Страница 30 из 102
Видимо, этот трагический инцидент и послужил заключительным поводом для расправы над Месяцевым. Плюс к нему добавили и другие - близость к Шелепину, пристрастие к алкоголю и увлечение сотрудницами посольства, о котором, конечно же, знали в Кремле, но до поры до времени не реагировали.
Так завершилась в Австралии дипломатическая страница жизни бывшего министра и сотрудника советской контрразведки. Характерно, что в роли самого близкого друга и собутыльника посла выступал в Канберре не резидент КГБ Геронтий Лозовик, работавший там под крышей корреспондента Агентства печати "Новости", а представитель Главного разведывательного управления Советской Армии Петропавловский - первый секретарь посольства и мой сосед по дому. Кому как не мне приходилось наблюдать эту дружбу почти каждый вечер, когда за тонкой стеной слышались громкие голоса, а по утрам бачки для мусора наполнялись очередной партией опустошенных бутылок? Что сближало этих разных по положению людей? Совместная в прошлом профессия? Или что-то еще? На мой взгляд, причина дружбы крылась в другом - культурном уровне и высоком профессионализме военного разведчика. Послу, не владевшему английским языком, необходим был советчик и поставщик информации, которую не всегда могут сообщить газеты, доступные переводчику посольства. Что касается Геронтия Лозовика, то он, возможно, был неплохим парнем, но в профессиональном и культурном плане хромал на обе ноги. Пришел в разведку КГБ по так называемому комсомольскому набору. Молодой энергичный национальный кадр из Белоруссии попал сначала в аппарат ЦК комсомола в Москве. Работал разъездным инструктором, в чьи обязанности входила проверка комсомольской работы на периферии и, естественно, сочинение критических бумаг по ее результатам на усмотрение своего и московского руководства. Но разведка требовала не критики и знания азов комсомольской работы, а умения добывать секретную информацию, искать пути вербовки новой перспективной агентуры и проявлять способности аналитически мыслить, составляя для начальства в Ясеневе и на Лубянке хорошо продуманную и верную общую картину положения дел в Австралии.
Легко понять, что дела у резидента шли неважно. Московское начальство бросило его, как того самого щенка, в воду с надеждой, что выплывет, не утонет. Увы, надежда не оправдывалась. Не было достоверной картины положения в политических, правительственных кругах, равно как и сообщений о вербовке ценной агентуры из среды сколько-нибудь значительных политических деятелей, бизнесменов, видных представителей общественности. Палочкой-выручалочкой служила лишь русская эмиграция. Значительную часть ее составляли переселенцы из Маньчжурии. Выдворенные из Китая Мао Цзэдуном, не все они сумели приспособиться к жизни в новой стране. Многие из них, введенные в заблуждение хрущевской оттепелью, космическими достижениями родины предков, мечтали о возвращении в Советский Союз. Им внушали: это благо надо заслужить. И они старались изо всех сил. Но возможности их доступа к нужной информации оказывались крайне ограниченными.
Стоит ли удивляться энтузиазму резидента, когда всерьез "запахло жареным". На одном из приемов в парламенте ко мне неожиданно подошел политический советник тайваньского посольства. Он предложил встретиться с ним в неофициальной обстановке, чтобы обсудить вопросы советско-китайских отношений, которые были начисто испорчены во времена Хрущева и еще далеко не отрегулированы с приходом Брежнева. Обе страны вслед за вооруженными стычками на государственной границе наращивали там военное присутствие. В зарубежной прессе поговаривали о возможности широкого вооруженного конфликта. Разумеется, в тот же вечер я сообщил о тайваньской инициативе резиденту. Это было по его линии, да и попробуй в то время этого не сделать. Решение было принято сразу же: встречаться, и как можно скорее.
На следующий день я позвонил по данному мне телефону. Встречу назначили в лучшем китайском ресторане Канберры. Пища была отменной. Но больше всего впечатляла тема разговора. Новый знакомый сделал весьма заманчивое предложение: регулярно поставлять информацию тайваньской агентуры о военных приготовлениях Пекина против Советского Союза. Удивленный, я спросил, есть ли у него веские доказательства серьезности такого намерения Тайбея. Будут, и весьма скоро, прореагировал политический советник.
Дня через три-четыре в корпункте ТАСС раздался звонок. В телефонной трубке зазвучал знакомый голос. Снова приглашение в ресторан и снова беседа с резидентом.
- Борис Иванович, эта встреча может оказаться опасной. Давайте мои люди вас подстрахуют! Вдруг провокация? Может быть, просто-напросто ловушка австралийской контрразведки. Не исключено, что ей потребовался материал для начала новой антисоветской кампании.
Я отказался от подстраховки. Раз уж попал в передрягу, следует выпутываться одному, не придавая ей характер массовости. Да и обстановка в мире говорила в пользу искренности моего знакомого. В Европе и Америке шел обвальный процесс разрыва дипломатических отношений с Тайванем и признания его неотъемлемой частью континентального Китая. Естественно, Тайбей лихорадочно стал искать новых союзников взамен утерянных традиционных.
Политический советник оказался человеком слова. Он представил веские доказательства правдивости намерений Тайбея - ряд документов разведки, напечатанных крупными иероглифами в одном экземпляре с пометкой "лично для Чан Кайши" - престарелого и слепнущего тайваньского руководителя, и подробную карту китайских военных баз у советских границ с особо важными данными о числе находившихся там самолетов, танков и других видов техники. В достоверности их не приходилось сомневаться. В Тайбее сидели не дураки. Они понимали, что "дезе" в данном случае не может быть места. Советская разведка тоже не дремлет и может проверить подлинность данных.
Как я и ожидал, у выхода из ресторана не оказалось агентов австралийской контрразведки. Никто не схватил меня с поличным и на стоянке, где была припаркована машина. Радости резидента не было границ. Еще бы интересное, нестандартное сообщение для Москвы! Знай, мол, наших, и мы в Австралии не бьем баклуши! Лозовик заверил меня, что через считанные дни материалы окажутся на столе у его руководства. С легким сердцем, посадив жену и детей в машину, я уехал в Сидней с целью написания очередного очерка по заказу "Нового времени", влиятельного политического еженедельника. Сидней - это настоящее лицо современной Австралии со всеми ее достижениями и проблемами. Неудивительно, что сбор материала для очерка занял больше дней, чем предполагалось. Да и куда спешить, хотелось приобщиться к цивилизации после полудеревенской жизни в столице. Когда моя машина подъезжала к корпункту, я заметил у дома знакомую фигуру. Это был резидент.
- Борис Иванович, прошу вас больше никуда не уезжать,- сказал он, отведя меня в сторону.- Поставленный нами вопрос будет обсуждаться на заседании политбюро. Вы можете срочно понадобиться.
К счастью, члены руководящего органа ЦК КПСС проявили на сей раз дальновидность. Через несколько дней в Канберру поступила шифровка с указанием отказаться в дальнейшем от всяких контактов с представителями Тайбея. Несмотря на заманчивость инициативы тайваньского руководства, здравый смысл в Москве возобладал.
КАРТИНКИ ЖИЗНИ НА ПЯТОМ КОНТИНЕНТЕ
Пачка газет, что ждет тебя ежедневно на стриженом травяном газоне перед домом. Из нее узнаешь не только о промышленном шпионаже, об очередных арестах советских разведчиков в странах Запада, о новых удачных акциях ЦРУ по вербовке сотрудников КГБ, о побеге в США советских журналистов и дипломатов. Свободная австралийская пресса, на зависть и радость нам, располагает возможностью писать о чем ей заблагорассудится, в том числе и о нелицеприятных проблемах страны. На зависть - потому, что такую возможность мы получили на родине лишь в годы горбачевской перестройки почти двадцать лет спустя. На радость - потому, что бери с ее страниц негативные готовые факты, которые так требуются отделу пропаганды и агитации ЦК КПСС, и сочиняй очередной разоблачительный материал. Если хочешь и дальше работать за рубежом, играй по правилам, что были лишний раз растолкованы тебе на беседе в ЦК перед отъездом на пятый континент.