Страница 45 из 102
Постепенно возникли другие подозрения. За Огородником была установлена постоянная слежка. Куда бы он ни поехал, за ним следовал хвост "наружки". Подозрения вызывали и его настойчивые ухаживания за дочерью Русакова. Когда сотрудники контрразведки окончательно убедились, что они на верном пути, было решено доложить об этом Андропову. Поначалу он проявил колебания. Речь шла о человеке, вхожем в семью "правой руки" Генерального секретаря ЦК КПСС. Тут легко можно столкнуться с серьезными неприятностями. И все-таки, в конце концов, шеф КГБ проявил смелость - дал добро на проведение "спецмероприятий". В квартире Огородника установили камеру наблюдения - "визир", а у соседей, этажом выше, посадили сотрудника контрразведки. Благодаря умному прибору он смог зафиксировать работу дипломата над расшифровкой полученных из Лэнгли радиограмм. Во время очередного свидания с Огородником в бане сотрудник органов достал из его карманов ключи от квартиры и сделал с них слепки. На следующий день, стоило Огороднику уйти на работу, в квартире провели обыск. Найденные там предметы свидетельствовали - подозреваемого можно брать. В батарейках, спрятанных в фонаре, находились пленки с шифроблокнотами, конкретными заданиями ЦРУ, условиями связи.
21 июня 1977 года Огородник был арестован. Около 22 часов, когда он вернулся домой, у двери его поджидали сотрудники контрразведки. В квартире они на глазах хозяина вскрыли тайник со шпионским оборудованием. Жениху дочери секретаря ЦК КПСС и по совместительству американскому агенту было некуда деваться. Он с ходу признался в сотрудничестве с ЦРУ, показал все тайники в квартире, сообщил, где находятся шифровальные таблицы, оружие. После допроса ему предложили тут же дать письменные показания. Он сел за стол, взяв лежавшую на нем ручку, написал: "Я, Огородник Александр Дмитриевич, хочу заявить следующее..." - и вдруг резким движением поднес эту ручку ко рту и стиснул зубами ее колпачок с ядом. На глазах чекистов агент захрипел, откинулся на спинку кресла, его тело свела каменная судорога. Потом он обмяк, впал в кому, изо рта пошла кровавая пена. Все усилия спасти его на месте не увенчались успехом. Через пару часов Огородник умер в институте Склифосовского.
И тут вся талантливо разработанная операция чуть было не лопнула мыльным пузырем. Американский агент погиб достойно. Сотрудники контрразведки, казалось, сели в лужу - не смогли выявить его конкретные связи с дипломатами из посольства США. И все-таки они сумели прыгнуть, что называется, выше головы. Проявив океан изобретательности, генерал Бояров и его подчиненные Вячеслав Кеворков и Владимир Костыря смогли спасти, казалось, безнадежно проигранную партию - арестовать с поличным сотрудницу ЦРУ вице-консула посольства США Марту Петерсон при закладке шпионского контейнера, предназначенного для Огородника. В ЦРУ не знали, что агент изобличен и покончил с собой. В ходе следствия контрразведчики вознамерились вызвать на беседу для дачи показаний Олечку, к счастью, избежавшую участи жены американского агента. Намерению не суждено было осуществиться. Запрет на беседу с Олечкой наложил лично председатель КГБ Андропов. "Вы что, хотите поссорить меня с секретарем ЦК КПСС?" - заявил он своим генералам.
В 1977 году, когда жизнь дописала эту печальную страницу в истории несостоявшегося замужества, я был, к счастью, уже далек от Олечки и Малой Бронной. Иначе жизнь грозила бы новыми бедами. Но я не знал в то время, что судьба столкнет меня скоро и с генералом Кеворковым, и с полковником Костырей, и даже с самим их начальником первым заместителем председателя КГБ генерал-полковником Григорием Федоровичем Григоренко, шефом советской контрразведки.
САХАРОВ И СОЛЖЕНИЦЫН ПОД ПРИЦЕЛОМ КГБ
...Новая работа в ТАСС. Ох как не похожа она на то, чем приходилось заниматься в "Известиях" и даже в Австралии в бытность там корреспондентом информационного агентства! С освещением зарубежной жизни покончено. Центральный комитет партии ставит перед руководством ТАСС, а оно перед моей редакцией, более важную задачу - накануне пятидесятилетия со дня образования СССР придать нашей событийной информации на заграницу новый характер - превратить ее в наступательную политическую пропаганду. Заведующий сектором печати ЦК КПСС Иван Алексеевич Зубков учит нас, журналистов ТАСС: "Надо использовать все информационные жанры для показа торжества идей ленинизма. Информация - это прежде всего агитация. Не беззубое, беспристрастное сообщение фактов, а подбор их в таком виде, в таком порядке, чтобы они сами кричали за нас, за наше дело!"
Итак, партия ставит перед нами очевидную задачу: объективизм неприемлем. Подтасовка фактов - вот что требуется от журналистов! Если хочешь уцелеть на работе, показать свою "политическую зрелость", изволь препарировать тассовскую информацию так, чтобы она "кричала за нас, за наше правое дело".
Я и журналисты моей редакции вынуждены демонстрировать свою "политическую зрелость". Многие из нас "погорели" на работе в Париже, Сингапуре, Токио и других столицах. Недаром тассовцы прозвали редакцию "отстойником для невыездных". Для нас КГБ закрыло наглухо выезд за рубеж. А вдруг ухитримся сбежать на Запад? ЦРУ не дремлет и может нам в этом смысле помочь! Невольно на ум приходило сравнение с участью многих ученых, арестованных органами в сталинское время. Их заставляли работать в "шарашках". Хочешь выйти на волю - изобретай!
И мы в свою очередь "изобретали", умело препарируя истину, ради одного - вернуть себе не право на свободу, времена изменились, а то, что в ЦК и КГБ называли "политическое доверие" партии и органов государственной безопасности. В обязанность по-настоящему опытных журналистов редакции входил не только искусный подбор "стреляющих фактов". Руководство ТАСС поручило нам две других важных миссии. Первая - стать своего рода журналистской школой для офицеров советской разведки, направляемых на работу за рубеж под "крышей" корреспондентов ТАСС, газет и политических еженедельников. Сколько прошедших эту школу молодых разведчиков и сегодня работают на ниве журналистики в странах Америки, Азии и Европы! И вторая, еще более важная миссия,- стать активными участниками борьбы ЦК партии, правительства и КГБ против "идеологических диверсий Запада" и все более крепнущего "финансируемого ЦРУ диссидентского движения в СССР".
Время стерло в памяти детали освещения этого нового витка холодной войны, начатого Западом и ведомством Андропова по инициативе Брежнева и "главного идеолога партии" Суслова. Равно как забылись многие подробности журналистских встреч и разговоров, в которых довелось участвовать в авторитетных кабинетах Пятого управления КГБ на Лубянке. И все же кое-что память безвозвратно не похоронила. Она порой подобна компьютеру. Включаешь команду "поиск" - и на тебе, удача! На экране монитора появляется, думалось, навсегда утраченный текст.
Как забыть, к примеру, встречи в кабинете Филиппа Денисовича Бобкова? Если главным идеологом в партии являлся Михаил Суслов, то в КГБ эту ответственную роль играл генерал-полковник, впоследствии генерал армии и первый заместитель председателя Комитета государственной безопасности Филипп Бобков. При первой же нашей встрече он произвел самое позитивное впечатление: умный, энергичный, не боящийся решать самостоятельно самые сложные политические вопросы, иногда без перестраховки и консультаций с отделами ЦК КПСС. Такие бы качества генералу Ивану Павловичу Абрамову, сменившего его на посту начальника Пятого управления КГБ СССР! Недаром Филипп Денисович сумел выстоять при Горбачеве, а при Ельцине после отставки получить длинный ряд заманчивых предложений занять высокие посты в банках и коммерческих организациях. Когда пишутся эти строки, его должностной оклад в "МОСТ-банке" равен окладу президента США.
Но, как говорится, и на солнце есть пятна. Шеф "жандармского управления" не мог знать всего, особенно деталей восприятия фактов советской жизни на Западе. Как-то Филипп Денисович пригласил меня к себе для очередного инструктажа. Политбюро по инициативе КГБ приняло решение об обмене на Луиса Корвалана и высылке из страны известного диссидента Владимира Буковского. Первую сенсационную информацию на зарубежье было поручено дать по каналам ТАСС. Буковского хорошо знали на Западе. Печать была полна сообщений о нем как о "борце за свободу", "герое, безвинно подвергающемся мучениям в СССР".