Обретение чувств

– Нет, мне в гости ещё к старосте идти, – пояснил Иван, а после второго нашего блудодейства я уже идти никуда не смогу. Как говорится – хорошего помаленьку. И ты, Аринушка, заканчивай хлопоты и иди домой к сыну. Он у тебя смышленый малый и учится старательно: пусть заходит сюда после уроков и покорми его на кухне, – я возражать не буду.

– Спасибо вам, Иван Петрович, за вашу доброту и заботу, – оживилась Арина. – Сынок-то мой приходит после уроков, а там семейка уже всё подъела в обед и ему остаётся лишь хлебушек, да изредка щей остатки. Утром-то я сама его кормлю и вечером тоже, теперь вот и с обедом наладится по вашей доброте. И кошку надо бы завести здесь, Иван Петрович: давеча в подпол лазила за картошкой, и есть подгрызенные местами клубни и морковь тоже. В деревне без кошки припасов не уберечь от мышей, особенно зерно. Так я присмотрю где-нибудь кошку и принесу, если не возражаете?

Иван не возражал, служанка прибралась в доме, напекла пирогов с ливером – в селе начался забой скота и птицы и Арина прикупила где-то свежатины: мясо вынесла на мороз, подвесив мешок в сарае, чтобы ни мыши, ни кошки соседские не добрались, а из внутренностей напекла вкусных пирогов хозяину на ужин или просто к чаю.

С уходом служанки Иван тоже засобирался в гости к старосте: ему, молодому человеку двадцати одного года от роду не терпелось пройти по селу в новом пальто и теплых сапогах, не прячась от лёгкого морозца с ветерком, что был на дворе после трех дней снежной метели. Прифорсившись, учитель вышел из дома и степенно направился к старосте, отвечая наклоном головы на приветствия сельчан, которые, по привычке снимая шапку, раскланивались с учителем.

– Отсюда, наверное, и пошло выражение «ломать шапку», – подумал Иван, наблюдая, как встретившийся ему по пути крестьянин, сняв шапку, приветствовал его, нервно тиская шапку в руках.

В доме старосты было тепло и уютно, как бывает в домах, где проживает много женщин, наводящих чистоту и порядок, а у старосты на него и сына старшего приходились жена и две взрослые дочери, которые и блюли чистоту и порядок.

В этот раз, других гостей, кроме Ивана, у старосты не было, но дома оказался его сын Егор, который в прошлые посещения учителя бывал то на работах в поле, то в отъезде по делам, поскольку староста возложил на сына все крестьянские дела, оставив за собою только управление селом, что было необременительно, но приносило доход и уважение односельчан.

Дочки старосты: Татьяна и Ольга – что помладше, к приходу гостя вырядились в ситцевые яркие платья, в которых из дома в снег и холод даже под шубейкой не выйдешь, но в теплой горнице в легких платьях девушкам было уютно и нарядно.

К воскресному обеду старостиха наварила мясного борща и напекла пирожков с ливером: наверное, добрая половина села в эти дни пекла подобные пироги после летнего воздержания от мясных блюд.

Староста с сыном днями тоже закололи подсвинка. Засолили сало, закоптили окорока, мясо убрали в амбар, а из ливера старостиха, в который уже раз, пекла пироги – не пропадать же добру, которое долго нельзя хранить, иначе пойдет горечь.

Обедали поначалу молча, но когда перешли к чаепитию и стало уместным вести застольную беседу, Иван, вспомнив свои размышления об учительском приработке, спросил старосту, нет ли на селе желающих поучить своих детей на дому за небольшую плату:

– Видите ли, Тимофей Ильич, по школе я вполне справился с уроками, но после обеда, когда уроки закончились, у меня свободное время: по хозяйству хлопочет ваша Арина, а я мог бы поучить детей на дому, если кто из сельчан не пожелал отдать детей в школу. Да и взрослых могу обучать на дому, если кому приспичет грамоту знать. В уезде мы, школяры, частенько детей мещан обучали на дому – и нам приработок, и детям польза.

– Хорошо, Иван Петрович, я поспрашиваю мужиков и думаю через недельку – две дам ответ, – принял староста просьбу учителя.

– Не надо далеко ходить, – вдруг вмешалась старостина дочь Татьяна в разговор старших. – Я вот, тятенька, давеча говорила, что хочу выучиться на учительницу – вот Иван Петрович пусть и натаскает меня знаниями, чтобы смогла учиться я в учительской семинарии в городе Могилеве, где у вас, тятенька, живет сродный брат Михаил, который обещался мне дать кров на время учебы.

– Когда это ты успела сговориться с Михаилом? – удивился староста.

– Так прошлым летом, когда он проездом был у нас в гостях – тогда я спросила и он обещал. Только не знала я – как мне готовится к этой учебе, а сейчас объявился у нас учитель и я согласная, чтобы он позанимался со мною уроками на дому здесь или у него в школе. У меня есть знакомые девочки на селе, которые тоже хотят подучиться сверх земской школы. Вот и будет у Ивана Петровича еще один небольшой класс для занятий после обеда. Мы уже взрослые и учеба у нас пойдет ловчее, чем в школе, с малышами, – убеждала Татьяна своего отца.

Староста оживился: – Дело, дочка говоришь, я знал, что ты у меня сообразительная. Надо подумать нам над твоим предложением, поэтому не будем сейчас давать ответ учителю. Ты, дочка, поговори со своими подружками, я потолкую с мужиками, и, наверное, наберется на селе с десяток девиц, которых родители пожелают немного доучить. В школе-то девушкам разрешено обучаться лишь до тринадцати лет вместе с мальчуганами, а отдельно женским классом, можно учиться хоть до старости или до замужества. Все лучше, чем зимой по домам киснуть, да ждать женихов.

На том и порешили. Татьяна, победно сверкнув глазами в сторону учителя, вышла с сестрой из горницы, а Иван со старостой еще долго гонял чаи и слушал рассказ Тимофея Ильича как он воевал с турками в прошлую войну на Балканах за освобождение болгар от османского ига, и получил там за свою храбрость георгиевский крест.

И мог бы еще сражаться, но был ранен, а потом война окончилась и его освободили от воинской службы. С той поры минуло почти тридцать лет, но события воинской службы навсегда сохранились в памяти старосты и он рассказывал о войне в мельчайших подробностях, как будто это было вчера. Из-за этой войны Тимофей Ильич и женился поздно: пока встал на ноги с помощью отца и вот уже пятнадцать лет бессменно здесь старостой, потому что с людьми ладит по справедливости и поблажки не дает ни нашим, ни вашим.

Застольный разговор затянулся до темна, тем более, что староста попивал чаек вперемежку с чарками водки, чему старостиха не мешала: в одиночку, без участия учителя, Тимофей Ильич соблюдал меру, а важный разговор мужчин никогда не обходится без чарки-другой водки.

Расстался Иван со старостой почти дружески, хотя по возрасту он был ближе к дочерям и наравне с его сыном, но образованность на селе дает такой же почет, как и старость, а учитель в глазах сельчан – тот же барин, потому что из другого общества: не из крестьян. Староста пригласил Ивана к себе в дом на следующее воскресенье: к тому времени он поговорит с народом об учебе их детей и даст ответ учителю на его предложение организовать дополнительное обучение взрослых девушек.

Неделя промелькнула незаметно. Дни становились всё короче: не успеешь оглянуться, а за окном уже темнеет. Выпавший снег так и остался лежать и по селу ходили слухи, что не к добру это, коль снег выпал на сухую землю и остался в зиму не таявши.

По крестьянским приметам это было к неурожаю в следующем году и грозило суровой зиме нынче. Действительно, установились морозы за двадцать градусов, два-три раза еще подсыпало снега и Иван радовался, как своевременно он пошил себе пальто и сапоги. У местного скорняка он подобрал себе мерлушковую шапку и мог не опасаться больше морозов, спокойно прохаживаясь по селу, поскрипывая снегом под сапогами.

В субботу, староста через Арину передал свои извинения: ему по делам срочно надо съездить в уезд, и пусть Иван Петрович без обиды заходит в гости через выходной, тем более, что и крестьян на счет учебы их взрослых дочерей староста не успел опросить.

Иван принял это объяснения и в воскресный день пошел в церковь, куда не заходил вторую неделю. В церкви Иван послушал службу, поставил свечу, подождать батюшку Кирилла, чтобы показаться ему во всей своей зимней одежде и поблагодарить за присланных мастеров, что одели и обули учителя и тем самым сберегли его здоровье от стужи.