Страница 2 из 3
Жил он очень скромно и в полном одиночестве среди своих рукописей, каждый пятый день у него собирались дети, и он учил их мудрости. Он всегда рассаживал их вперемешку, не считаясь с положением их родителей в обществе. “Мудрость едина для всех. Она должна светиться в людях, как солнце, и приносить им покой, как луна. Она рождается из знания и учит любви, доброте и справедливости, уничтожает страх и делает человека свободным, придает смысл жизни, учит терпению и дарит счастье,” – внушал он им.
Он сторонился общества, так как не любил излишней суеты и шума и без особой надобности не сходил со своей горы.
Горный Старец любил полнолуние и всегда с нетерпением ожидал его. Он устраивался на крыше своего дома и часами не сводил с него глаз. Старик чувствовал, что полная луна обладает магической силой, все вокруг неуловимо менялось. От нее веяло не прохладой, а, наоборот, исходило странное тепло, которое можно было ощутить лишь внутренне. Он чувствовал, что сам наполняется какой-то энергией, что луна притягивает его и будоражит его душу. Между ними рождалась необъяснимая связь. Что за связь, он пока не мог понять, но в одном был уверен – в полнолуние меняется не только окружающий мир, но и он сам.
Круглый экран мироздания то сиял, то переливался матовым отблеском в обрамлении светящегося обруча, пятна на нем то сливались, то расходились. Он был прикрыт таинственной пленкой, которую он скорей чувствовал, чем видел. На нем постоянно что-то происходило и он всегда выглядел по-новому, от него исходила своя почти неуловимая мелодия, несущая в себе новое знание, закрытое пока для всех. Это знание особое, его надо прочувствовать, впитаться им, и Горный Старец надолго закрывал глаза, пытаясь ее ощутить, внимательно прислушивался и в эти моменты походил на изваяние.
Происходило неуловимое слияние души и тела, земли и неба, звука и тишины, рождалось одно единое состояние, несущее в себе покой и мудрость.
Так уже было не один год. Старец не пропускал ни единого полнолуния, после которого он чувствовал себя очень легко, наполненный жизнью и энергией. В нем рождалось неизведанное и пока необъяснимое. Он жаждал его и ждал, ждал терпеливо, ощущая себя на пороге новых открытий, нового мира.
***
Голоса появились снова. Они шептали ему, чтобы он не боялся. Лучше смириться. То, что наступит – произойдет непременно, так как от него не зависит и лучше быть готовым к этому. Новое неизведанное – не обязательно означает страшное, скорей всего просто неожиданное. Оно интересно хотя бы тем, что несет в себе новые ощущения, новую информацию, и он должен быть даже рад этому, так как он избранный. Немного погодя голоса, пользуясь его пассивностью и нерешительностью, постепенно переселились в него. Они принесли с собой новые откровения: оказалось все, что его окружает, имеет имена. Дуб, который растет у больничной стены, называется Ромом, а кусты под ним – Каицей. Даже муха, влетевшая к нему, имела имя. Ее звали очень смешно – Маха.
Все это он записал в дневник. Больной чувствовал, что становится спокойным со дня на день, мысли текли размеренно и плавно, хотя появлялись неожиданно и полностью завладевали им. Голоса радовались его состоянию, постоянно поощряли к умственной работе, он по-новому стал воспринимать мир и находил в этом много интересного и радость, становился более чутким и восприимчивым к звукам и запахам.
Вскоре он понял, что каждый день отличается от другого по своему аромату. Солнечный в отличии от пасмурного пахнет по особому, более приятно. Выяснилось кроме того, что звуки и запахи могут быть как холодными, так и теплыми.
После этого он совершенно неожиданно открыл, что в действиях людей много бессмысленного. Особенно это относилось к “Будке”. Его движения были машинальны и, чтобы скрыть это, он прикидывался равнодушным ко всему и оттого был молчалив. Сегодня он принес Библию, которую больной выпросил у главврача во время их последней встречи. Всю жизнь он отрицал то, о чем имел лишь слабое понятие и теперь ради интереса решил ее все-таки прочитать.
Голоса шептали ему, что не стоит зря беспокоиться и дело это никчемное, но больной сразу уловил в них лживость, так как во рту появилось неприятно-терпкий вкус. Когда санитар вышел, он открыл Библию и стал читать. Книга заинтересовала его, особенно ему понравились частые повторы и крайне простой стиль. С первых же страниц разыгралось воображение.
Мысленным взором он окинул Эдем, уловил запахи и звуки в нем. Очень понравилась ему Ева. У нее были мягкие длинные волосы, тонкий стан, миловидное личико, но в глазах ее сверкали бесовские искорки.
Адам же предстал пред ним полным мужланом и был похож на санитара. А вот змея оказалась фигурой весьма колоритной и в воздухе сразу запахло ядом.
Ной вызвал в нем симпатию, проделки бога показались неубедительными и несколько бессмысленными, но фраза “обонял Господь приятное благоуханье,” – наполнила комнату теплым приятным ароматом.
С минуту больной сидел неподвижно, пока вдруг не закашлял. Он отложил книгу и стал шагать из угла в угол. Его мозг напряженно работал, одна мысль стремительно сменялась другой, и он не поспевал за ними. Больной затряс головой, чтобы остановить их поток. Голоса, беспрестанно звучавшие в голове, мешали ему, не давали сосредоточиться. Он закрыл пальцами ноздри и рот. Через минуту кровь застучала в ушах, заглушила голоса. Когда поток мыслей оборвался, он вновь принялся дышать.
Теперь думалось спокойно, и больной в мыслях вернулся к моменту создания солнца и луны. Слово “светильники” показались ему немножко смешными, но довольно точными и решил дождаться ночи, чтобы сверить это слово с луной. Солнце его не интересовало и ему было все равно, как его называют.
Из прочитанного он еще более укрепился в убеждении, что человек создание бестолковое, особенно – женщина. Вместо того, чтобы вкусить запретный плод мудрости, надо было прежде всего вкусить из дерева жизни и стать бессмертным, а потом – как доведется. Жаль его не было там, он бы знал, что делать, а змее этой он бы шею свернул. Неплохо было бы и Еву хорошенько отхлестать этой самой змеей.
Эта мысль показалась ему настолько удачной и комичной, что он захлебнулся смехом, хохотал так долго, что чуть не лопнул и без сил повалился на кровать.
В коридоре зазвучал быстрый топот с ног.
***
-Да благословят тебя боги, Горный Старец!
Старик поднял голову. Перед ним стоял стражник. Высокий, крепко сбитый, тот был в полном вооружении. На боку висел меч, в руках были копье и круглый щит с изображением змеи, на голове – заостренный шлем покрытый причудливым узором. Он явно был недоволен крутым подъемом, из под шлема выбивались слипшиеся волосы, с лица стекал пот. Он тяжело опирался на копье, но старался выглядеть приветливо, хотя весь его вид выдавал обратное.
–Да будет их милость непреходяща, – ответил Горный Старец, откладывая рукопись.
–Верховный Жрец Самасы* просит прийти к нему. Ему нужна твоя мудрость, и он прислал за тобой колесницу. Она ждет тебя внизу.
–Сочту за честь поделиться ею, – ответил Старец, вставая с камня.
Оставив рукопись дома, он последовал за стражником. Пока спускались, тот не проронил больше ни слова. Так же молча подвел его к богато разукрашенной колеснице и вскочил на своего коня. Возничий приветствовал его, приложив руку к сердцу, помог взобраться на колесницу и, не спеша, поехал.
На колеснице с двух сторон были золотые изображения Самаса и люди, встречавшиеся на их пути, падали лицом вниз. Пока доехали до храма, стало уже темнеть. Объехав его, колесница остановилась у дворца Верховного Жреца.
Старца сразу препроводили в главный зал, где его уже ожидал хозяин, который сидел за столом накрытый фруктами и вином.
Отпустив движением руки сопровождающего стражника, он пошел на встречу со словами: