Страница 2 из 4
Итак. Получив через страдания и природную смекалку посредством подбитого необъ-яснимыми обстоятельствами прошлого зрака световой сигнал извне, мозг Вовы ещё более оживился и начал выстраивать простейшие причинно-следственные связи, чем, безуслов-но, обнадёжил впавшего в беспросветное уныние хозяина.
"Раз узрел свет, то, следовательно, - я вижу; если свет проистекает от солнца или лам-почки, - пока не суть важно - то и Вселенная существует; если же смог проанализировать сие - значит - я не только живой, но и с ума ещё, похоже, не двинулся", - пытался успо-коить он себя. "Если, конечно, я не на том свете или в непролазном сне, что, по сути, пока одно и то же, правда, второе - предпочтительней", - тут же сомневалось заваленное трудноразрешимыми задачами все ещё ослабленное сознание его. "Но как же, блин, гадко: во рту не меньше батальона кошек, наверное, нагадило; мною теперь хорошо тараканов морить - дыхнул на пруссаков, - и подметай угорелых кучками в совочек, пока не очухались", - неуклюже пытался Уклейкин взбодрится горькой шуткою. "Ой! А кости-то как ломит, будто Мамай прошёлся: где же это меня так обласкали? - ни чего не помню", - тут же раздосадовался он своим трагическим состоянием, пытаясь безуспешно пошевелить затёкшими частями тела, но в ответ повсюду чувствуя лишь глухую, зудящую боль и встречая отчаянное сопротивление пока ещё неподконтрольных частей плоти. "Интересно, есть ли в холодильнике хотя бы бутылка пива или Петрович, как всегда, без спроса одолжился?.. Если - нет, то - хана, - могу не дотянуть до магазина. Но если, Бог даст, - выживу, разнесу этого почётного пенсионера ко всем чертям. Господи, да когда же это всё кончится..."
Вова уже было начал, в связи с постепенным осознанием навалившегося на него из бездны неизвестности гнёта тяжелейшего похмелья, как всегда, предаваться критическим рассуждениям о своей несчастной судьбе и в сотый раз клясться, что впредь - он более не будет так издеваться над собою, как вдруг, - укололся пятой точкой обо что-то... Аромат раздавленной розы, словно едкий "нашатырь", удивительно быстро привёл в чувство, его едва не увядшую память.
"ЁКЛМН! Какая же я все-таки, чёрт меня подери, скотина!" - тут же внутренне громко разразился Уклейкин сам на себя уничижительной тирадой, вдруг пусть и отры-вочно, но таки вспомнив, что с ним приключилось, со злостью и даже остервенением рефлекторно почёсывая ужаленную шипами благородного цветка, простите, задницу.
А вчера приключилось следующее. Будучи приглашённым своим лучшим другом Се-рёгой Крючковым на его свадьбу, под самый занавес, Уклейкин устроил форменный скандал в виде драки по стандартным на то основаниям. Ну, о чём обычно ведутся споры в тёплой русской компании на подобных праздничных мероприятиях, когда количество выпитого уже в разы превышает соответствующие смертельные нормы ВОЗ (Всемирной Организацией Здравоохранения)? Да, конечно же, - о вечных и, кажущиеся неразрешимы-ми в начале и вполне очевидными в конце бурного обсуждения вопросами: о жизни и смерти, о любви и ненависти, о Родине и её врагах, о Боге и Дьяволе - смысле бытия од-ним словом.
Опуская в целом интересные, но слишком уж объёмистые и порой не форматные под-робности разразившегося под занавес свадьбы диспута о сути сущего и не явного, спон-танно переросшего в бурную потасовку между его участниками резюмируем: в конце - концов, какая свадьба без драки. Ну, с кем не бывает - главное, что все живы и относи-тельно здоровы, если не считать ссадин, вывихов и синяков. Ведь традиция штука не про-стая: веками вынашивается и как настойка, во времени выстаиваясь, становится только крепче. Хороша ли она или плоха, кажется со стороны, - дело десятое, ибо, как говорится, на вкус да цвет - товарищей нет. Но не зря, видимо, мудрые пращуры наши завели уклад такой на свадьбах. Есть в нём, значится, скрытый от поверхностного, близорукого и осуждающего взгляда потаённый и важный смысл, коли, целый народ от поколения к поколению хранит и несёт его с собой из прошлого в будущее в течение столетий тернистого движения по спирали познания мира и своего совершенствования в нём.
"И какой же, чёрт поганый опять меня дёрнул ввязаться в этот бессмысленный спор о смысле жизни - вон даже сейчас: "масло масленое" получается", - с отвращением воспо-миная обрывки вчерашних нелицеприятных событий, продолжал корить себя Уклейкин, безуспешно пытаясь преодолеть гравитацию, что бы по удобнее присев на полу оконча-тельно размять затёкшие конечности.
- Что значит какой?! Вы что ж, уважаемый, к нам так презрительно и обезличенно относитесь - меня, например, зовут Авов Никйелку, - вдруг, чётко, как гром среди ясно-го неба, услышал рядом с собой Владимир чей-то, как ему показалось, слащавый, но абсо-лютно уверенный в себе голос.
"Это что ещё за...абракадабра? Наклейка... какая-то... опять, что ли меня в сон бро-сило", - недоумённо и чуть настороженно подумал Вова.
- Это, Владимир Николаевич, - не сон, как вы изволили, выразится, а самая, что ни на есть реальность, но если вы в таком количестве будете и далее поглощать алкоголь, то белая горячка вам гарантирована раньше, чем осознание происходящего. И не "наклейка", а Уклейкин наоборот.
"Стоп, стоп...это как в "Зазеркалье" Кэрролла что ли?" - неожиданно быстро сориен-тировался жёстко стиснутый тисками непонимания воспалённый мозг Володи.
- Ну, слава Бо... ой! чур меня, чур, - извините, вырвалось: "поздравляю" - имел я ввиду: начали таки соображать, - смущённо осёкся, но затем также твердо и уверенно про-должил неизвестный Уклейкину холодный голос. - Я, кстати, всегда, отдавал должное вашей проницательности: жаль, что способности свои так бездарно растачаете, а мог-ли бы при известном усердии добиться куда большего, чем должность рядового коррес-пондента ведущего мизерную и сомнительную колонку в "Вечерней газете" о, якобы, не-изъяснимом.
"Позвольте, позвольте, вы, что же это мои мысли читаете: я же ещё и слова не проро-нил?" - удивившись, ещё более насторожился Володя, - и потом, какое вам дело: где и кем я работаю?..
- Ну, да... читаю мысли на расстоянии. А разве это криминал? В вашей же газетке, например, объявлений типа: "угадываю выигрышные номера лотерей", "восстанавливаю утраченный мозг" и прочей ахинеи - пруд пруди и никого в кутузку за это не сажают, даже напротив - народ в очереди стоит, дабы отдать "целителям" свои кровные. Вы с похмелья молчите, как телёнок, а у меня времени в обрез, что бы ждать, когда вы соиз-волите привести себя в чувства свойственные нормальному, трезвому человеку; ну, а где и кем вы работаете - мне, если честно, - совершенно по барабану: так-с...- профессио-нальная привычка знать, так сказать, всю подноготную подопечного.
Володя всегда (и в целом - заслуженно) считал себя человеком достаточно разумным, почти практичным: отчего, не смотря на вышеупомянутые проблемы связанные исключи-тельно с локальной необузданностью собственного характера, безошибочно обходил рас-ставленные расплодившимися в неимоверном количестве жуликоватыми дельцами жи-тейские капканы вроде всевозможных бесплатных лотерей, распродаж и т.п. Опора на здравый смысл, подкреплённая пусть и не плотно систематизированными, но обильными знаниями, почёрпнутые из родительской библиотеки позволяли ему почти всегда избегать бытовых пробоин с этой стороны бытия, в том числе и для и так бесконечно дырявого и тощего кошелька. И когда он что-то не понимал, то прежде чем принять решение или выразить своё мнение по тому или иному вопросу во главу угла ставился принцип отточенный народом веками на собственной шкуре: "Семь раз отмерь - один раз отрежь". Но сегодня от неожиданности и необычайности происходящего он, что называется: выпал в осадок, и начал медленно, как ему тогда показалось, сходить с ума...
"Да кто вы, чёрт меня задери, такой! Как сюда проникли?! И, наконец, по какому пра-ву вы лезете в чужые мысли?! Я вот сейчас глаза открою, встану и покажу вам, где раки зимуют!" - попытался, было, возмутится на не известного, не званого и крайне самоуверенного гостя Уклейкин. Но наглухо слипшаяся за сутки молчания после свадебных изобилий глотка, лишь еле слышно, совершенно неразборчиво и безобидно рыкнула чем-то среднем между писком нечаянно раздавленного слоном мышонка и хрипом подавившегося огромной сосиской щенка.