олрис обнаужил, что дан-Энрикс обладает удивительным талантом слушать и задавать вопросы. Олрис не успел оглянуться, как уже рассказал о том, что в качестве награды за молчание попросил Ролана выковать ему нож, а это потянуло за собой историю о том, что он хотел убить Рыжебородого. Олрис никогда не говорил о Мяснике и своей матери ни с Роланом, ни с Ингритт, ни с кем-нибудь другим — отчасти потому, что большинство жителей Марахэна знали все и без его рассказов, но прежде всего, конечно, потому, что до сегодняшнего дня он посчитал бы позорным обсуждать такие вещи вслух. Но сейчас он с удивлением обнаружил, что доверяет свои самые тайные мысли человеку, которого видит впервые в жизни, и при всем при том практически не чувствует неловкости. Еще немного — и он бы признался в том, что после драки с Фрейном его сделали оруженосцем Дакриса, и пробыл им последние полтора года. Пожалуй, он бы рассказал дан-Энриксу даже про поездку на Драконий остров, но после того, как Олрис третий раз зевнул и яростно потер слипающиеся глаза, Меченый оборвал его рассказ.

— Уже поздно. Об остальном поговорим когда-нибудь потом. Иди к себе. Ты ведь найдешь дорогу?

— Да, — ответил Олрис, поднимаясь на ноги. И, уже подойдя к двери, не удержавшись, обернулся к Меченому. — Я все-таки не понимаю. Почему вы потратили столько времени на то, чтобы выслушивать всю эту… ерунду? Это же не имеет никакого отношения ни к войне, ни к Истинному королю.

Меченый усмехнулся.

— Считай, что у меня были личные причины интересоваться всеми этими вещами. Доброй ночи, Олрис.

«Что значит «личные причины»?..» — думал Олрис, выходя из башни. — Неужели он хотел сказать, что он интересуется не тем, что я могу сказать о Марахэне или Олварге, а лично мной? Не может быть. Он меня вообще впервые видит! Или…?!»