Бомба в голове

Виталий внимательно слушал собеседника.

– Ваш друг, наверное, тоже был не ангелом. Во всяком случае, нередко именно он являлся создателем конфликтных ситуаций, есть свидетели.

– Никогда бы про Олега такое не подумал. Мы с ним много общались, но он ни разу не говорил, что у него есть какие-то проблемы на работе. По жизни у него были, конечно, неприятности, но в целом он всегда выглядел жизнерадостным и беззаботным.

– И тем не менее, судя по рассказам сотрудников центра, по крайней мере одного человека наверняка можно записать в его враги. Это его бывший шеф.

– А сколько шефу лет?

– Около семидесяти, точно не скажу.

– Странно. Что они могли не поделить? Авторство в научных изысканиях?

– Пока не знаю. Но мне почему-то кажется, что разгадку прогремевших взрывов прежде всего нужно искать в их отношениях. А посему у меня есть к вам просьба. Тем более что вы лицо заинтересованное. – Глеб Борисович повернулся к Виталию всем телом. – Поговорите с этим человеком, может быть, у вас что-нибудь получится. Вы друг Белевского, и, вполне возможно, вам он расскажет что-либо интересное, на что следует обратить внимание. Особенно если он назовёт ещё какие-нибудь имена.

– Он вменяемый?

– Разговаривать с ним сложно. С виду он рассуждает здраво, но его трудно понять: много тумана. Рациональные мысли в его речах, если они есть, приходится собирать по крупицам. Во всяком случае в бытовом плане без посторонней помощи он обойтись не может, его на всё необходимо направлять.

Что можно узнать у свихнувшегося физика, с которым наверняка беседовали уже не раз? Виталий моментально оценил ситуацию, приобретавшую некий детективный характер. За ними будут наблюдать, пока тот о чём-нибудь не проговорится, так что ли? Свою роль в этом деле он понял не до конца – она слишком завуалирована. Подобных просьб ему ещё не поступало, а эти ребята просто так даже прикурить не попросят, тем более выложив ему информацию, вероятнее всего затрагивающую государственные интересы. В то, что Глеб Борисович выступает от своего лица, он не верил.

– А может, гибель этих людей – случайное совпадение?

– Маловероятно, вы сами понимаете. В любом случае эта связь – пока единственное, что у нас есть. Главные вопросы – кто и как? – пока остаются без ответа.

– Хорошо, я поговорю с ним. В данном случае было бы нелепо вам отказывать. Вернее, с этим человеком я бы всё равно, наверное, встретился, но держать наш разговор втайне от вас неразумно. Узнать правду, скорее всего, можно, только действуя сообща.

Глеб Борисович удовлетворённо и одновременно как-то бессмысленно, как это умел делать только он, кивнул:

– Поезжайте к нему сегодня же. Если будет что-нибудь интересное, я на связи в любое время.

Он укатил, оставив Виталия в смешанных чувствах.

«Зачем он мне всё это рассказал? Они уже давно, наверное, выпотрошили учёного до основания. Каким бы неподдающимся тот ни был, но, пока он отличает раковину от унитаза, его можно разговорить на любую тему, в том числе и по поводу пережитых им когда-то потрясений».

Виталий уже забыл об испытанном ранее шоке от трагедии с другом, сосредоточившись на предмете расследования. Он брёл по аллее парка, не обращая внимания на мелькавших то и дело бегунов и раздающийся рядом детский смех.

Возможно, человек замкнулся в себе и никому не доверяет, и если он ушёл вовнутрь именно в таком состоянии обиды и нелюбви, отвращения ко всему на свете, то необходим какой-то ключ, чтобы «отпереть» его, чтобы он опять открылся миру, начал с ним дружить. Не найдя к учёному подход, они обратились к нему, Виталию, не сильно понимающему в физике, зато напрямую заинтересованному в том, чтобы расшевелить субъекта касаемо его отношений с сотрудниками. Через ком ожившего негодования они хотят попробовать вернуть ему память. Борьба идей, взглядов, характеров; принципиальность, продажность, тщеславие – для затравки сгодится всё. Ведь погружаться в творческий экстаз заставляют стимулы, внешние или внутренние – неважно. Самое главное, чтобы он понимал свои стимулы.

Им, наверное, нужен какой-то символ: формула, пароль, слово, – которого недостаёт, чтобы воспроизвести заново невероятную комбинацию выкладок, благодаря которой и был получен реальный эффект. Обычно так и происходит. Всё, что получено до этого, могут сделать многие. Но существенный скачок в каком-либо процессе заключается в доселе скрытой среди мусора информации маленькой приставке, обнаруживаемой в какой-то момент – волею ли случая или благодаря чьему-то гениальному озарению – и позволяющей потом кормиться с использованием этого открытия или страдать из-за него целые поколения. Если всё дело в сумасшедшем физике, то за него теперь ухватятся мёртвой хваткой, каким бы ненормальным он ни был. Он вспомнит всё и будет переживать свои обиды во сне и наяву. Наука – это радостный кусочек жизни, пока тебя распирает от мечтаний и потенциала возможностей, а когда мечтания воплощаются в конкретные достижения, наука чаще всего заканчивается и начинается головная боль.

В раздумьях он добрёл до своего автомобиля, не сразу решив, куда ехать. К визиту в клинику следовало бы подготовиться, ведь наверняка придётся затрагивать в разговоре бывших коллег учёного, а Виталий даже не представлял, в каком смысле, например, упомянуть про Олега Белевского: ну друг он ему и друг, что из того?

Забравшись в салон, некоторое время он сидел неподвижно. С момента отъезда полковника прошло всего несколько минут, однако ему показалось, будто он всё утро уже занят решением задачи, касающейся важных аспектов жизни города.

Кто мог организовать подобную серию терактов? Связаны ли с этим сотрудники упомянутой лаборатории, и, в частности, её бывший заведующий, возможно, сохранивший в памяти необходимые знания? Если полковник не лукавит, сейчас это действительно единственная зацепка, дающая надежду расследовать преступления. Им очевидно, что этот учёный им нужен, а ему, Виталию, ясно, что дело приобрело серьёзный оборот. Прощупывание пошло по всем направлениям, а оказаться в затруднительном положении, судорожно бросаясь к первому встречному, системе не к лицу. В таком случае влезать в подобные расследования представляется делом чрезвычайно опасным. Кто знает, чем всё обернётся? Не окажется ли он однажды крайне неудобным носителем важной информации?

Однако не столько профессиональный азарт, сколько обычное желание во всём разобраться, узнать, из-за чего погиб его друг, как бы он ни останавливал себя, подспудно уже привело его к решению заняться этим делом и проявить по нему необходимую активность.

Прежде всего Виталий отправился в центр, где работал учёный. Из беседы с директором выяснить что-то необычное не удалось. При виде Виталия тот сразу принял любезно-отстранённый вид, дающий понять, что на специальные вопросы кому надо он уже ответил, а рассуждать на отвлечённые темы не намерен.

– Всеми нами движут определённые мотивы. Человеческая душа – потёмки. Как учёный профессор Канетелин меня полностью устраивал, а в его взаимоотношения с коллегами по труду я старался не вмешиваться. Впрочем, я не заметил в них чего-то необычного, – заключил он.

В качестве компенсации за сухой тон и невозможность побеседовать с журналистом подольше – он куда-то спешил – он посоветовал поговорить с парой лаборантов, работавших вместе в Канетелиным, которые общались с профессором намного чаще его. Поручив секретарю сопровождать Виталия по территории, он распрощался с ним, предоставив ему возможность поупражняться в налаживании мостов взаимопонимания на примере менее значительных фигур в их сообществе.

Молодые люди оказались неординарными. Первое впечатление о них составить было трудно. Один был чем-то озабочен – скорее всего, так можно было охарактеризовать его резкость, некорректные выпады в адрес бывшего руководителя. Однако он не выглядел глупым человеком и, более того, позволял себе смелость пространно рассуждать на тему совместной деятельности в их сложной по иерархии команде. Второй изъяснялся точнее и конкретнее, но говорил мало. Его умный, проницательный взгляд наводил на мысль, что вряд ли это связано с тем, что он долго подбирает нужные слова. Через несколько минут они всё же разговорились, выложив про тогдашнего своего шефа, пожалуй, всё, что о нём думают.