Страница 6 из 8
– Готовы, Ваше благородие? – сказал он на ломаном английском.
– Да – ответил немного растерянно Макмиллан.
– Следуйте за мной – Аркашка повернулся и с важным видом зашагал по коридору.
– Постойте, милейший – Джо взял Аркашку за плечо – У меня к Вам будет просьба.
– Слушаю, Ваше благородие – сказал мажордом, повернувшись к Макмиллану.
Джо взял с тумбы маленькую, толстенькую книгу с отсыревшими страницами и протянул Аркашке:
– Будьте любезны, отправьте это в Брюссель, вот по этому адресу – Джо протянул мажордому клочок бумаги.
Аркашка принял книгу и записку, крякнул, и после нескольких секунд молчания, очевидно, подбирая слова, наконец, сказал:
– Не беспокойтесь, Ваше благородие, всё будет исполнено
Галерея, соединявшая главное здание с флигелем, с одной стороны имела ряд окон, выходивших на Неву, между которыми стояли напольные канделябры, а с другой стороны, на стене, обклеенной красными обоями с золотой окантовкой, висели картины французских импрессионистов. Пройдя сквозь неё и выйдя в парадную залу, мажордом отворил две огромные тяжёлые двери, и Джо Макмиллан очутился в большой, светлой столовой. Посередине зала стоял колоссальный стол, на тридцать две персоны, а у стены – большой, в человеческий рост высотой и шириной метра в три-четыре, искуснейшей работы, резной камин, над которым висел большой герб князя, выполненный из драгоценных пород дерева и благородных металлов. На гербе, покрытом красной княжеской мантией, в золотом щите был изображён чёрный единоглавый коронованный орёл, держащий в правой лапе большой крест, обращённый к левому верхнему углу. Столовая имела две двери, у каждой из которых стоял сервант с различной посудой, а у стен по обе стороны камина чередовались канапе, стулья и столики.
– Джо! Прошу, присаживайся, мы тебя уже заждались – сказал князь, усаживая за стол итальянку Милу.
– Gracias, querida* – сказала она, поправляя складки на платье.
*Спасибо, милый.
– Buen provecho, Mila* – ответил князь.
*Приятного аппетита, Мила.
Джо сел спиной к окну, рядом с Алисой, а Владимир Александрович на другом конце стола, напротив Милы.
На обед подавали борщ с чесноком, чёрный хлеб, сало, расстегаи с говядиной, пельмени со сметаной и квас, а на десерт, был чай с пряниками и баранками. При том, борщ так понравился шотландским гостям, что мисс Алиса попросила князя научить её готовить сие кушанье.
– Сколько языков ты знаешь, Вова? – спросил князя Макмиллан за чаем.
– Кроме русского – пять – ответил Воротынский.
– Неужели? Целых пять? Какие же, кроме английского и итальянского? – недоверчиво спросила Алиса.
– Английский, французский, итальянский, немецкий и сербский – сказал князь, откинувшись на спинку стула – конечно же, итальянским я владею не в совершенстве, также, как и немецким, но говорить на обоих могу довольно свободно.
– С ума сойти – удивился Джо – я кроме английского знаю только наше кельтское наречие и французский.
– А скажите нам что-нибудь на немецком – попросила Алиса.
– Охотно – сказал князь и выпрямился, положив на стол руку – Ich bin bereit, Ihre Neugier zu befriedigen, Frau Saraltend.*
*Я охотно удовлетворю Ваше любопытство, госпожа Саралтенд.
– Она Сатерленд, Владимир – поправил Макмиллан.
– Шта сад? Она жели медаљу за то?* – не унимался Владимир Александрович, перейдя на сербский.
*И что теперь? Она хочет за это медаль?
Алиса, с каким-то непонятным скептицизмом или раздражением ухмыльнулась:
– Браво! Браво, Ваша светлость! Вы настоящий полиглот!
– Благодарю, мисс Сатерленд – кивнул головой Воротынский – если вы допили чай, господа, то можете идти отдыхать. Через пару часов пойдём смотреть мой сад, а завтра, со свежими силами, мы с тобой, Джо, займёмся делом.
Гости встали из-за стола, поблагодарив хозяина за вкусный обед, после чего Аркашка сопроводил Макмиллана и Алису в их комнаты, князь поднялся в свой кабинет, а Мила ушла выбирать наряд к ужину.
Глава 4
Многие из родственников Владимира Александровича твердили ему о том, что он должен идти по стопам предков и связать свою жизнь с государственной службой. Светлейший князь слушал свою родню, но поступал по-своему. За три года службы в Александринском театре князь поставил множество спектаклей, среди которых преобладали постановки по пьесам Островского: «Бедная невеста», «Тяжёлые дни», «Василиса Мелентьева», «Бедность не порок», «Гроза», «В чужом пиру похмелье» и многие другие. Но всё чаще от Воротынского слышали фразы, звучавшие как рассуждения, но более всего похожие на завуалированные жалобы, например: «Меня терзает мысль, что театр – не совсем моё», «Слишком спокойная работа – режиссёр театра», «Эдак, братцы, сидя в зрительном зале, преждевременно серебром отливать начнёшь» и так далее. Всё явственней становилось намеренье Воротынского распрощаться с театром и посвятить себя иному занятию.
* * * * * *
– Доброе утро, господа! Как вам спалось? – спросил князь Воротынский, входя в столовую, где его уже ожидали Джо и Алиса.
– Как в облаках, Володя. А какие душистые подушки… – ответил Джо.
– А где эта милая итальянка, Ваша Светлость? – спросила Алиса, как показалось князю, несколько обиженным и издевательским тоном.
Владимир Александрович сел за стол и позвонил в колокольчик:
– Она захворала. Вчера, как дурочка, в домашнем лёгком платье выскочила на холод, а сегодня горло схватило.
В дверях показался Аркашка с золотым подносом в руках:
– Утренняя почта, Ваша Светлость.
Он подошёл к князю и поставил перед ним поднос, на коем находилось две газеты, несколько конвертов и нож с ониксовой рукояткой. Воротынский сразу вытащил из-под писем газету «Санктъ-Петербургскія вѣдомости». Он открыл раздел «Новости культуры» и быстро пробежал глазами заголовки статей. Затем он вскрыл письмо, подписанное графом Дмитрием Алексеевичем Толстовым, и внимательно его прочёл. По лицу Владимира Александровича скользнула тень испуга и удивления:
– Мне нужно будет съездить в театр, господа. Вернусь к обеду. Завтракайте без меня.
– Что-то случилось, Володя? – спросил Джо.
– Нет, всё хорошо – князь встал из-за стола – Аркашка! Запрягай живо! Антонина, пальто и шляпу! – князь повернулся к гостям – Вас накормит Тося. Она по-английски не понимает, по этому, зовите Аркашку. Он знает несколько слов. Вы уж простите, просто у мня появились некоторые срочные дела…
– Ничего страшного, Вова. Удачи тебе – снисходительно-успокаивающе сказал Макмиллан.
Воротынский вылетел из столовой, а через мгновенье уже показался в проёме в пальто, цилиндре и с тростью в руке:
– Я ушёл – бросил он в открытую дверь столовой и выбежал на улицу.
На завтрак подавали овсяную кашу, яйца в крутую, кофе, хлеб с маслом, чёрную и красную икру. После трапезы Джо оделся и пошёл гулять по саду, а Алиса решила осмотреть библиотеку князя. Хоть основная коллекция Воротынского находилась во дворце, на даче тоже было, что почитать. Так, она нашла собрание сочинений Уильяма Шекспира на английском языке, 1823 года издания, книгу Александра Дюма «Учитель фехтования», с автографом автора, первое издание «Рождественской песни» Чарльза Диккенса и многое другое. Вообще, князь Владимир Воротынский был страстным коллекционером и коллекционировал многое: книги, монеты, открытки, трости, шляпы, почтовые марки, карманные часы, картины и скульптуры. Его дед в 1842 году открыл галерею искусств, основанную полностью на коллекции живописи и скульптуры князей Воротынских. И, поскольку финансы позволяли, Владимир Александрович продолжал пополнять семейную коллекцию всё новыми экспонатами. Двоюродный брат Воротынского – Павел Дмитриевич Ахматбей однажды сказал: «Синдром дракона, милостивый государь – ваша фамильная черта». Действительно, страсть к накопительству была присуща и Владимиру Александровичу, и его отцу – Александру Фёдоровичу, и его деду – Фёдору Михайловичу, и его прадеду – Михаилу Дмитриевичу. За семьдесят лет, в коллекциях Воротынских скопилось более тридцати тысяч различных предметов искусства, в основном хранящихся в «Воротыновской» галерее и во дворце Воротынских на Почтамтской улице в Петербурге.