Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11



Начав с ленцой, и не совсем охотно, все разошлись. Некоторые перебрались на соседнее озеро, посчитав, что на нетронутой «ниве» «урожай» будет намного богаче. Но мы ошиблись. Здесь, конечно, тоже был неплохой улов, но видимо, в первом озере мы уже подняли такую муть, что вся рыба поднялась со дна и поэтому, в сеть шла более «охотно».

Нашим самым большим уловом на этом новом озере стала большая ржавая железяка, которая зацепилась так плотно, что распутывать пришлось всем вместе и заняло это не менее получаса. Когда я эту железку выволок на берег и стал рассматривать, то никак не мог понять – что же это такое? Взрослые, сначала просто махнули рукой, ерунда всё это. Что здесь может валяться интересного или хотя бы заслуживающего нашего внимания? Разве только доспехи времен Чингиз-Хана, но с тех пор железо в воде вряд ли бы сохранилось. Поскольку всё равно наступил стихийный перекур, интерес к находке всё же появился, и её стали рассматривать более внимательно. Я, как заправский археолог, принялся очищать этот предмет от грязи и посторонних включений. Вначале, это был просто бесформенный кусок ржавого железа. Когда я очистил его от грязи, налипших ракушек, приставших камушек и водорослей, стала вырисовываться какая-то необычная конструкция.

По сути, это была ржавая рамка, к которой по бокам крепились небольшие, но довольно массивные колёсики. И ещё, из неё торчала какая-то кочерга. В рамке было довольно много отверстий, но распознать, которые из них делал человек, а которые – ржавчина, было практически невозможно.

Тогда все стали высказывать свои мнения, которые, в основном сводились к тому, что это остатки какого-то сельскохозяйственного орудия.

Чуть попозже, высказал своё мнение и мой отец. Он сказал, что это, скорее всего тележка от пулемёта типа «Максим». А лежит тут она со времен гражданской войны.

Время было смутное, воевали все и со всеми.

Люди, вдоволь навоевавшись, стали расходиться по домам. Они старались избавляться от оружия, а более простого способа избавления, чем кинуть в озеро, и придумать трудно. Даже если кто-то и найдёт – пойди, докажи, что этот пулемёт мой.

А для меня самым интересным было то, что отец проговорился о пулемёте к этой тележке, и что он, скорее всего, лежит поблизости, но, судя, по состоянию тележки, от него осталась лишь труха да ржавчина.

На моё предложение: «Давайте поищем, может, пулемет найдем!» – взрослые ответили недоумёнными взглядами. Память о недавней войне была ещё живой, и неприятности, связанные с оружием – это и детские забавы, заканчивающиеся взрывами и увечьями, и взрослые «разборки» с использованием трофейного и наградного оружия, и ржавый пулемёт – это лишь повод для лишних расспросов и допросов в «органах».

Ну, ладно, – подумал я, – вы как хотите, а я как знаю. И себе «забил в мозгу», что обязательно вернусь сюда с друзьями. Тогда мы всё здесь проверим и, если что-то здесь есть, то обязательно найдём. Ведь если есть пулемёт, то должны быть и винтовки и пистолеты. Конечно, именно меня, больше всего волновал пистолет. Он ведь небольшой и спрятать его легко, это тебе – не пулемёт. Наши рыбацкие труды продолжались ещё в течение нескольких часов. Рыбалка выдалась отменная – щуки, лини, вьюны, караси, всего около трёх вёдер, не считая трёх мешков отборных раков. Несколько экземпляров можно было сравнить с омарами. Если взять руками за клешни и растянуть их в стороны, то можно было бы приложить к плечам взрослого мужчины, а хвост рака доставал до пупка. Вот какие огромные ракообразные вырастают в Самарской «глубинке»!

Мы вроде бы только наловчились порыбачить, поняли, где и как выманить и зацепить рыбу покрупней. Но очень быстро и неожиданно, окончился летний день, и стало ясно, что рыбалка тоже закончилась. Мы стали собираться домой. Распределили груз поровну, чтобы можно было всем одновременно добраться до дома, и чтобы никто не отстал из-за перегруза. Стали одеваться. Двое оделись быстро, а третий – всё ходил и что-то искал. Его окликнули, чтобы поторапливался, но дело было не в медлительности, просто он не мог найти свою одежду – один комплект пропал, и это была одежда моего отца. Собравшись вместе, мы устроили небольшой консилиум, подкреплённый следственным экспериментом, с выводом о том, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но, однако, это было. Факт – налицо, а одеться не во что.



Мы исследовали буквально каждый сантиметр площади, но безрезультатно.

В принципе, то, что случилось, было весьма загадочным. Мы были одни на протяжении несколько десятков километров, а одежды нет – и всё тут. И ни золы, как если бы она сгорела, ни каких-либо других следов её уничтожения не было. Да из одежды-то было всего – брюки, рубашка, носки да тапочки, которые когда-то назвались парусиновыми туфлями. Но без штанов в город – не поедешь. И поиски продолжились с утроенной энергией. Искали даже там, где и вообще быть-то не должно – в воде, в кустах за озером и на ветках деревьев.

Грустные мысли одолевали меня. Как найти одежду и вычислить воришку? И тут мне вспомнился не очень давний, произошедший год назад, случай. Тогда мы с ребятами хорошо проучили одного мелкого жулика и жадину. А дело было так. Летом мы со сверстниками часто устраивали вылазки на природу, в основном, за подножным кормом. Компания для походов на рыбалку, за щавелем или за ягодами собиралась обычно постоянная. А поскольку идти было довольно далеко, то, как правило, случайных попутчиков или приставал попросту не было.

Все ребята давно сдружились, поэтому всё, что из съедобного было у нас в котомках, делилось поровну на количество едоков, и подлежало совместному уничтожению путём съедания.

Лишь один из всей компании – Серега Куроед свою долю никогда в общий котёл не вкладывал, да ещё и норовил у друзей что-нибудь стащить, и естественно, ему ничего из общего котла и не доставалось. Надо сказать, что Серёга был сыном какого-то секретаря Райкома или Парткома и это делало его «неприкасаемым». Его семья была как бы «элитной», отец отоваривался прямо из «распределителя» (пункт, где получали материальные блага наши «народные» избранники и партийные работники, так называемая «номенклатура»), и по сравнению с питанием в наших семьях, у них ещё тогда был коммунизм, построенный в отдельно взятой семье. Мы ели в основном, редьку, картошку, капусту, тыкву, а по праздникам, иногда, мясные субпродукты (как их тогда в народе называли – сиська-писька-хвост). А эти «элитные» семьи пользовались всеми благами цивилизации. И вид окороков, буженины, колбас, консервов, сыра, икры и прочих деликатесов их не удивлял.

Больше всего наших ребят «бесил» тот факт, что этот «франт», мало того, что вместо обычных трусов носил какие-то «шорты», так он ещё и в одиночку поедал, взятые с собой консервы, спрятавшись от нас подальше.

Видимо, одних консервов ему было мало, поэтому довольно часто мы недосчитывались кое-чего из наших «общественных» припасов.

Бить его было нельзя – неприятностей нашим родителям – тогда не избежать. Даже прогнать его мы не могли. Этот печальный факт был для нас горьким. Много раз мы обсуждали варианты «мести», но ничего существенного, а тем более действенного, придумать не могли.

И вот однажды, во время нашего очередного «похода» мы как обычно расположились на обед. Быстренько уничтожив все, что было взято с собой, мы лежали в высокой траве и слушали рассказ одного из пацанов о том, как он с отцом ходил прошлой осенью на охоту. Конечно добрая половина из рассказанного была откровенным враньем, но все равно слушать было интересно. И вот во время нашей неторопливой послеобеденной беседы, из кустов раздался душераздирающий крик «отшельника». И было в этом крике что-то такое страшное, клокочущее, пугающее. Мы вскочили и помчались. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили виновника переполоха. Стоит себе под кустиком Серёга в позе рака и из него изливается всё, что он съел и влил ранее. А рядом с ним валяется начатая банка консервов. Мы, естественно, ничего не поняли, пока один из нас не поднял эту злосчастную банку. И тут же выбросил её, брезгливо вытирая пальцы. Потом как закатится, диким беспричинным смехом, не останавливаясь. Все оторопели. Запах содержимого, резко усиливающийся, при опрокидывании банки, объяснил происходящее. «Дерьмо о о о!» – завопил он. Всё сразу стало понятно.