Реквием патриотам

Дзюбей попытался атаковать прямо с земли, но слепец, растянув губы в хитрой улыбке, слегка повернул клинок - и в глаза наемнику ударил ослепительный солнечный свет, отраженный от стали. Вскрикнув, ослепленный Дзюбей рухнул обратно, ожидая последнего сокрушительного удара.

- Вот видишь, - усмехнулся Мудзюро, прежде чем ударить, - слепота иногда дает некоторые преимущества.

Он ударил сверху вниз, однако клинок его катаны со звоном отразился от другого. Это был танто, который сжимала в руках Кагэро, - даже слепец не смог бы услышать, как движется ниндзя провинции Ига.

Не слышавший ни слов Мудзюро, ни звона стали, Дзюбей открыл глаза и откатился в сторону. Солнечный свет уже не бил в глаза и он увидел Кагэро и Мудзюро, замерших друг напротив друга, скрестив клинки.

- Зачем? - спросил он, прыгая вперед, наперерез делающему ловкий финт слепцу. - Зачем ты пришла?

Понимая, что Дзюбей ее не услышит, Кагэро промолчала и лишь сильней налегла на вражий клинок, стараясь всем весом заблокировать его как можно надежнее, по крайней мере, до тех пор, как Дзюбей не подберется к нему на расстояние удара. Обмануть этим Мудзюро, естественно, не удалось. Он был сильнее Кагэро и легко рванул обе руки вверх, рукоятью катаны выбивая у нее танто, вонзившийся в ствол бамбука и крепко засевший в нем. Сама ниндзя рухнула на землю, примерно туда же где лежал Дзюбей.

- Прочь! - прокричал наемник, делая молниеносный выпад в живот, хоть и не сомневался в результате.

Мудзюро увернулся и обрушил на Дзюбея свою катану. Не чувствовавший боли в раненной ноге наемник крутнулся и ударил противника в грудь ребром стопы. Не ожидавший такого поворота событий Мудзюро отлетел на несколько шагов, врезавшись спиной в плотный строй бамбуковых стволов. Дзюбей перехватил катану поудобнее и атаковал, Мудзюро как-то неловко заблокировал выпад и даже не попытался контратаковать. Дело в том, что стволы бамбука отчаянно трещали под весом тела слепого фехтовальщика, полностью дезориентируя его. Однако Дзюбей этого не понял, а Мудзюро пришел в себя очень быстро.

Он толкнул корпусом подобравшегося слишком близко Дзюбея и опустил ему на голову рукоять катаны. Наемник покачнулся, в голове его словно забил набат, затылок заломило, он отступил на шаг назад, раненная нога подломилась и он рухнул вновь. Благо, так не сумевшая освободить танто Кагэро последовала совету наемника и убралась подальше от места схватки. Именно этот танто и сыграл роковую роль в жизни непревзойденного слепого фехтовальщика Утуцу Мудзюро.

На сей раз он был полностью уверен в успехе своей контратаки. Он не стал разговаривать и молниеносным ударом решил покончить с Кириямой Дзюбеем. И вновь вместо хруста плоти и треска костей он услышал звон стали. По зловещей иронии злодейки-судьбы клинок его катаны еще раз наткнулся на танто, оставленный Кагэро в стволе бамбука. Дзюбей действовал без каких-либо промедлений и сомнений. Рванувшись всем телом, он вонзил свою катану под грудную клетку Мудзюро, слегка повернув ее в сторону, так чтобы пронзить сердце. Клинок вошел в тело врага по самую цубу и лица противников оказались очень близко друг к другу.

- Глаза не заменит ничто, - прошептал Дзюбей на ухо Мудзюро, вырывая катану одним быстрым движением.

- Что привело тебя в ряды патриотов? - спросил я Кэнсина.

Мы сидели в одном из домов (не в том, что облюбовали себе Гемма и Юримару) и развлекались беседой. Делать было совершенно нечего. Я было хотел потренироваться с Кэнсином в фехтовании палашом против катаны, но поглядев на ежеутренний комплекс упражнений, который он исполнял, я решил и не заикаться о спарринге. Быть может, я и не такой уж плохой боец, но против этого мальчишки у меня нет ни малейших шансов на победу.

- Этот вопрос уже задавал мне Чоушу Ёсио-доно, - ответил Кэнсин, - и я сказал ему - я сражаюсь, чтобы защищать людей. Не только от разбойников и убийц, но и от правительства Токугавы. Сегун считает людей скотом, на котором можно ездить, пахать и при этом почти не кормить, его правительство развращено и продажно, чиновники купаются в роскоши, забыв о чести и самой тривиальной порядочности.

- Хорошие слова, - мрачно усмехнулся я, - но я был во многих странах и лишь недавно вернулся домой. Скажу тебе, почти везде с народом никто не считается, а правители и их самураи - там зовут рыцарями или просто дворянами - либо купаются в роскоши, живя за счет простых людей, либо зарабатывают деньги на дорогах, грабя и убивая. Мы замкнулись на своих островах, крича или думая втихомолку о своей избранности, а на самом-то деле ничем мы не отличаемся от людей с материка. По большому счету.

- Я и не хочу, чтобы мы стали такими, как люди с материка, - горячо возразил юноша. - Мы должны стать лучше, и нас теперешних, и людей с материка.

- Я не к тому, что мы станем такими, как уроженцы материка. Я говорил о том, что все люди одинаковы - где бы они ни родились. Такова наша природа. Сильные всегда живут за счет слабых, как среди зверей, так и среди людей.

- Мы не звери! - воскликнул Кэнсин. - У нас есть законы, ограничивающие силу и власть самураев, не дающие им заниматься разбоем и убийства крестьян.

- Они, между прочим, были по большей части введены Токугавой Иэясу, - заметил я. - И, вообще, многие ли из них соблюдаются. Ронины - а иногда и самураи, по негласному приказу своих дайме - занимаются разбоем на дорогах, совершают набеги на владения других и это не смотря на очень жестокие наказания, что сулят законы. Ты считаешь, что все в одночасье изменится, стоит нам только скинуть Токугаву Ёсинобу?

Кэнсин опустил глаза и долго смотрел в пол, после - на меня. Я молчал, ожидая его ответа.

- Вы не верите, что хоть что-нибудь изменится после смены власти, Кэндзи-доно, - произнес наконец юноша. - Тогда можно вернуть вам вопрос, с которого мы начали разговор.

- Я - самурай клана Чоушу и служу ему, как должно, - ответил я. - Я, и вправду, не слишком-то верю в грядущие изменения, но я надеюсь. Очень долго надежда была моим единственным спасением. Например, когда я жил в клетке в имении одного богатого лорда.

- В клетке? - не понял Кэнсин. - То есть, в тюрьме?

- Нет, именно в клетке, - еще мрачнее, чем обычно, усмехнулся я. - Меня приняли за некое экзотическое животное, вроде обезьяны, и поместили в клетку для всеобщего обозрения.

- Это... - у Кэнсина, похоже, не хватало слов, чтобы выразить свое возмущение. - Это же - безумие какое-то. Как люди могут быть способны на такое?

- Ты и сам, думаю, знаешь, что люди способны и не на такое.

По враз помрачневшему лицу юноши я понял - да, знает. Я похлопал его по плечу и сказал:

- У тебя есть идеалы, Кэнсин-доно, сохрани их. - Я подмигнул ему. - С ними проще жить, чем без них, поверь мне.

Глава 4.

Кагэро вложила в ухо Дзюбей кусок корпии. От сидения под водой у него вновь начали кровоточить уши и он оглох напрочь. Никотин ворчал, что так можно оглохнуть окончательно и на всю жизнь, Дзюбей делал вид, что не читает по его губам или намерено отворачивался, стоило тому заговорить. До Сата оставалось всего несколько часов ходу, однако их еще надо пройти, а памятуя о женщине с порохом и ниндзя, виртуозно скрывающемся в тенях, сделать это будет не так и просто.

Шли они медленно, соблюдая все возможные меры предосторожности, что было весьма затруднительно из-за глухоты Дзюбея. И вот, ближе к вечеру, они расположились на ночлег, костра разжигать не стали по понятным причинам и сейчас сидели на небольшой полянке в рощице, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Вокруг протянулись длинные тени, свет заходящего солнца окрашивал всех троих в зловеще-багровый цвет. Дзюбей показалось, что рядом полыхает пожар. Он прикрыл глаза и...

Звенит сталь, трещит дерево доспехов, кричат люди. Войска Токугавы штурмуют монастырь, где засели приверженцы материковой религии, что зовется Верой. Их солдаты закованы в жуткие латы, которые носили на материке в далекой древности, переданные торговцами из Иберии и Коибры, в руках у них нагинаты, но они мало что могут противопоставить умелым солдатам сегуната, закаленным во многих сражениях против мятежников и ронинов всех мастей.