Страница 5 из 22
- Теперь еще и глупо ухмыляетесь, - добавила она. - Может быть, хоть представитесь даме. Или некий обет запрещает вам открывать имя, благородный рыцарь?
- Габриэль Эччеверриа, - снова раскланялся я, - здешний студент.
- Не отличающийся особенной галантностью в обращении с дамами, - тут же заметила Рафаэлла, - как бы не пытался это скрыть. Но, к сожалению, именно вы мне и нужны.
- Для какой цели? - Я подпустил в голос скабрезных ноток.
- Не для той, о которой вы подумали, - оборвала она меня, - синьор Габриэль.
- Так сообщите мне, синьора Рафаэлла.
- Научи меня фехтовать, - выпалила она одним махом, позабыв о напускной гордости и заносчивости и перейдя на "ты", что устраивало меня как нельзя больше.
- Я не настолько хорошо владею шпагой, чтобы кого-то учить. - Баал бы побрал мою патологическую честность! - И интересно, для чего вам это умение?
- Думаешь, женщина должна только стряпать и рукодельничать, да? - буркнула она. - А я вот, не хочу, понял! Не желаю! Мой отец, Вителодзо Адоррио, был одним из основателей Братства Шпаги, одним из Четырех шпаг, все потомки моей семьи владели шпагой, а я - последняя из нее - должна стряпать и рукодельничать. Не же-ла-ю!!!
Она раскраснелась и сжала кулачки, словно готовясь ударить меня снова, если я посмею, не приведи Господь, возразить ей.
- Но почему именно я? - спросил я, хотя в душе уже знал ответ и выражение лица Рафаэллы подсказало мне, что прав.
- Никто не хочет брать меня в ученицы, - протянула она почти шепотом.
Ну да, конечно. Салентина - одна из самых традиционных стран и для женщины здесь, действительно, уготован лишь один удел - именно стряпать и рукодельничать. И что теперь ей отвечать? Как же судьба любит ставить меня в самое идиотское положение!
- Даже не знаю, синьора Рафаэлла, - вздохнул я, потирая шею здоровой рукой. - Видите ли, я ранен в правое плечо и некоторое время не смогу взять шпагу в руки. Так что придется подождать.
- Ты ответь, Габриэль, - что это, мольба в голосе? - возьмешься или нет?
Отвечать здесь и сейчас, как я люблю такие положения, как говорил один мой друг, аж кушать не могу!
- Возьмусь, - сказал, как в омут шагнул.
Я покачнулся, вновь обхватывая ее за талию, потому что Рафаэлла буквально повисла у меня на шее, звонко чмокнув в щеку.
- Спасибо, Габриэль! - Она прижалась ко мне еще теснее. - Ты не представляешь как ты мне помог.
Хотелось бы еще знать в чем? Я и сам не заметил, как произнес это вслух.
- Обещай, что не станешь смеяться. - Рафаэлла и не думала размыкать объятий, а я и не настаивал на этом. - Я хочу войти в Братство шпаги.
Мне стоило определенных - достаточно больших - усилий, чтобы сдержать это безмолвное обещание.
- Ты всем об этом говорила, когда просила взять в ученицы? - как можно невиннее поинтересовался я.
- Я же просила не смеяться. - Рафаэлла таки отступила, укоризненно посмотрев на меня.
- Прости, Рафаэлла, я не хотел тебя обидеть.
- А я еще не решила, обижаться мне на тебя или нет. - Она притворно приложила пальчик к щеке, вроде бы раздумывая.
- Пока ты думаешь, - вспомнил я еще об одном немаловажном деле, - еще одно дело. Мне негде учить тебя. Осень уже в разгаре и очень скоро на улице фехтовать будет нельзя, не под дождем же, в конце концов, заниматься.
- Ну это смотря чем, - усмехнулась она и, клянусь, я услышал в ее голосе знакомые скабрезные нотки.
- Ай, не смущайте меня! - А я еще умею весьма удачно изображать из себя благонравную девицу из хорошего общества.
Рафаэлла не удержалась и прыснула в кулачок, затем взяв себя в руки, сказала:
- Вообще-то, это не проблема. Дома есть отличный фехтовальный зал, вот только заниматься там не кому.
- Тогда, думаю, начнем завтра, - произнес я, - ваш дом я сумею найти, ты же позаботься, чтобы меня пустили внутрь, а не выпустили собак на улицу.
- Но ты же говорил, - растерянной Рафаэлла выглядела еще симпатичнее. Баал, да я начинаю влюбляться в нее!
- Меня научили фехтовать примерно одинаково обеими руками.
- Так ты хотел отделаться от меня?! - растерянность мгновенно уступила место праведному гневу.
- Исключительно чтобы приять решение, потянуть время, что ли.
- Приходи завтра, - мгновенно заледеневшим голосом сказала Рафаэлла, - тебя пустят ко мне.
- Постой! - попытался я остановить ее, но она и не подумала поворачиваться, просто ушла, широкими шагами разбрасывая опавшие листья.
Ну и не идиот ли я после этого! Полный, нет, полнейший! Зачем было нужно, скажите на милость, говорить ей всю ту чушь, что я нес, а? Рафаэлла ведь, действительно, понравилась мне. Ну да ладно, как говориться, никогда не выпадет другая оказия произвести первое впечатление.
Высокий человек в синей униформе, не принадлежащей ни одной из армий этого мира, отбросил длинные серебристые волосы за спину и вытянул руки, ладони которых укрывали белоснежные перчатки. Сейчас ему предстояло самое важное, это был венец долгого и кропотливого - а главное, безумно опасного - труда. Приходилось колдовать в Ферраре - столице Церкви и Веры, откуда она начала распространяться по всему миру и где заполыхали первые костры ведовских и колдовских процессов. Безумие! Верно, но любовь способна толкнуть человека и не на такое. А тем более не-человека.
Собравшись с мыслями, волшебник - его звали Катан - начал медленно, нараспев, читать древние и могучие заклинания, способные потрясти самые основы мира, чем, к слову, он сейчас и занимался. Как бы в подтверждение, стены и пол заброшенной много лет назад церкви содрогнулись, как в болевом спазме, по ним побежала рябь, будто они были не сложены из камня, а состояли из воды. Покосившийся крест с обломанными "плечами" подернулся рябью, а следом прямо перед ним матерелизовался некто бесконечно прекрасный, исходящий слепящим глаза сиянием. Но оно не было помехой для Катана, увидевшего того, кого любил больше жизни, хотя и отлично зная, что для него он не более чем игрушка - маленький каприз. Ангел-бунтарь всегда любил только одного - такого же бунтаря как и он.
- Приветствую Вас, повелитель Розиэль, - опускаясь на колено произнес Катан.
- Ты отлично поработал, мой друг, - ответил названный Розиэлем. - Теперь пора вернуть моего возлюбленного братца.
Вздрогнув, немолодой человек проснулся в холодном поту. Давно, очень давно, его не мучили кошмары, он уже отвык от них, но никогда не забывал. С тех пор, как он вернулся из Брессионе они посещали его с завидной регулярностью. Немолодой человек помнил о них, считая неизбежной платой за тот почти мгновенный карьерный взлет, толчком к которому послужил как раз Брессионе с его тайнами, не разгаданными до сих пор, пускай и миновало уже... Впрочем он не хотел вспоминать сколько именно прошло лет, это каждый раз напоминало о том насколько же он немолод. Еще кое-кто, принимавший самое деятельное участие в тех событиях, не любила вспоминать о возрасте, но ей это простительно - дама все-таки.
Немолодой человек с трудом свесил ноги с кровати и поднялся, хотя все чаще ему не удавалось этого сделать без помощи юного инока, прислуживавшего ему. Однако сейчас не то время и не та обстановка, чтобы посвящать этого не в меру любознательного мальчишку во все тонкости, тут нужны исключительно верные и не раз проверенные люди и не-люди. Кстати, о не-людях, жаль, что брат Гракх вновь пропал в Брессионе, при нынешних делах он бы мог помочь лучше всего. Но нечего думать о том, чего нет, надо обращаться к той самой даме, не любящей вспоминать о возрасте.
Немолодой человек трижды постучал в резную панель на стене над кроватью. Через пару минут на пороге комнаты возник плотного телосложения человек, уважительно, но не подобострастно склонился в поклоне, готовясь выслушивать указания понтифика. Да, да, немолодой человек был именно Отцом Церкви Симоном VIII.